Мизерере - Гранже Жан-Кристоф (читать книги TXT) 📗
Сел в ожидавшее его такси и бросил водителю:
— Мне нужно найти дежурную аптеку.
Шприцы. Спирт. Вата. А главное, надо отыскать укромное местечко для операции «катарсис». Он не поедет к себе на улицу Амло. И не остановится в пригородной гостинице. Можно податься в забегаловку и взять чай с лимоном. Чай из-за ложечки. Лимон из-за сока. Но при одной мысли о том, чтобы ширяться в грязной уборной, его замутило.
Шофер остановился под неоновым крестом. Переливчатый зеленый свет. Серое небо. Волокин выскочил на тротуар. Собственная подвижность стала для него приятным сюрпризом. Он сможет продолжить расследование, не дожидаясь полного выздоровления.
Сыщик прошел по аптеке мимо косметических кремов и наборов для мгновенного похудания. Встал впереди очереди и сделал заказ не терпящим возражений тоном.
Аптекарша осмелилась спросить:
— У вас есть рецепт?
— Нет. Но я спешу. У меня героиновая зависимость.
— Вы шутите?
Волокин показал ей полицейское удостоверение.
— Конечно. Мой напарник — диабетик. Он ждет меня в машине. Вы не могли бы поторопиться?
Женщина как будто успокоилась. Через три минуты он был уже в такси, сжимая в руках свою добычу.
— На бульвар Вольтера, — приказал он.
Теперь он знал, куда податься. Никакого другого убежища ему не найти. Через несколько минут он был на месте. Ворота открыл универсальным ключом, а замки с тройной фиксацией — отмычкой. Ногой прикрыл за собой дверь, и его захлестнула волна блаженства. В каком-то смысле он был у себя дома.
Дома у Лионеля Касдана. У Старика.
Он сбросил на пол сумку и куртку. Расположился в спальне, сперва помыв руки и отыскав на кухне ложечку и лимон. Содрогнувшись при мысли о совершаемом кощунстве, нашел галстук, чтобы использовать его вместо жгута. Затем уселся на край кровати и приступил к ритуалу. Его охватило странное спокойствие. Впервые он готовил укол с совершенно определенной целью.
Сегодня героин заменит сыворотку правды.
Он положил вату в ложечку. Погрузил иглу в пропитанные героином волокна. Яд потек в шприц. The needle and the damage done. Игла и ад. Волокина не мучила совесть. Он сказал себе: «Это ради доброго дела». Он сказал себе: «Это в последний раз». Потом, улыбнувшись, добавил: «Нельзя доверять нарку». И усмехнулся. Он вступил в магический круг. Туда, где все уже не в счет, кроме наступающего блаженства.
Он ввел иглу в вену. Нажал на поршень. Почувствовал, как внутри растекается жаркая волна. Он мог бы написать книгу о скорости кровообращения. О магической сети вен, по которой с невиданной быстротой распространяются вечная нега и мудрость.
Несколько секунд он наслаждался приходом. Все отступило. Мир. Его власть. Вес. И сменилось невероятной, сладостной легкостью. Время исчезло. Выгнувшись от удовольствия, Волокин воображал, что он катается на доске по млечной пене. Воздушные пузырьки нежным ветерком потрескивали в ушах, словно в какое-то безумное утро он забыл смыть гель для бритья…
От невыносимого блаженства у него перехватило дыхание. Он икнул. Такое случается сразу после оргазма. Потом медленно откинулся назад, на кровать, покачиваясь от наслаждения и ясности. Он превратился в тело, вращающееся по орбите собственного удовольствия, собственного мозга, томившегося на слабом огне, золотистого, словно будда в глубине грота.
Вспомнить…
Сосредоточиться на прошлом, чтобы разрубить узел правды…
Он закрыл глаза и почувствовал, как что-то в нем поддается.
Что-то хрустнуло, сильно, как кость под руками остеопата.
И потом, черт… да, дверь открылась…
Произошла вспышка, и он узнал.
61
Первым впечатлением от Колонии стали ворота с электронным замком, изгородь из стальных прутьев, ощетинившаяся острыми лезвиями, очевидно под напряжением, и сторожевые башни. Навстречу ему вышли два молодых человека. С румяными кукольными лицами и тонкими волосами, укутанные в толстые куртки из черного полотна, как у железнодорожников прошлого века.
