Анатомия страха (СИ) - Рябинина Татьяна (читать книги без txt) 📗
Заедая хлеб огурцом и запивая «Балтикой», Дима напряженно думал. Казалось, даже мозги скрипят. Впрочем, скорее всего, это просто хрустел огурец.
Если это действительно Гончарова… «Академическая». Универсам. Полные сумки. Это раньше тетки в обеденный перерыв хватали авоськи и бежали в ближайшие продмаги, чтобы ухватить хоть что-нибудь. А потом везли их, надрываясь, через весь город, потому что вечером порою было не купить даже хлеба. А сейчас такой нужды нет, купишь что угодно даже ночью. Было бы на что. Полные сумки закупают либо впрок, либо к особому случаю. И недалеко от дома. Значит, или она живет рядом, или несла продукты кому-то другому.
Но хозяйки редко отовариваются по полной программе в универсаме. Они знают, где что дешевле, хоть на рубль, и бегают от ларька к палатке. Либо идут на оптушку. Гончарова хоть и не хозяйка, но кушать ей тоже надо. И купит она все рядом с домом, чтобы время не терять.
Дима принес из гостиной ноутбук, включил и вывел на экран карту города. Увеличил сначала Калининский район, потом Гражданку, потом нужный квадрат.
Есть. Вот он, универсам на проспекте Науки. Какие улицы в пределах досягаемости? Гражданский проспект, улицы Бутлерова, Софьи Ковалевской. Чуть дальше в одну сторону — улица Вавиловых, в другую — Карпинского. Параллельно — длиннющий Северный проспект.
Уже кое-что.
Если, конечно, это была она. И если Гончарова — та, которая ему нужна.
Сомнения всегда были Диминым бичом. Ну никак не мог он, как тот же Стоцкий, строить версию, не сомневаясь в верности посылок. Иногда это помогало, но чаще мешало. Хотя он и понимал, что сомневаться во всем — так же неблагодарно, как и слепо верить, ни в чем не сомневаясь.
Выключив компьютер, Дима сгреб остывшую картошку со сковороды в тарелку и поставил в холодильник. Завтра он купит огромную свиную отбивную, разогреет картошку… А может, лучше купить коньяк, лимон и пригласить Вальку? Или купить вино, конфеты, шоколад и пригласиться к Косте? Или?..
Или что? Пойти в бар и подцепить какую-нибудь клюшку? Фи, Дмитрий Иванович!
А что, собственно, «фи»? Или мы в монахи записались?
После отставки Ксении он жил ну просто в экстремальной добродетели. А воздержание в его возрасте, между прочим, чревато. Простатит, ранняя импотенция и прочие мужские неприятности.
Он включил телевизор. Полуобнаженная парочка извивалась на необъятной постели, как пиявки в тине. На другом канале жгучая брюнетка, выпучив из декольте мощную грудь, томно стонала: «Я хочу тебя, Хуан-Мануэль!». Дима плюнул и выключил телевизор.
«В конце концов, — сказал он сам себе, — я нормальный здоровый мужчина. А здоровым мужчинам время от времени требуется женщина. Не вызывать же шлюху по телефону. А в баре можно подобрать невинную Гретхен, которая вольет в шампанское литр клофелина и вынесет все, что не прибито».
«Эк тебя разобрало!» — сказал насмешливый голос. Похоже, его собственный.
«А ты, импотент, молчи!»
«Молчу, батюшка, молчу!»
Дима полистал записную книжку. Реставрировать старые мосты не хотелось. Он вообще не любил возвращаться к старым привязанностям, ничего хорошего из этого не выходило, сплошное разочарование. Наверно, была только одна женщина, с которой он смог бы начать все сначала. Даже если бы она за столько лет превратилась в шестипудовую тетку с ватной задницей и отвислой, как уши спаниеля, грудью. Или в сморщенную, гремящую костями старушку.
Будто нехотя Дима набрал пару номеров, надеясь в душе, что его пошлют подальше. Так и вышло.
«Но ведь есть же Леночка, Любочка», — издевался насмешливый голос.
«Спать со своей секретаршей?! Увольте! Ходи потом мимо нее каждый день. Лучше уж тогда в какой-нибудь «досуг» позвонить. А что касается Любочки…»
Дима делал вид, что никак не может найти ее телефон.
«Ах, кажется, я его не записал!»
«А база данных на что? Ты, придурок, просто ищешь предлог, чтобы позвонить Ольге!»
Дима сдался и набрал номер, который успел выучить наизусть.
