Эксгумация - Литт Тоби (читаем книги онлайн .txt) 📗

31

Мне ничего не стоило самому подняться по лестнице в «Ле Корбюзье», но я сделал вид, что без помощи не обойдусь. Я захватил с собой выданные в больнице костыли, чтобы казаться как можно более немощным. И моя уловка сработала. Меня бережно возвели по двум пролетам лестницы, взяв под локоть, причем я то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание и набраться сил. Помощь оказывал официант с бритой головой и козлиной бородкой — тот самый, что обслуживал нас с Лили в день убийства.

Он называл меня мистером Янгом, потому что я забронировал столик под этим именем.

Я не удивился, что он не узнал меня: для него я был всего лишь обеденным посетителем, одиноким больным человеком, о котором не стоило чересчур беспокоиться.

Медленно, спотыкаясь и покачиваясь, я приблизился к тому самому столику, из-за которого я теперь спотыкался и покачивался. Или, по крайней мере, был вынужден изображать из себя инвалида.

Я был спокоен, абсолютно спокоен.

В зале явно сделали ремонт с тех пор, как нас здесь расстреляли. Однако на общем стиле интерьера это не отразилось. Они просто заменили испорченное. Повесили новое зеркало в новой раме. Это заставило меня задуматься о судьбе других предметов, окружавших место преступления, — о судьбе столовых приборов, скатерти, стульев, самого стола. Полиция забрала их все? Или что-то не обесчестило себя наименованием «улика»? В пределах какого радиуса от эпицентра событий должен был находиться предмет, чтобы попасть в полицию? Где проходила линия, отделившая улики от «неулик»? Из нас с Лили вылилось достаточно крови, чтобы запятнать полресторана. Например, где находилась сейчас рубашка человека, сидевшего за соседним столиком, — тоже в Скотланд-Ярде, в запечатанном пластиковом пакете? А что, если большинство забрызганных кровью бокалов было просто возвращено в кухню, отмыто и снова пущено в дело после ремонта? (Я слышал, что ресторан открыли ровно через неделю после инцидента, и от посетителей не было отбоя.)

Я сделал еще несколько шагов, по-прежнему не замечая никакой разницы между столиком, что я видел перед собой, и тем, за которым я чуть не погиб.

Я сел на место Лили и после этого, тщательно осмотрев все вокруг, я наконец заметил кое-какие признаки того, что здесь все-таки что-то произошло.

Пол ресторана был сделан из светлого дерева. Однако вокруг столика, где я сейчас сидел — того самого столика, — половицы были немного светлее. Всего чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы догадаться, что здесь что-то с усердием оттирали, после чего осталось еще более красноречивое memento mori — напоминание о смерти (понятное, пожалуй, только мне и персоналу ресторана).

Кроме того, присмотревшись, я заметил, что щели между половицами были темнее в тех местах, куда попала кровь.

Боковым зрением я уловил какое-то движение. Я направил взгляд в ту сторону. Ко мне подходил официант, чтобы предложить напитки. Это был другой официант, не тот, что помогал мне подняться по лестнице. Это был неправильный официант.

— Я бы предпочел, чтобы меня обслуживал он, — сказал я неправильному официанту, указывая на правильного.

Неправильный улыбнулся сначала своим мыслям, приняв меня за гомосексуалиста, а затем мне, желая подтвердить и свою принадлежность к касте.

Он отошел и обменялся двумя-тремя словами с правильным официантом. Через несколько мгновений последний уже был около меня, явно не слишком раздосадованный моей просьбой (которую он тоже принял за каприз собрата по ориентации).

Я решил, что теперь, когда я здесь и когда все под контролем, необходимо действовать как можно быстрее.

— Прежде чем заказывать обед, я хотел бы рассчитаться за предыдущий заказ, который, насколько мне известно, так и остался неоплаченным.

Бедняга официант недоуменно посмотрел на меня.

— Вы что, меня совсем не узнаете? — спросил я. — Тогда я выглядел чуть более здоровым и был без костылей.

Он издал какой-то странный хриплый звук, как будто его внезапно затошнило.

— Черт, — пробормотал он.

— Присядьте, а то вы что-то позеленели, — предложил я.

— Все нормально.

