Квест - Акунин Борис (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗

Профессор стал со всей дотошностью расспрашивать, на каких основаниях сделано сие умозаключение. Офицер охотно и подробно отвечал, полагая, что оживление собеседника вызвано понятной радостью: человек, поди, уж с жизнью простился, а тут целый лишний день.

По всему выходило, что капитан прав. Генерального завтра быть никак не может.

Фондорин вздохнул, задумался. Значит, не в нынешнюю ночь, а в следующую?

– Как вы полагаете? – спросил он ещё у капитана. – Что сражение? Чья возьмёт?

– На всё воля Божья, а только верней всего быть нам битыми, – хладнокровно отвечал специалист, посасывая трубку. – Судите сами. Я с французом сходился трижды: при Австерлице, при Фридланде, при Смоленске. Всякий раз задавал он нам перцу с солью. Очень уж хороша у Бонапарта армия. И сам он хват. Эхе-хе, сударь мой. Наш Михайла Ларионович, конечно, старый конь и борозды не испортит, да только где ему против Наполеона? Не тот аллюр.

Плечи у профессора поникли. Ответственность, которую на себя возложил, придавила его ещё сильней.

– Так что же делать? – потерянно молвил он, думая, что тридцать восемь с половиной процентов – это слишком мало.

– А ничего-с. Надобно биться.

Пехотный капитан был хоть и опытен, но в своём прогнозе оказался прав только отчасти. 24-го августа большого дела не произошло, но случилось среднее.

Рано утром, едва рассеялся туман, император Наполеон, которому перед важным боем вечно не сиделось на месте, объезжал позиции и, разглядев у русских новый редут, вылезший за ночь впереди оборонительной линии, сразу понял, что сей прыщ необходимо поскорей выдавить. Это заставит фельдмаршала Кутузова перекособочить всё просчитанное расположение обороны, а смешать диспозицию неприятеля накануне сражения – половина победы.

От идеи до действия у Бонапарта дистанция была короткая. Он тут же отдал потребные распоряжения. Поскакали ординарцы, громоздкая махина задвигалась, одни колонны переместились вправо, другие влево, и вскоре после полудня завязалось сражение. Пехота из корпуса Даву при поддержке кавалерии Понятовского, всего тридцать пять тысяч человек, разом атаковала русское укрепление. Начался Шевардинский бой, увертюра к последовавшей двумя днями позднее Бородинской битве, которую в Европе знают как bataille de la Moscova. [134]

Великая историческая баталия почти совершенно вытеснила из памяти потомков кровавую схватку за Шевардинский редут. Что такое десять тысяч убитых по сравнению с побоищем, в котором полегло сто тысяч? Безделица, не о чем толковать.

А между тем дело вышло, пусть среднее, но жаркое.

Наступление врага застало гарнизон врасплох. Земляные работы продолжались всю первую половину дня и ещё не были окончены. Ров едва начали рыть, контрэскарпы не достигли требуемой высоты, к возведению палисадов ещё и не приступали.

Частая пальба, уже некоторое время доносившаяся из рощи, где находились передовые пикеты, постепенно приближалась. По полю к холму побежали фигурки в русских егерских мундирах. На редуте затрубили тревогу.

Пока артиллеристы готовили пушки, пехотное прикрытие рассыпалось вдоль бруствера. У старого капитана порядок в роте был образцовый. Всем распоряжался фельдфебель, который с командиром был ещё при Измаиле, поэтому командир ни о чём не тревожился. Он только покрикивал на солдат, чтоб их подбодрить: «Айда, сыны, к куме на блины!». «Веселей, ребята! Кого убьют, каши в ужин не проси!». Или прохаживался вдоль строя, говоря: «Сидеть в обороне, ребята, дело лёгкое. Знай, слушай команду. Заряжай да пали!».

Едва сделалось ясно, что французы наступают, начальствующий над редутом распорядился увести ополченцев назад, в поле. Меж брустверами и без мужичья было тесно. Но очкастый молодой человек со своими не ушёл. Он ни на шаг не отставал от капитана и всё допытывался, настоящее ли это сражение или нет. Сколько ветеран его ни гнал, Фондорин не уходил.

