Эксгумация - Литт Тоби (читаем книги онлайн .txt) 📗
34
Алан Грей был актером. Крупным мужчиной с хорошо поставленным голосом и бровями, которые с каждым его сезоном в Стратфорде становились все кустистее. Для воскресных еженедельников его непременно фотографировали в длинных тяжелых пальто где-нибудь на природе — обычно в валлийских долинах, откуда он впервые и воззвал к миру. Из-за этого многие годы ему приходилось мириться с ярлыком «нового Ричарда Бертона». У него были все необходимые атрибуты: голос, лицо, тяга к спиртному, поклонницы. В начале шестидесятых он часто играл обворожительных негодяев кокни. Его карьера в кино также складывалась удачно. Поговаривали даже о Голливуде. Но существовало обстоятельство, которое тормозило его скольжение к интересной жизни и полному успеху — этим обстоятельством была его жена, актриса Дороти Пейл.
Дороти недавно достигла того характерного для многих актрис возраста, когда гормональные изменения и профессиональная перетренированность определенных мышц делают их практически непригодными для съемок. Ее горло расширилось до размеров органной трубы, от звуков которой у зрителей на галерке дребезжали зубные протезы. Теперь ее голос был малоприятной смесью хрипов, шипения и виртуозных, но неестественных скачков из октавы в октаву. Рот ее растянулся, а глаза округлились настолько, что ни один оператор не мог без боли смотреть на них. Ее кожа, постаревшая от грима и средств для снятия грима, высушенная софитами, сморщенная из-за бесконечного повторения одних и тех же эмоций, являла собой печальное зрелище, причем настолько печальное, что теперь Дороти могла играть исключительно сраженных горем или крайне огорченных женщин. Однако поскольку она была уже не в силах достоверно изображать состояния, предшествующие горю и следующие за ним, ей редко выпадал подобный шанс. Дороти, что очевидно, перестала быть живым человеком и превратилась в театрального монстра, способного существовать только на сцене «Королевской шекспировской труппы», где она вышагивала, дергаясь и жестикулируя, шептала и прокаркивала пентаметры и старалась сжать в непредусмотренных пьесой объятиях любого оказывавшегося с ней рядом актера (что совершенно не соответствовало ее всем известной моногамности в личной жизни).
Афиши, рекламирующие постановку «Макбета» в современных костюмах с Аланом и Дороти в главных ролях, висели по всему Лондону.
Сам спектакль трудно было воспринимать всерьез — это был просто прощальный поцелуй от «Королевской шекспировской труппы» своему преданному ветерану. Дороти была слишком стара, чтобы убедительно играть леди Макбет. Реплика «Лишь сыновей рожай» — обращенная к Дороти, звучала как насмешка. (Дороти было сорок восемь лет, и у нее был пятнадцатилетний сын, которого назвали Лоренсом в честь Оливье.) Дороти ставила спектакль на свои деньги. Все критики знали, что это ее последняя роль. (Другое дело, осознавала ли это она сама.) После леди Макбет ей оставалось играть только ведьм.
Лили и Алан ездили на гастроли с «Сонатой призраков». Насколько я мог припомнить, с тех пор судьба не сводила их в одном спектакле, но время от времени они общались, как это часто делают профессиональные актеры на случай, если снова придется играть вместе, возможно, не раз, возможно, в нескольких пьесах.
Конечно, у них вполне мог начаться роман, тем более если они тайно встречались еще тогда, когда мы с Лили жили вместе.
Если же Лили не изменяла мне с Аланом, то ее платье все равно намекало на роман — пусть не в разгаре, пусть на стадии зарождения. Одежда из дорогих бутиков для Лили всегда подразумевала секс.
(Незадолго до разрыва мы с ней трахались прямо на полу примерочной в универмаге «Харви Николз», причем Лили показывала через мое плечо знак «виктори» камере наблюдения. По крайней мере, это было лучше, чем сидеть снаружи с остальными мужчинами, понимающе кивая друг другу и гримасничая.)
Может быть, она рассчитывала, что свидание в «Ле Корбюзье» станет шагом к их воссоединению, и она сможет сказать ему: «Наконец-то мы снова вместе»? Однако Алан не собирался бросать жену, саму Дороти Пейл. Только не ради Лилиан Айриш. Всего лишь Лилиан Айриш.