— Присядьте, присядьте, — повторил я, указывая на стул напротив меня. — Тем более что это счастливое место.

За соседним столиком никого не было, поэтому официант взял оттуда стул и поставил его под прямым углом к моему столику. Официант садился медленно, как будто оказался в зоне невесомости.

— А вы не робкого десятка, раз не ушли с работы после того случая, — сказал я. — Как вас зовут?

— Майкл, — сказал он.

Неправильный официант бросил на нас игривый взгляд. Было похоже, что он вообразил себе какой-нибудь невероятный сценарий: я — миллионер и предлагаю его коллеге пожизненную работу на своей яхте, приписанной к Биарритцу (с обязательным ношением униформы, правда сведенной до минимума).

— Майкл, могу я заплатить по счету, который остался неоплаченным?

— Как вы себя чувствуете? — рассеянно спросил он.

— Я в порядке, а вы? — ответил я.

— Об этом вам лучше спросить у метрдотеля, — сказал он.

— О вас?

— Нет, об оплате счета.

— Хорошо, тогда я поговорю с ним после обеда. Знаете, что я хотел бы заказать?

«Ле Корбюзье» относился к той категории ресторанов, в которых официанты настолько профессиональны, что никогда не записывают заказы — запоминают их наизусть.

— Что? — спросил Майкл.

— Я бы хотел заказать те же самые блюда, что и тогда. Я уверен, что вы и без меня их помните.

— Грибы и камбала, спаржа и телятина.

— А вино?

— «Шардонне» 1992 года.

— Отлично.

Неправильный официант начал терять терпение, ведь ему пришлось убирать столики Майкла, пока тот просиживал штаны с гостем.

— Все это по-прежнему в меню? — спросил я, слегка удивившись.

— Да. Люди хотят знать, за каким столиком все произошло, и заказывают то же самое, что и они, то есть вы.

— Я стал почти знаменитостью, а? — спросил я.

Он обеспокоенно взглянул на меня.

— Не волнуйтесь, Майкл, — сказал я, — я не собираюсь выкидывать никаких фокусов.

По крайней мере, пока.

Он встал.

— И бутылочку минеральной воды без газа, — добавил я.

— Мы сменили марку, — быстро предупредил он.

— И уже нет тех голубых бутылочек? — переспросил я. — Жаль. Может, у вас где-нибудь завалялась пустая? Просто наполните ее водой из-под крана. Я заплачу как за настоящую.

— Я проверю, — пообещал он.

— Спасибо, Майкл.

Когда он уходил, я подумал, что ему придется нелегко, но в конце концов он от этого выиграет.

Официант принес воду, как и положено, в голубой бутылочке, затем закуски, и на меня нахлынули воспоминания.

32

Я сидел на месте Лили. Я ел заказанные ею в тот вечер блюда. Я смотрел в том же направлении, что и она тогда. И в результате вспомнил наш последний разговор почти дословно. Я прокрутил его в голове еще раз, но ничего нового из него не извлек — никаких новых догадок относительно того, о чем могла бы рассказать мне Лили, проживи она на несколько минут дольше.

Было маловероятно, что она сама к тому моменту знала наверняка, кто из нас (я имею в виду себя, Геркулеса, неизвестного мужчину средних лет или какого-нибудь еще любовника, о котором я пока не слышал) был отцом ребенка. Она едва ли стала бы проводить амниоцентез из-за эмбриона, от которого все равно намеревалась избавиться. К тому же вряд ли у нее было время на такой анализ — без очереди его можно было бы сделать только в частной клинике. А в частную клинику Лили, которая неизменно старалась проявлять во взглядах признаки традиционной актерской левизны, никогда бы не обратилась. Что бы там она ни задумала мне сообщить, это точно не была бы фраза: «Я ношу твоего ребенка, но намерена сделать аборт». Если только она не была готова соврать — чтобы скрыть тот факт, что она спала с другим мужчиной или другими мужчинами. (А зачем ей это? Разве весь антураж — звонок в последнюю минуту, дорогой ресторан, новое платье — не был демонстрацией того, что я для нее остался в далеком прошлом?) Если бы Лили одолевали сомнения по поводу отцовства, она не стала бы их обсуждать за спаржей и телятиной.