Кайсе - ван Ластбадер Эрик (книги без сокращений .TXT) 📗
— Маргарита! Слава Богу, ты приехала!
Металлический оттенок голоса женщины напоминал работающий на улице мотор такси. Кроукер посмотрел на нее более внимательно. Морщины покрывали ее лицо. Они были в уголках глаз и рта, над всей верхней губой. Он видел, что годы оставили свой след, может быть, не такой заметный, как у многих других женщин, из-за незатухающей искры в ее лазурных глазах, но все же очевидный.
По улыбке, игравшей на губах женщины, Кроукер понял, что это опасная женщина. Он почувствовал запах, как после выстрела из пистолета, вспомнив страх и нежелание, с которым принимала Маргарита решение возвратиться сюда.
— Входи, дорогая, — пригласила женщина, закрывая за ними дверь. Она обняла Маргариту, поцеловала ее в обе щеки, как это принято в Европе. — Я так рада видеть тебя. Кажется, ничто не осталось прежним после смерти Дома. Несмотря на все мои усилия, даже обращение к сенатору из Миннесоты, которому я сделала раньше кучу одолжений, я сталкивалась с глухой стеной в попытках узнать, что же случилось с Домом.
— Я думаю, мы сможем помочь друг другу в этом отношении, — сухо промолвила Маргарита.
— Дорогая, это самые хорошие новости за последние недели, — сказала Рената. — Уверена, что ты знаешь, что говоришь. Дом всегда был очень высокого мнения о тебе.
Она нахмурилась, и Кроукер заметил, что на ее лице появляются новые морщины, как слова, написанные невидимыми чернилами и проявляющиеся под воздействием инфракрасной лампы.
— Но, моя дорогая, ты приехала с незнакомцем. А где Тони?
Маргарита повернулась к Кроукеру, и он отчетливо увидел борьбу в ее глазах. Боль и полузаметная душевная мука свивались друг с другом как темные краски, загрязняющие лучшую работу художника.
— Лью Кроукер, — обратилась она к нему. — Я хочу представить вас моей мачехе Ренате Лоти.
Рената любезно улыбнулась, протянула на удивление твердую руку, которая крепко сжала руку Кроукера.
— Пожалуйста, проходите. Моя дочь необычайно добра. За свою жизнь меня знали под разными именами. Ренатой Лоти меня называют в Вашингтоне, и я довольна этим именем. Но в прошлом я была известна как Фэйс Гольдони. Вам знакомо это имя, не так ли, мистер Кроукер?
«Это мать Доминика Гольдони, — подумал Кроукер, придя в изумление. — Бог милостивый!»
Она не предложила им снять верхнюю одежду, а немедленно повернулась и повела по длинной, выложенной панелями из грушевого дерева прихожей. Кроукер заметил, что она немного прихрамывала. Рената ничего не сказала об этом, и он видел по тому, как она шла, что не считает это прихрамывание недостатком. Наоборот, она приспособилась к нему так, что ее походка выглядела как просто свойственная ей. Они прошли мимо двойной двери, за которой слышались сдержанные звуки спокойного разговора.
— Главное здание сегодня полно гостей, — заметила Рената. — Зная мою дочь, я уверена, что нам не помешает некоторое уединение.
Они вошли в наполненную сладкими запахами буфетную, затем прошли через огромную, отделанную кафелем и нержавеющей сталью кухню, благоухающую свежим шалфеем, оливковым маслом и красным вином. Молодой шеф-повар в белом фартуке и белом колпаке почти не обратил на них внимания, занимаясь грушевым тортом.
Рената сняла с деревянного крючка подбитый мехом черный виниловый макинтош, накинула его себе на плечи. Задняя дверь вывела их в небольшой садик с подстриженной травой и крытой галереей из дерева и кирпича с левой стороны, мимо которой и повела их Рената. Толстая глициния и высокие виноградные лозы защищали их от прохладного ветра ясной ноябрьской ночи.
К дрожжевым ароматам из кухни вскоре добавились резкие, пьянящие испарения лошадей, запахи сена и навоза. Рената протянула руку, зажгла свет, открыла широкую дверь в конюшню.
Лошади всхрапывали и перебирали ногами. Кроукер вспомнил посетившее его видение в автомобиле. Оно было как подглядывание в память Маргариты.