— Привет, это Оля, — сказал автоответчик. — К сожалению, меня сейчас нет дома. Скоро приду и перезвоню вам, если оставите номер.
Ну вот и все! Он почувствовал себя так, словно его обманули. А точнее он обманул себя сам. Не говоря ни слова, Дима положил трубку. Пожарного цвета допотопный дисковый аппарат, который Дима уже сто лет собирался сменить, обиженно звякнул. Радостное возбуждение улетучилось, как воздух из пробитой покрышки.
Мысли снова метались по замкнутому кругу, тыкаясь в те же самые закрытые двери. От Гончаровой к Свирину, от Свирина к Сергею и Генке, от Генки к Ирине и Евгении… От Сергея к Ольге.
Ольга, желающая знать всю правду, и Ирина, не желающая знать никакой правды. Интересно, а эта самая Женя Тищенко действительно любила Генку? И что бы она сказала, узнай всю правду о нем?
Хрипло задребезжал телефон. Дима поморщился — разговаривать ни с кем не хотелось. Мобильный он отключил, но городской можно было усыпить, только вырвал розетку из стены — с мясом. Брезгливо рассматривая надрывающийся телефон, Дима вдруг почему-то подумал, что это Ольга, и схватил трубку.
Но это оказался Стоцкий. Расстроенным голосом он поинтересовался, как дела.
— Да так себе. А у тебя?
— Можешь меня поздравить, — убито сказал Валентин. В мае я буду дедушкой. Представляешь? В сорок три… нет, в сорок четыре года — дедушка!
— Ну и что? Радоваться надо!
— Да я радуюсь, радуюсь. Но все равно… У тебя вон в сорок два даже детей нет.
— Не знаю. Может, и есть.
— Ой, Митька, брось ты свой черный юмор!
— Просто ты переживаешь, — веселился Дима, — что если Инна все-таки согласится выйти за тебя и родить ребеночка, то твой внучек будет старше твоего сыночка. Ну и зря! Представляешь, все будут говорить: а Стоцкий-то еще ого-го мужик!
— Все скажут, что я старый потаскун, — проворчал Валентин. — Дело не в этом. Какие из них родители! Им самим еще в куклы играть.
— Ничего себе! Игорю сколько? Двадцать три? А тебе двадцать было, когда он родился. И ничего. Он хоть семью обеспечить может, а вы на две стипендии жили.
Это было правдой, тут Валентину возразить было нечего. Его сын закончил отделение математической лингвистики филфака и устроился в приличную компьютерную фирму, где зарабатывал за месяц столько, сколько папаша за полгода.
— Валька, представь! — продолжал веселиться Дима. — Ты ведь сможешь баловать внука самым жутким, безобразным образом. Будешь разрешать ему лопать конфеты перед обедом, ложиться спать, не почистив зубы, и смотреть телевизор допоздна. Игорь с Люсей будут злиться, а ты — получать удовольствие. Знаешь, как говорят: за нас нашим детям отомстят наши внуки. Для чего еще нужны бабушки и дедушки, если не баловать?
— Ну, например, дарить подарки и сидеть с внуками, когда родителям нужно уйти… А что касается баловства… Знаешь, сколько примеров, когда избалованные бабушками внуки разрезают их на кусочки и спускают в унитаз, чтобы попользоваться их же пенсией?
— Да ладно тебе, — фыркнул Дима. — У тебя весь лимит баловства истрачен на кошек. Лучше вот что послушай.
Он рассказал Стоцкому о звонке Евгении.
— Гражданка, говоришь? — задумчиво протянул Валентин. — «Академическая»? Как раз там участковым мой друган Пашка Лисицын. Запиши телефончик. Может, и поможет. Только учти, коньяк он любит армянский.
— Олег Михайлович!
Он оглянулся и увидел, что ему машут из темно-синей «восьмерки».
И откуда она только взялась? Ни одной ведь машины не было.
Олег брел, не разбирая дороги, прямо по лужам. Дорогие «паркетные» туфли промокли насквозь, ноги давно уже не чувствовали холода. Плащ… Когда-то… Да что там «когда-то»! Совсем недавно он был светло-серым. А теперь его вряд ли спасет даже самая лучшая химчистка.
Сколько же времени прошло? По логике вещей, совсем немного. Он был на пустыре ровно в девять, зашел в будку, увидел нарисованное помадой сердечко. Запихнул в щель листочек и фотографию Сиверцева, которую ему привезли утром: Димка на похоронах, взгляд настороженный, нехороший… Олег вышел из будки — и тут этот детина. Лица, конечно, не увидел, но и так было ясно: огромный, как шкаф. А голос…