Мы с Аланом встречались трижды. Первый раз, когда я забирал Лили с репетиции «Сонаты призраков». Второй раз на вечеринке в честь премьеры спектакля, когда мы оба были в подпитии. И третий раз в отделе классической музыки «Вирджин Мегастор», когда он извинялся за свое поведение во время и после той вечеринки. Все три раза на меня произвели огромное впечатление его маскулинность, волосы в носу и лосьон после бритья, — всего этого у него было в избытке.
В ближайшем киоске я купил «Ивнинг стандард», присел за столик на веранде итальянского ресторана и просмотрел театральную афишу. Вот что я обнаружил:
МАКБЕТ
Постановка Саба Овердейла
В главных ролях
Алан Грей и Дороти Пейл
Театр «Барбикан», основная сцена
Начало в 19.00
Дневные спектакли по четвергам
Покончив с каппучино, я отправился в театральную кассу на Лестер-сквер. Я купил билет в партер на следующий вечер, предупредив, что буду в инвалидной коляске.
Проделав все это, я изрядно устал и посчитал, что для одного дня достаточно. На ослабевших ногах и с ноющим сердцем я добрел до стоянки такси и поехал домой.
35
В пятницу утром, как только Энн-Мари ушла на работу, я наконец взялся за пачку конвертов, принесенных из квартиры Лили.
После того как она меня вышвырнула, я умышленно не стал утруждать себя переадресацией почты, надеясь, что это даст мне возможность минимального контакта с Лили. (Я представлял, как она прикасается к конвертам, пересылая их мне.) В тот вечер, она, кстати, должна была принести в ресторан мою почту.
Джозефин забрала почти все личную переписку дочери. В пачке я нашел лишь несколько писем и открыток от друзей Лили. Я прочел некоторые из них: В Таиланде по-прежнему клево… А затем он просто-напросто взял и бросил меня… Не могу дождаться конца этой гребаной съемки… Подружки Лили мне никогда особенно не нравились.
В большинстве конвертов была реклама, которая продолжала приходить в течение нескольких месяцев после смерти Лили, — кредитные карточки, страховые полисы. Были там и счета: за газ, электричество, воду, телефон.
Осененный смутной догадкой, я просмотрел счет за домашний телефон — в нем указывалась только общая сумма. Однако, взяв счет за ее разговоры по мобильнику, я увидел, что здесь все расшифровано очень подробно.
Передо мной было несколько страниц компьютерной распечатки с телефонами, по которым звонила Лили, длительностью разговоров и их стоимостью — как раз за месяц, предшествовавший ее смерти. Я заволновался, потому что понял, что смогу кое-что узнать о ее звонках Алану. Но еще до того, как я начал подробное изучение счета, что-то заставило меня заглянуть на последнюю страницу, где должны были быть обозначены последние часы жизни Лили. В тот день, когда ее застрелили, она сделала довольно много звонков, и в этом не было ничего необычного. Но меня поразило то, что я увидел в самом низу страницы:
30.08 21.52 (домашний телефон) 0:02:01 0,042
30.08 21.54 (домашний телефон) 0:01:37 0,042
Два последних звонка были сделаны уже после смерти Лили.
Кто-то пользовался ее телефоном в течение часа после ее смерти.
Так как после этого других звонков зарегистрировано не было, я не имел оснований думать, что телефон был украден, — если только воры не поменяли в аппарате сим-карту.
Очевидно, что сам телефон хранился теперь в пластиковом пакете где-то в полиции. Но на всякий случай я набрал номер мобильника Лили, предварительно включив на своем анти-АОН. Я услышал только привычное набранный вами номер отключен.
Я снова проверил время звонков: 21.52 и 21.54. Мне вспомнился рассказ врача, который я услышал, когда вышел из комы. Лили умерла еще в ресторане. Затем ее, как и меня, отвезли в больницу «Юниверсити-Колледж». Так что человек, воспользовавшийся ее телефоном, звонил скорее всего оттуда. Следовательно, это мог быть или полицейский, или кто-то из медперсонала. Из этих двух категорий я сразу же заподозрил вторую. Студентам-медикам, любителям черного юмора, ничего не стоило воспользоваться сотовым телефоном, найденным на трупе. Мне вспомнились все эти байки о том, как они запирают однокашников в ящиках с отрезанными конечностями или одевают трупы и притаскивают их в университетский бар…