Они заставили Касдана выйти из машины. Тщательно ее осмотрели. На выезде из Флорака армянин припрятал пистолет в углу багажника, под запаской. Охранники поинтересовались, нет ли у него с собой камеры или фотоаппаратов: любые съемки на территории Колонии запрещены. Изучив его документы, очень вежливо попросили разрешения его обыскать. Подобная бдительность выглядела нелепо. Речь шла всего лишь о концерте вокальной музыки, проходившем в безобидной общине. Но армянин не стал возражать. Неподходящий момент, чтобы обращать на себя внимание. Одно то, что он парижанин, делало его подозрительным.
Охранники поблагодарили его. Все это выглядело крайне двусмысленно: с одной стороны, мягкость и любезность в обращении, с другой — личный досмотр и острия на ограде. Касдан снова сел в машину. Он въехал в ворота со странным ощущением любопытства, к которому примешивался страх…
Теперь он ехал по территории Колонии и мог судить о ее размерах. Насколько хватало глаз, простирались возделанные поля, образуя правильные геометрические фигуры. В это время года почти все пашни были голыми. Часть земли прикрыта пленкой. А некоторые участки, возможно предназначенные для выпаса скота, представляли собой скошенные лужайки. На горизонте, словно серебряные колокольни, возвышались силосные башни.
Угодья растянулись на несколько километров. Касдан взял с собой распечатки страниц с сайта «Асунсьона», но не успел их прочитать и не представлял, какой именно сельскохозяйственной деятельностью занимались последователи Хартманна. Даже в период зимней спячки эти земли буквально дышали плодородием и тучностью. Во всем здесь ощущались размах и богатство бывшей Колонии в Латинской Америке. Словно чилийцы перенесли во Францию первозданное величие своей родины. Целинные земли, нетерпеливо ждущие посева.
Показалась очередная ограда. На сей раз деревянная. Стена вилась среди зарослей, повторяя очертания косогоров, словно Великая Китайская стена в миниатюре. Касдан вспомнил об акации ситтим и о тросточках. Этот забор сколочен не из столь редкого дерева, но Касдан не сомневался, что и здесь, возводя твердыню против современной цивилизации с ее пороками, использовали благородную древесину. Общественные строения Колонии — административные здания, больница, церковь, школы, общежития для сельскохозяйственных рабочих — очевидно, располагались за забором.
Новый пропускной пункт. С еще более строгими правилами.
На этот раз охранники — все те же здоровые и вежливые парни — осмотрели машину снизу с помощью зеркала, тщательно обыскали багажник. Касдан снова подумал о своем пистолете, но он был закреплен прямо внутри колеса. Ему пришлось снять пальто и ботинки, пройти через рамку металлоискателя. У него опять потребовали документы и сфотографировали их цифровым фотоаппаратом. Было пятнадцать десять, но Касдан не беспокоился. Он догадывался, что здешние жители общались по рации и концерт без него не начнется.
Он попробовал завязать разговор:
— Много народу приехало?
— Как каждый год.
Он кое-что заметил. Какую-то особенность в голосе говорившего, может быть акцент.
— А что будут петь?
— Вам дадут программу.
Нет, это не акцент… Что-то в тембре голоса, от чего становилось не по себе. Касдан открыл было рот, чтобы продолжить разговор, но ему вернули документы вместе с планом, на котором был отмечен маршрут. Разговор окончен.
Дальше шла асфальтированная дорога, вившаяся среди густых зарослей, напоминавших корсиканские чащи. Кое-где разбросаны постройки, полускрытые деревьями и тростниками. Все здесь было распланировано, словно на картине, и уже ничем не напоминало степи Косса. Рельеф местности, посадки — все будто расчерчено человеческой рукой. Загадочным образом смятение, вызванное голосом пограничника, только усилилось от этого слишком правильного пейзажа. Все здесь казалось искусственным.
Дома из темного или светлого дерева, но построены по одному выверенному образцу. Хартманн со своей шайкой предпочел баварскому стилю строгие, крепкие строения, способные выдержать холод и снег. Двойная крыша защищала их от непогоды, а стены, обшитые тщательно подогнанным тесом, зимой хранили тепло, а летом прохладу.
