Дети Ноя - Жубер Жан (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Мы с ним оделись потеплее, словно собирались в полярную экспедицию, прихватили лопаты и веревку. Сестра, конечно, запросилась с нами, но Па, который обычно во всем ей потакает, на сей раз отказал наотрез, сказав, что об этом даже речи быть не может. Она останется с матерью, а попозже, если дорога окажется свободной, мы за ними вернемся. Напрасно Ноэми умоляюще гримасничала и проливала слезы — отец был неумолим.
Когда мы пересекали двор, я искоса глянул на Зоин гроб, косо торчащий из сугроба. Сердце у меня сжалось при виде этого ящика посреди грязного снежного месива, и я поскорей отвернулся.
Ма стояла на пороге, держа за руку Ноэми, и на лице ее читался тоскливый страх.
— Ради бога, поосторожнее! — сказала она. — В случае опасности немедленно возвращайтесь.
— Ну, разумеется! Пошли, Симон! Старайся шагать за мной след в след.
Наши сапоги с громким чавканьем вытягивались из вязкого мокрого снега. Добравшись до ворот, мы атаковали лопатами подпиравший их сугроб и через четверть часа проложили себе через него путь. На дороге снегу было значительно меньше, иногда подошвы даже стучали об асфальт. Отец, шедший впереди, продвигался медленно, опираясь на лопату, как на трость; на плече у него висела связка веревок.
Обернувшись к дому, он в последний раз прощально махнул рукой, и мы стали спускаться в овраг, по которому катились потоки воды. Шум стоял такой оглушительный, что объясняться мы могли только жестами. Вся дорога была завалена рухнувшими пихтами, и мы с трудом продирались сквозь их могучие ветви.
К счастью, мост уцелел, но вверх по течению все русло было забито огромными льдинами, видимо принесенными сюда потоком, — они громоздились друг на дружку, образуя настоящую плотину, через которую перехлестывали тугие серые массы воды, с грохотом разбивавшиеся о тесные стены ущелья. Бурлящая вода вздымалась до самой арки моста, и, когда мы проходили по нему, горбясь и отворачиваясь от ледяной зыби, секущей лицо, я невольно думал: а вдруг эта плотина внезапно рухнет, и нас тут же сметет, унесет разбушевавшаяся стихия? Все же мы более или менее благополучно добрались до другого берега, где идти было значительно легче, так что мы довольно быстро одолели несколько сот метров. Но затем наткнулись на завал из камней и деревьев, через который, хочешь не хочешь, пришлось перебираться. Гул потока немного утих, и я услышал крик отца: «Осторожно, смотри не поскользнись! На-ка вот, обвяжись!» И он бросил мне веревку, которую и сам обвязал вокруг пояса. Я спотыкался о камни, исходил потом, ветки больно хлестали меня по лицу. Окрестности, растерзанные лавиной, стали неузнаваемыми, на большой поляне не осталось и следа от хижины лесорубов.
Вскоре тишина сменилась рокотом другого потока; достигнув его, мы убедились, что здесь мост разрушен, а его обломки, разметанные волнами, ни на что уже не годны.
Я подошел к отцу, который, опершись на лопату, грустно созерцал бешено несущуюся воду. Он взглянул на меня и покачал головой:
— Ничего не поделаешь. А жаль, мы уже столько прошли!
Тут я заметил ссадину у него на виске.
— Ты поранился? У тебя кровь, вот здесь.
— А, ерунда, веткой царапнуло, — ответил он, вытирая ранку платком.
И в этот миг, случайно подняв глаза, я увидел в туманной мороси на другом берегу человека.
Человек стоял в сотне метров от нас, на середине круто уходящего в воду берега. В том месте все самые высокие пихты были выворочены с корнем, и он, стоя на прогалине, спиной к нам, усердно рубил одно из уцелевших деревьев у входа в ущелье. Похоже, он был настолько занят своим делом, что не заметил нас и не обернулся, хотя мы вопили и махали руками что было сил.
Появление первого человеческого существа после более чем двухмесячной изоляции внезапно развеяло тот тоскливый страх, который так угнетал Ноэми и меня и который не могли победить все бодрые заверения отца: страх, что одни мы только и выжили в этом опустошенном катастрофой мире. Он терзал нас и днем и ночью, нам случалось и проливать из-за него слезы. И теперь один лишь вид человеческой фигуры избавил меня от этого гнета.