Огромные влажные коричневые глаза лошадей смотрели на них с тревогой и недоверием. Затем послышалось тихое ржание в нескольких местах, поскольку лошади уже принюхались к новым запахам.
Кроукер внимательно осмотрел помещение; как он это делал всегда, подмечая отдельные детали.
— Странно, — сказал он, — здесь имеется оружие.
Рената посмотрела на револьвер в старой, поцарапанной кожаной кобуре, который висел на дальней стене.
— Это кольт, — подтвердила она. — Я содержу его в отличном состоянии. Купила его, когда построила эти конюшни. Всего в двух милях отсюда я видела лошадь со сломанной ногой, которая мучилась более часа, пока кто-то пытался найти пистолет, чтобы гуманным способом избавить животное от страданий. Когда я решила, что буду ездить на лошадях, я поклялась, что никогда не позволю на одной из моих лошадей страдать таким образом.
Некоторое время Кроукер изучал Ренату, запрятав в запасник своей памяти информацию, которую она только что сообщила ему с присущей женщинам элегантностью.
— Откровенно говоря, вы поставили меня в тупик, — сказал он.
— О-о!
— У меня было впечатление... думаю, что и у фэбээровцев также, что Фэйс Гольдони умерла некоторое время тому назад. Я видел сам ксерокопию свидетельства о смерти в делах семейства Гольдони.
— Я нисколько в этом не сомневаюсь. Я действительно умерла несколько лет назад. По крайней мере, Фэйс Гольдони умерла. Затем родилась Рената Лота и появилась здесь, вблизи Капитолийского холма, где смогла хорошо устроиться. — Она наклонилась к стойлу лошади и стала разминать кусок корма своими ловкими пальцами. У нее было тело, которое, по-видимому, никогда не страдало от артрита, — конечно, принимать различные имена — это для меня не ново. Я служила в армии США во время второй мировой войны под именем Фэйс Сохилл.
Кроукер покачал головой.
— Допустим, что все правда, но зачем вы мне это рассказываете? Даже фэбээровцы, с которыми я работаю, не знают, кто вы на самом деле. Зачем рисковать, рассказывая мне?
— Во-первых, вы — не фэбээровец. Во-вторых, я знаю, кто вы. — Взгляд ее проницательных голубых глаз переместился с Кроукера на Маргариту. — В-третьих, моя дочь привезла вас сюда. — Она издала странный гортанный звук, который заставил лошадей навострить уши. — Она никогда не делала этого даже по отношению к своему мужу.
По-видимому, Маргарите это все порядком надоело. Она вытащила толстый сложенный лист бумаги. Когда она передавала его Ренате, Кроукер заметил, что это была фотография.
Взяв ее в руки, Рената настороженно посмотрела в глаза своей падчерицы.
— Джинни Моррис, — проговорила сухим голосом Маргарита. — Ее тело было найдено в том же доме, где и тело Дома. На ее лбу был вырезан месяц в вертикальном положении.
— Бог мой, — вздохнула Рената Лоти. — Неудивительно, что вы пришли.
Она уже не опиралась беспечно на стойло лошади, а сжимала сложенную фотографию так сильно, что у нее побелели пальцы.
— Полагаю, вы знаете, кто такая Джинни Моррис? — спросил Кроукер, предполагая, каков будет ответ, но все же желая получить подтверждение.
— Я не думаю, что у моего сына были какие-либо секреты от меня, — заявила Рената. Чувствовалось, что ей было тяжело от того, что приходилось разделять трудности другой жизни. — Во всех отношениях он был исключительным мужчиной. — Ее глаза заморгали, глядя на Кроукера. — Какое бы обратное мнение вы уже ни составили о нем, Дом был человеком, для которого слово «верность» должно было соответствовать делам при любых обстоятельствах. Что же касается его сексуальных грешков, то он просто не мог удержаться. — Она криво усмехнулась. — Кто из пас может?
Кроукер, наблюдая за ней так, как учили его делать при изучении подозреваемых лиц, почувствовал, как по спине побежал холодок, как если бы она знала, что он и Маргарита занимались любовью.
— Есть еще кое-что, — продолжила Маргарита тихо. — Кроме этого вырезанного на ней знака.
Рената развернула фото и стала внимательно рассматривать малоприятную картину женского торса, рассеченного семью горизонтальными полосами с равными промежутками. В самый нижний, седьмой по счету разрез было вставлено перо редко встречающейся белой сороки.
