Говорит космодром - Летунов Юрий Александрович (полная версия книги txt) 📗
Выступил и Владимир Михайлович Комаров:
— С первых встреч мы полюбили его как родного человека. Он нам открылся своей большой душой. Еще задолго до полета «Восхода» Сергей Павлович мне сказал: «Вам, инженер-капитан, быть командиром многоместного космического корабля».
Он был внимателен и чуток. Накануне нашего старта пришел к нам в домик. Поговорили, потом вышли на улицу, смотрели на звезды. Он сам хотел полетать на космическом корабле...
Сергей Павлович был человеком великого оптимизма. Он безгранично верил в дело, которому отдал свою жизнь. Его страстный оптимизм передавался и тем, кто собирался в полет. Мы были уверены, что все будет хорошо и почетное задание выполним. Трудно говорить о Сергее Павловиче в прошедшем времени. Ведь мы его любили как родного и близкого человека.
Трудно постичь таинство возникновения мысли ученого, проследить за ходом рассуждений, если они не оставлены на бумаге. Но часто бумага сохраняет только конечные выводы, формулы, расчеты. Интересен и поучителен ход рассуждений. Недаром А. С. Пушкин заметил: «Следовать за мыслями великого челозека есть наука самая занимательная».
Говорят, что Сергей Павлович видел детали в натуре, а не в чертежах. Дома всегда у него под руками были коробки с пластилином. Лепил детали, макеты кораблей, а уже потом делал расчеты и чертежи. Дома тоже была доска с мелом...
Герой «Жизни во мгле» Митчела Уилсона рассуждал так:
«Талант находить простейшее в самом сложном – вот что необходимо настоящему ученому. Иной раз, когда я читаю о крупных теоретических открытиях, у меня бывает такое чувство, словно я вижу, как человеческий ум опускается в страшную трясину невежества и взлетает оттуда к блестящим достижениям. И поверь мне, для этого нужно особое мужество. Человек должен уметь доверять своей интуиции. Все говорят – иди и добивайся сам, но попробуй предложи идею – тебя засмеют. Значит, нужно еще уметь не бояться того, что другие говорят, и не бояться собственных суждений...»
Это рассуждения писателя. Сопоставим их с раздумьем о творчестве конструктора космических кораблей и ракетной техники. С. П. Королев говорил:
«Писатель пишет книгу всю сам, что-то зачеркивает, что-то вписывает. Захотел бы современный конструктор сделать все расчеты сам, когда проектируемый аппарат содержит десятки тысяч деталей, и превратился бы в кустаря. Для этого не хватило бы ни сверхчеловеческого ума, ни сверхчеловеческих сил.
Конструктору нельзя уподобиться певцу, который зажмурил глаза и сам себе поет. Конструктор должен ставить задачи, прислушиваться к мнению коллектива. Мы вот целым КБ ищем, просчитываем».
«Я любил со стороны наблюдать за ним, – вспоминал о С. П. Королеве один из конструкторов, участвовавших в разработке первого искусственного спутника Земли. – Зайдет он другой раз поздно вечером в цех, где на стапелях лежало громадное тело ракеты, отпустит сопровождавших его инженеров и конструкторов, остановит жестом руки нетерпеливо добивающихся его не в меру ретивых мастеров сборки, возьмет табурет, сядет поодаль и молча смотрит на ракету.
Лицо задумчиво-задумчиво. Сидит, молчит. Смотрит. О чем-то думает. И тут же, словно стряхнув с себя владевшие им только что мысли, резко встанет. Другое, совсем не такое, как минуту назад, лицо. И каскад категорических, бесспорных, четких указаний. Успевай только ловить их на лету. Не дай бог забыть. Вспомнит потом к случаю, и если забыл – пеняй на себя!»
Сергей Павлович – наш современник и в то же время человек, который, как истинный ученый, шел впереди века. Память о нем бессмертна. Вот почему мне, как и многим, дорого каждое воспоминание, каждая черточка, подмеченная теми, кто его знал.
Сергей Павлович трудно сходился с людьми. Боялся разочароваться, иногда оправдывал их неверные поступки. Детство без отца, ранняя самостоятельная жизнь в юности не забывались, поэтому он был особенно внимателен к молодежи. К космонавтам относился не только как к испытателям космической техники, но по-отечески интересовался их жизнью, бытом, настоял на том, чтобы они учились в академии. В конструкторском бюро у него было несколько воспитанников, молодых людей, которые рано потеряли родителей или нуждались в помощи. Каждому помогал деньгами. Требовал отчета – как живешь, как учишься. Находил время для бесед.
