Говорит космодром - Летунов Юрий Александрович (полная версия книги txt) 📗
Привязанность к привычным вещам сказывалась в мелочах: всегда носил в карманах огрызки карандашей, изрядно потертый ластик... И всегда в кармане были две монеты по копейке. Может быть, по старой привычке авиатора считал, что они приносят счастье! И когда потом, после операции, Нина Ивановна открыла шкаф, то увидела, что почти у всех пиджаков вывернуты карманы. Искал «счастливые монеты», искал свой «талисман».
Любил фотографироваться, хотя почти не имел фотографий. Как-то увидел, что его сфотографировал на аэродроме знакомый журналист. Звонит:
— А где снимки? Буду через час у себя, подвези...
Однажды без всякой видимой причины решил сфотографироваться. Достал медаль лауреата и Золотые Звезды Героя. Попросил жену подобрать костюм и галстук. Эта фотография и была опубликована в газетах вместе с некрологом...
Любил уменьшительные слова: «копеечки», «сердечко»... Перед операцией спрашивал у доктора, сколько лет может послужить его сердце.
Доктор растерялся и неуверенно сказал:
— Я думаю, лет двадцать.
Сергей Павлович немного помолчал, потом, словно высказывая мысли вслух, тихо промолвил:
— Мне хватило бы и десяти, хотя нужно еще многое сделать...
Первую в СССР крылатую ракету Сергей Павлович Королев испытал в полете в 1934 году, когда ему было двадцать семь лет.
Первый в мире космонавт Юрий Алексеевич Гагарин стартовал в 1961 году, когда ему было тоже двадцать семь лет. Древние говорили:
ПОЛЕТ В БЕССМЕРТИЕ
22 апреля 1967 года. Космодром.
На диване в холле гостиницы в синем тренировочном костюме сидит Владимир Михайлович Комаров. Немного задумчивый, сосредоточенный, он кажется усталым.
На Владимира Михайловича направлены кинокамеры. Администратор картины рядом с диваном «для антуража» поставил пальму.
До старта остается совсем немного, и, чтобы сразу удовлетворить запросы пишущих, говорящих и снимающих, решили провести одну общую пресс-конференцию.
— Владимир Михайлович, хотелось бы узнать о том, что вам дали два с половиной последних года. Как вы готовились к полету?
— Два с половиной года, прошедшие после полета корабля «Восход», были годами подготовки к новому полету. Корабль совершенно новый, я бы сказал, более сложный, чем те корабли, на которых летали мои товарищи и друзья, и на котором я летал в прошлый раз вместе с Константином Петровичем Феоктистовым и Борисом Егоровым.
— А чем отличалась эта подготовка от предыдущей?
— Мы очень много занимались. Занимались на заводах, в различных конструкторских бюро, в лабораториях. Изучали те системы и оборудование, которые предполагалось поставить на новом корабле. Сама подготовка существенно не отличалась: обычная наша, повседневная работа в центре подготовки, где мы работаем, где занимаемся и готовимся к очередным полетам.
— Вы говорите, что это «обычно». И все-таки ваша профессия-то необычная, редкая пока профессия...
— Ну, я не знаю, как говорить об этом, о профессии. Когда вот впервые летал Юра Гагарин, тогда это было как-то все необычно. И мы волновались. Не знали, как пойдет наша работа дальше. А сейчас, после того, как было сделано несколько полетов на кораблях «Восток» и «Восход», когда мы уже вполне определенно можем сказать, что работать и жить в условиях космического пространства можно, наши полеты становятся... ну, обычными в какой-то мере.
И в то же время, конечно, необычными, потому что вот, например, предстоящий полет необычен тем, что это будет полет на новом корабле, значительно отличающемся от тех кораблей, на которых мы летали. И даже по размерам своим отличающемся.
— Владимир Михайлович, как ваши занятия в адъюнктуре?
— Вы задали такой вопрос, на который ответить трудно.
— Сложно сочетать учебу?
— Трудно, конечно, потому что подготовка полета отнимала все время и мы действительно были заняты, как говорят, с утра и до позднего вечера. И поэтому в учебе наступил некоторый перерыв.