Отец внезапно перешел от разочарования к возбуждению, мало ему свойственному. Мы кинулись в подлесок, не обращая внимания на колючие кусты и снежные ямы, куда-то и дело проваливались чуть не по пояс. Па продолжал кричать и размахивать руками. Один раз он упал, но тут же вскочил на ноги и снова принялся карабкаться по склону, становившемуся все круче. Внезапный порыв ветра разорвал завесу тумана, и мы узнали в неизвестном человеке Себастьена.
То ли до него все же донеслись наши крики, то ли он почувствовал — он всегда утверждал, что ему «дано такое чутье» — наше присутствие, но он вдруг поднял голову. Выронив топор, он судорожно замахал руками, и мы увидели, что он широко разевает рот. Наверное, тоже кричал, но его голос терялся в реве воды. Мы все трое жестикулировали, как глухонемые, а беснующийся поток тем временем обдавал нас своими ледяными хлещущими брызгами.
Наконец Себастьен указал нам на дерево, где его топор уже оставил глубокую зарубку, и жестами объяснил, что хочет повалить его поперек потока на манер моста. Ущелье в этом месте сужалось метров до пятнадцати, так что план этот, при большой ловкости и мало-мальском везении, был вполне осуществим. Ну а ловкости Себастьену не занимать, и, хотя он уже давно сменил топор на электропилу, все старые ухватки лесоруба остались при нем.
Выразив нам жестами свою радость, он принялся так яростно врубаться в ствол, что щепки полетели во все стороны. Перед тем как нанести последние несколько ударов, он сделал нам знак отойти подальше. Пихта заскрипела, вздрогнула, замерла, словно раздумывая, потом медленно наклонилась и рухнула, под громкий треск ломаемых ветвей. Верхушка ее утонула в снегу в нескольких метрах от нас, и дерево замерло.
Мы радостно завопили, а Себастьен победно вскинул руки. Однако ему пришлось еще добрую четверть часа сражаться с преграждавшими путь ветвями, обрубая их топором по мере продвижения по стволу над потоком. Мы попытались пойти ему навстречу, но от наших лопат толку было мало, и пришлось нам дожидаться на берегу, ободряя Себастьена криками. Несколько раз он чуть не сорвался со скользкой коры, движения его замедлились — видно, от усталости. Но наконец он вынырнул из спутанных ветвей и, отбросив топор, кинулся к нам.
Это был такой трогательный миг, что я не скоро его забуду. Себастьен обнял и стал целовать моего отца, потом меня. Его усы, мокрые от пота, щекотали мне лицо. Мы говорили все разом, как сумасшедшие, и на глазах у нас стояли счастливые слезы.
Мало-помалу из сбивчивых слов друг друга мы поняли, что обе наши семьи остались целы и невредимы. Жоль почти не пострадал в катастрофе, если не считать того, что часть крыши его дома просела под тяжестью снега. Себастьен не без труда подпер ее балками и тюками сена. Да, им тоже пришлось пережить трудные дни, но зато еды у них хватало, так как они сохранили своих пятерых коров, зарезав двух свиней и засолив их мясо, а кроме того, у них еще оставалось зерно и несколько центнеров картофеля.
Себастьен мотал головой и кричал: «Ну, черт побери, такого снегопада мы отродясь не видывали, мир с ума сошел, ей богу, и чем это все кончится, кто знает?»
Да, он совсем не изменился, наш Себастьен, — так же энергично жестикулировал и вопил во все горло, едва не заглушая шум потока.
Узнав, что у нас почти кончились запасы продовольствия, он тотчас предложил свою помощь: еще немного, и он побежал бы домой, чтобы самому принести нам продукты. Но отец удержал его, сказав, что это не срочно, да и путь долгий, а наши семьи, наверное, уже беспокоятся.
— Ладно, тогда до завтра. Рассчитывайте на меня, — заверил Себастьен. — Я приготовлю все, что нужно. Вот увидите, теперь дело пойдет; главное, мы вместе!
— А деревня? — спросил отец. — Вы о ней что-нибудь знаете?
