Испытание - Моррелл Дэвид (книги без сокращений .txt) 📗
Доски потрескивали, слегка дымя и испуская горьковатый запах.
— Летом здесь сыро, — продолжал он. — Дерево пропитывается влагой. А теперь она выкипает.
Дым шел в глубь штольни; когда костер разгорелся, он поднялся выше и, изменив направление, потянулся к выходу.
— Ну вот и хорошо! — воскликнул он, потирая руки над огнем. — Просто отлично. Двигайся поближе, грейся, а я займусь обедом.
Еще в отеле он сунул в рюкзак три банки консервов. Достав их, он предложил дочери:
— Выбирай!
— Мне все равно. “Суп фасолевый с ветчиной”, — прочитала она.
— Неплохо!
Достав нож, он вытащил из кармана прихваченный в сарае молоток и пристроился открыть банку.
— Подержи ее, только осторожно, — попросил он Сару. Приставив лезвие к крышке, он резко ударил по рукоятке. Проткнув банку, осмотрел нож, убедился, что не испортил лезвие, вскрыл крышку и отогнул ее. Еще раз проверив лезвие, поставил банку поближе к огню, чтобы она согрелась. Подложив дров, он взялся за котелок. Сначала надо было очистить его от ржавчины. Кое-как отковыряв ее ножом, опрокинул котелок кверху дном и вытряхнул мусор.
— Что ж, может, это и не гигиенично и в нем есть дырка, однако все-таки это котелок, — сказал он и направился набрать снега.
Там опять поднялся ветер. Борн не без удовольствия вернулся назад, к теплу костра. Пристроив котелок на камне так, чтобы в дырку не вытекала вода, он произнес:
— Мы сполоснем его кипятком и будем считать, что продезинфицировали. А потом вскипятим еще.
Когда вскипела вторая порция, он подождал немного, давая ей остыть, потом поднес котелок к губам. Вода была мутноватой, с примесью песка и оставляла во рту металлический привкус. Но все же это была вода: отхлебнув, он проверил свои ощущения и, не почувствовав ничего подозрительного, протянул котелок Саре. Та сделала глоток, сморщилась, но промолчала и допила до конца.
— Теперь немного соли. — Организм оказался настолько обезвоженным, что, даже проглотив добрую щепоть, Борн ничего не почувствовал.
Пришлось надеть перчатки, чтобы удержать в руках горячую банку. Они передавали ее друг другу, отхлебывая по очереди и дуя на густую похлебку, в которой плавали фасолины и тоненькие красноватые волоконца ветчины. Один раз глотнув слишком много, Борн даже обжег нёбо. В считанные минуты с супом было покончено.
— Я не наелась, — объявила Сара.
— Я тоже.
Он прекрасно понимал, что разумнее растянуть их скудные запасы на возможно больший срок, но плюнул на доводы разума.
— Ну, что мы сделаем на второе? Томатный суп или гороховый?
— Терпеть не могу томатный суп!
— Да, но горох ты тоже не любишь. Что же открывать?
— Ну, давай томатный…
— Я тоже так думаю.
Она поставила банку на землю, он приставил нож к крышке и замахнулся, сжимая в кулаке молоток.
Глава 4
Еда сделала свое дело. Голова прояснилась, появилась к какая-то энергия. Костер прогорел. Борн поднял железный лом и пошел с ним наружу, чтобы закопать угли в сугроб где-нибудь подальше от туннеля.
Ветер переменился. Теперь он дул вдоль, а не поперек ущелья. Борн порадовался — так быстрее заметет следы. Вернувшись штольню, он проверил, не остался ли после лошадей навоз, а остатки дров занес в пещеру и разбросал их между камнями, уверенный, что все предусмотрел, чтобы преследователи долго лома голову, выясняя, были ли они с Сарой здесь. Поправив упряжь, он отвязал лошадей и вывел их наружу. Сара уселась с его помощью на пегую кобылу, сам он оседлал гнедую. Оставив позади железный сарай, они выехали из ущелья, свернули налево и стали спускаться по противоположному склону. Ветер подгонял их в спину.
Здесь были такие ветра, что снег не задерживался на голом склоне. Постепенно крупные камни под ногами сменились ровным грунтом; кое-где даже торчала замерзшая трава. Лошади пошли быстрее. Стали попадаться отдельные деревья, пот показались две полуразрушенные хибары с обвалившимися крышами; здесь, наверное, жили когда-то те, кто работал в штольне. Наконец они снова очутились в лесу. Снегу тут было значительно больше. Лошади утопали в нем по колено, оставляя за собой глубокие следы.