Помогал семье рабочего, который погиб при испытаниях. Тяжело переживал гибель человека, с которым начинал дело.
Если на работе Сергей Павлович был сгусток энергии, то домой приходил утомленный. Почти двадцать счастливых лет с ним рядом была Нина Ивановна – жена, сердцем понимавшая, какую тяжелую ношу несет ее муж. Она была далека от формул, сложных расчетов, машин и механизмов, которыми он жил, но душой чувствовала и его настроение, и тягость забот, понимала его нервное напряжение. Она умела молчать, когда знала, что ему надо побыть одному. Она говорила ему то, что мог сказать только верный друг. Иногда тяжесть горячего спора он приносил домой вместе с обидой, нервничал, а она ему спокойно советовала: «Давай разберемся, может быть, и ты неправ»...
К. С. Станиславский сказал крылатую фразу о том, что режиссер умирает в актере. И если позволительно перенести эту мысль применительно к делам Сергея Павловича, то можно сказать, что Главный конструктор жил в космонавтах. Но режиссера во время премьеры вызывают на сцену! А Главный конструктор всегда был в зале...
Врожденный такт помог Нине Ивановне уберечь Сергея Павловича от невольно наносимых ран, от приторного вкуса тщеславия.
Она берегла его покой дома. Так было с первых дней. Они познакомились в 1947 году, когда она работала переводчицей, а он был главным конструктором одного из отделов института, занимавшегося проектированием ракет. Это потом пришли почет, звания. А тогда была однокомнатная квартира в стандартном доме, казенная мебель, простыни и подушки, любезно предоставленные завхозом приезжему сорокалетнему холостяку, пережившему не только тяготы войны.
Вскоре после женитьбы Сергею Павловичу выделили еще одну комнату, но он ее отдал старому другу по ГИРДу, который бедствовал с жильем.
Душой отдыхал в кругу родных, где ценили его не за звания, не за заслуги, а за доброе отношение, где было принято уважать рабочего человека. Он обижался, если ему оказывали излишние знаки внимания, если вдруг уступали место у телевизора.
Нина Ивановна всегда была рядом. Утром, когда он уходил на работу, обязательно оглядывался на окна. Она всегда провожала его. Он ее – только однажды, в больнице, накануне операции, после которой им не суждено было увидеться. Проводил до лестницы, крепко обнял, поцеловал и сказал:
— Я не пойду дальше. А то ты, когда спускаешься с лестницы, машешь мне рукой и не смотришь на ступеньки – еще упадешь.
Он ценил внимание близких. Иногда говорил Нине Ивановне:
— Мало внимания я тебе уделяю... Нелегко тебе со мной...
— Что ты, Сережа!
— Знаю, трудно. Редко мы с тобой где-нибудь бываем. Хочешь, куплю билеты в театр? Все брошу, и пойдем вечером.
Но работа не отпускала. Звонил и извинялся:
— Сходи с кем-нибудь, пожалуйста. В следующий раз пойдем обязательно вместе...
Когда возвращался домой, то на тумбочке находил билеты с неоторванным контролем.
В субботу звонил домой: «Сегодня до победного, а завтра отоспимся». Приезжал домой часов в 11 вечера. Сил порой хватало только на то, чтобы мельком просмотреть газету. В воскресенье спал часов до десяти. После завтрака говорил: «Пойду в сад». Ложился с книгой на диван под картиной, где были нарисованы деревья. Нина Ивановна приносила подушку и плед. Часто засыпал с открытой книгой. Редко воскресные дни проводил дома целиком. После обеда говорил: «Съезжу на часик». Возвращался часа через три-четыре...
В редкие дни отдыха в санатории под Москвой или на юге не мог оторваться от раздумий. И, как бы извиняясь, говорил: «Трудно сразу отключиться».
Сергей Павлович имел пристрастие к старым вещам. Большого труда стоило Нине Ивановне заставить мужа поменять костюм. На космодром ездил почти всегда в одном и том же, «самом счастливом». Этот костюм не раз приходилось реставрировать, но отказаться от него Сергей Павлович не мог... Любил цветные рубашки. Носил их без галстука.