— Понятно. Еще вопрос. Как ваша семья относится к тому, что вы летите второй раз в космос?
— Когда я собирался в первый полет, у меня жена узнала о том, что я должен лететь, только после того, как был произведен пуск корабля. Сейчас она тоже определенно не знает. Но по тому, как шла работа у нас в центре, по тому, что уезжали многие товарищи по своим служебным обязанностям, она тоже догадывается, что полет должен быть. Но что я должен отправиться в полет, она этого не знает.
Старт «Союза» был назначен на рассвете.
В голубых лучах прожекторов, дымящаяся, в белом инее, виднелась ракета-носитель и обтекатель космического корабля. На черном фоне неба – серебряные силуэты людей.
Автобус с космонавтами пришел за два часа до старта. Комаров легко, молодцевато выпрыгнул из машины. Строевым шагом направился к членам Государственной комиссии:
— Товарищ председатель Г осударственной комиссии! Летчик-космонавт Комаров к полету на космическом корабле «Союз» готов!
Вместе с Комаровым приехали Гагарин, Леонов, Николаев...
Плотно окруженный людьми невысокий человек в серых брюках и голубой куртке не спеша пошел к ракете. Остановился.
— Желаю счастливого полета!
Крепкие мужские объятия...
— Счастливого полета!
— До свидания!
Вместе с Комаровым в кабину лифта входит Гагарин.
Лифт медленно ползет к вершине ракеты. Вспыхивают аплодисменты – на верхней площадке прожектора высветили голубую куртку.
Руки Комарова сжаты в приветствии над головой.
Поклон вниз, Земле, людям. Еще приветственный взмах рукой, и он идет в корабль...
Пустеет стартовая площадка.
Начинается переключение телевизионных камер.
Из дикторской кабины хорошо видна ракета. Вот-вот должно появиться солнце. Но оно не успеет! Человек сам пойдет навстречу солнцу!
Томительные минуты ожидания.
Я в первый раз вижу готовую к старту ракету на экране телевизора, точнее – на экране монитора. Пытаюсь подобрать сравнение. Ничего не получается... Ракета похожа, когда крупным планом показывают ее отдельные части, на стоящий под парами паровоз. Конечно, «паровоз» – слово не к месту, но тогда другого не нашел...
Режиссер переключает камеры, скользит по ракете вверх, вниз, то остановится на каком-то узле, то ищет лучший ракурс.
Наконец камеры замирают на общем плане. Во весь экран – ракета.
Объявляется минутная готовность.
Осталась минута до начала набора стартовой схемы. А до истинного, видимого взлета ракеты-носителя от стартовой площадки остается около четырех минут.
Слышна команда: «Ключ на старт!» По этой команде подготавливается к работе система автоматического включения двигателя.
Руководитель пуска дает команду закрыть дренажные клапаны. Топливные баки полностью изолированы от атмосферы. Прекращается парение. Вспыхивает пламя. Раздается все заглушающий победный гром.
Мы видим клубы дыма. И освобожденная ракета яркой звездой с нарастающим грохотом медленно отрывается от стартового стола. Расступаются облака, которые окутывали небо. Расступаются пронизанные пламенем ракеты. Виден четкий инверсионный след.
И очень спокойный голос Комарова:
— Я – «Рубин», все хорошо, перегрузки совсем небольшие. Обтекатель отделился... Сейчас открою шторки иллюминатора... Черное небо. И в левом, и в правом иллюминаторе черное небо... Солнце где-то подо мной, сзади...
Что думают, что испытывают сейчас те, кто окружает нас? Мои товарищи. Оглядываюсь. Все спокойны и как-то необычно сдержанны...
— Полет нормальный! Машина идет устойчиво. Давление в камере сгорания в норме.
В космосе и на Земле с космическим кораблем «Союз» шла напряженная работа.
У всех вызывала одобрение работа Комарова, его четкие, деловые доклады и квалифицированная оценка технических характеристик «Союза». На девятнадцатом витке было принято решение совершить посадку.