Борн решил взять правее и не спускаться круто по склону, двигаться по диагонали, чтобы, оставаясь повыше, не бороздить снежную целину и не удаляться по возможности от высоких скал, используя их как своего рода защиту от ветра. Спустя какое-то время приятные ощущения от еды и тепла улетучились, сознание словно оцепенело от монотонности движения, холода и ветра. Тепло, еда, замечательная пещера остались в прошлом. Впереди их ждала неизвестность.
Борн плотнее закутался в куртку, грел руки, сжимая пальцы в кулаки, и фиксировал лишь мерную поступь своей лошади.
Так они ехали до самых сумерек. Он даже не заметил, когда изменилось освещение — то ли солнце, невидимое за серой пеленой высоких облаков, склонилось к горизонту, то ли просто сгустилась облачность. Он только почувствовал, как потемнело под пологом леса и стало хуже видно. Пора было выбрать место для ночлега. Впрочем, вариантов было немного: либо искать яму между корнями какой-нибудь елки потолще, либо забиться под поваленные стволы, которых было в достатке, и использовать их вместо шалаша. И то, и другое выглядело весьма сомнительно с точки зрения ночлега, но Борн, опасаясь, что в стремительно темнеющей чащобе он скоро вообще ничего не сможет найти, остановил свой выбор на шалаше. Как раз поблизости два мощных ствола, упав под углом друг к другу наподобие буквы “V”, образовали укрытие, под которым вполне можно было переночевать. Спешившись и расседлав лошадей, он обтоптал местечко под деревьями, положил в угол седла, используя их и как изголовье, и как постель. Сверху кинул попоны, на них — спальный мешок и предложил Саре забираться внутрь. За головой он нагреб большой сугроб, чтобы укрыться от ветра. Привязь он сделал подлиннее, чтобы лошади могли поискать себе под снегом какую-нибудь траву и в то же время находились поблизости.
Спал он плохо.
Мало того, что жесткие седла давили под ребра; снизу, через попоны и спальник, тянуло жутким холодом, который пробирал до костей. Он обнял дочку покрепче, согревая своим телом. Ботиночки Сары упирались ему под колени. Свои огромные ботинки он тоже не снял, опасаясь, что они задубеют на морозе и он не сможет их завтра надеть. Он только расшнуровал их, чтобы дать отдых ногам, и теперь чувствовал неудобство от того, что не мог ими пошевелить в тесноте спальника.
Ветер усиливался. Подмораживало. Укутавшись с головой и ощущая, как пар от дыхания оседает внутри мешка, Борн чувствовал, что становится душно, и попробовал высунуться наружу. Ноздри буквально слиплись от ледяного воздуха, и он нырнул обратно в теплую сырость.
Проснулся он от волчьего воя. Сначала услышал отдельные голоса, а потом, казалось, вся стая завыла прямо над головой.
Потом вой отдалился. Борн догадался, что ветер искажает расстояние. Лошади беспокойно храпели, мелькнула мысль вылезти из мешка и привязать их покрепче; потом он решил, что ничего не случится, да и вылезать из мешка, чтобы сторожить их, не было сил.
— Что там? — пробормотала в полусне Сара.
— Ветер.
— Нет, другое. Что это?
— Волки. Они далеко. Спи спокойно.
На всякий случай пистолет он держал под рукой всю ночь, проваливаясь в сон, просыпаясь, прислушиваясь к нервному топоту лошадей и снова погружаясь в дремоту. Под утро он почувствовал, как что-то давит сверху. Выпростав голову из мешка, он увидел, что на спальнике лежит слой снега толщиной в пару дюймов. Поворочавшись, чтобы сбросить его, он разбудил Сару и выполз наружу. Вокруг стояла густо-серая мгла, небо по-прежнему было затянуто тучами. Пейзаж вокруг не изменился, и Борн решил, что снег на спальнике намело ветром. И тут он заметил, отсутствие пегой кобылы. Непонятно, как ей это удалось. Узел он сделал прочный, сук, к которому он вечером привязал ее, не обломился, веревка не оборвалась, а просто исчезла, словно ее и не было. Приглядевшись, Борн обнаружил другую сломанную ветку и понял причину. В сумерках он не заметил, что веревка перехлестнулась через нее, поэтому узел не затянулся; лошадь дернулась, и привязь просто соскользнула с сука. Как бы то ни было, пегая исчезла, и ветер занес ее следы. Наверное, она стала добычей волков. Продолжая осматриваться, он заметил какое-то движение за густыми, низко свисающими еловыми лапами. Борн поднял пистолет, решив, что крадется волк, но узнал пса, принадлежащего старику. Он хотел застрелить его, но испугался, что выстрел могут услышать преследователи.