Тогда старик решил, что этакого телятю лучше держать при себе.

– Коли вы такой упрямый, батюшка, то делайте, как я говорю. Целее будете.

И потом всё поглядывал на профессора – что он. Приметил, как тот вынул из сундучка две фляжки, золотистую и серебристую. Золотистую положил в карман, из серебристой налил себе полную крышечку, ещё капнул туда бесцветной жидкости из маленького пузырька и залпом выпил.

– Вот это правильно, для бодрости духа, – одобрительно сказал старый вояка. – Что это у вас? Ром? Не угостите ли?

Статский покраснел и убрал фляжку.

– Там только на донышке оставалось…

– У вас ведь и вторая есть? Золотая-то?

– Ту я ещё раньше осушил…

Молодой человек выглядел совсем смущённым.

Капитан добродушно заметил:

– Через меру-то не надо бы. Если много вина выпить, слух затрудняется. И сноровка слабеет. Сейчас он по нам начнёт из орудий бить, так тут без чуткого слуха и быстроты пропадёшь. Я вам сейчас объясню. Ядро, которое через голову летит, оно тонюсенько воет, потому что по вышине идёт. Недолёт – он шмелём гудит. А стеречься надо ядра, которое вот так ж-ж-ж-ж высвистывает. Тут уж не плошай. – Офицер с сомнением поглядел на нескладного профессора и оборвал лекцию. – Вы лучше вот что, голубчик. Глядите на меня и делайте так же. Я стою покойно, и вы стойте. Упаду – падайте. Скакну влево иль вправо – и вы за мной. Авось перетерпим канонаду, ну а уж дальше как Бог рассудит. Иль мы французу кишки на штык намотаем, иль он нам… Э, сударь, да на вас лица нет…

У Фондорина действительно кровь отлила от щёк. Но не от страха, как подумалось капитану, а по совсем другой причине. Ток крови устремился в верхнюю часть черепа – в ту область головного мозга, что ведает нервными и мышечными реакциями. Таков был первый этап воздействия препарата, принятого Самсоном минутой ранее.

Профессор обманул добрейшего капитана. Серебристая фляжка не была пуста, в ней оставалось ещё две полноценных дозы берсеркита, сильнодействующего средства, которое Самсон разработал некоторое время назад, когда получил от одного фанфарона вызов на дуэль.

История глупейшая, стыдно вспоминать.

После свадьбы Кира Ивановна вдруг необычайно похорошела. Её правильные, но суховатые черты словно наполнились солнечным светом. Незнакомые мужчины начали на неё заглядываться. Один гусарский офицер во время верховой прогулки вдоль берега Москвы-реки вздумал её лорнировать, не смущаясь присутствием мужа. Приударить за хорошенькой женой статского колпака у военных считалось в порядке вещей, и колпаки были вынуждены мириться с этим неприятным обычаем. Но Фондорин не терпел неучтивости и, пропустив жену вперёд, задержался, дабы сделать невеже замечание. Слово за слово, дошло до картеля. Не имея опыта в подобных делах, Самсон повёл себя так неловко, что по дуэльному статуту оказался оскорбившей стороной и, следовательно, не имел права выбирать оружие сам. Гусар же потребовал поединка холодным оружием, ибо не желал подставлять лоб под дуру-пулю. Он слыл бывалым рубакой. Риска от такой дуэли для мастера сабельного боя не было никакого.

Ссора приключилась в субботу. В воскресенье биться грех, и поединок был назначен на понедельник. Таким образом, у Фондорина имелось два дня на то, чтоб обучиться фехтованию.

Он поступил лучше. Заперся в лаборатории и принялся колдовать над своими склянками.

Некогда, ещё в ранней юности, он прочитал, что древние норманны умели приводить себя в состояние «божественной ярости», так называемый Berserkergang, наглотавшись экстракта из пластинок мухомора Amanita muscaria. Варяг, отуманивший мозг этим напитком, не ведал страха, не чувствовал боли и обретал удесятерённую силу и скорость. Враги разбегались от берсерка во все стороны, союзники тоже боялись к нему приближаться, ибо в свирепом ослеплении он разил всех, кто оказывался рядом.