Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗

Мы развернулись поперек движения, направляясь к Зимнему дворцу. На площади перед ним стояла дюжина туристических автобусов и длинная вереница очереди терпеливо ждала, пока ее допустят до лицезрения царских сокровищ.

— И хватило, чтобы выследить Харви Ньюбегина, — заметил я.

— Харви Ньюбегин, — Сток тщательнее, чем обычно, произнес имя, — типичный продукт вашей порочной капиталистической системы.

— Есть человек, именуемый генерал Мидуинтер, — напомнил ему я, — который считал Харви типичным продуктом вашей системы.

— Есть только один генерал — зима. — Сток не упустил случая использовать игру слов. — И он на нашей стороне.

Теперь машина мчалась по набережной Невы. На другом берегу за завесой снега я видел Петропавловскую крепость и очертания старого крейсера «Аврора». Статуи в Летнем саду закрыли деревянными ящиками, чтобы уберечь их от сырости. Снегопад настолько усилился, что я подумал, не отложат ли рейс. Кроме того, я не мог не гадать, в самом ли деле Сток везет меня в аэропорт.

— Харви Ньюбегин был вашим другом? — спросил Сток.

— Откровенно говоря, сам не знаю.

— Он не очень верил в западный мир.

— Он вообще мало во что верил. Он считал, что вера — это излишняя роскошь.

— На Западе это в самом деле роскошь. Христианство учит, что если ты сегодня будешь работать в поте лица своего за минимальное вознаграждение или вообще даром, то завтра после смерти ты проснешься в раю. Такая вера не что иное, как роскошь.

Я пожал плечами.

— А марксизм учит, что если сегодня ты будешь работать даром или за минимальное вознаграждение, а завтра умрешь, то твои дети будут жить в раю. В чем разница?

Не отвечая, Сток растер подбородок и стал рассматривать людей на переполненных тротуарах.

— Один из руководителей вашей христианской церкви, — наконец проронил он, — недавно выступал на конференции. Он сказал, что наибольшие опасения у них вызывает не мир без Бога, а Церковь без веры. Такая же проблема стоит и перед коммунизмом. Мы не боимся мелкой психопатоидной злобности вашего Мидуинтера, она может пойти нам только на пользу, ибо наши люди сплотятся еще больше перед лицом угрожающей нам ненависти. Мы должны бояться потери внутренней чистоты — безверия наших руководителей, которые не остерегутся предать принципы ради сиюминутных политических выгод. На Западе все ваши политические течения и движения от левых путаников до одержимых правых знают, как искать компромисс между разными взглядами — пусть и наивными — ради обладания реальной властью. У нас же в России есть соглашательство... — Он замолчал.

— В понятии компромисса нет ничего унизительного, — возразил я. — Если пришлось бы выбирать между компромиссом и войной, я бы предпочел пойти на компромисс.

— Я имею в виду другое. Не компромисс между моим миром и Западом; я говорю о компромиссе между сегодняшним социализмом в России — могучим, реалистичным, имеющим всемирное значение, — и советским социализмом моей юности — идеалистическим, чистым и бескомпромиссным.

— Вы говорите не о социализме, — покачал я головой, — а о своей юности. Вы сожалеете не о том, что исчезли идеалы вашей молодости, а о том, что ушла сама молодость.

— Может, вы и правы, — согласился Сток.

— Еще бы. Все, что произошло со мной за последние несколько недель, обязано лишь этой печальной зависти и восхищению, которые старость испытывает перед молодостью.

— Посмотрим, — задумчиво сказал Сток. — Через десять лет станет ясно, какая из систем сможет предложить своим гражданам более высокий уровень жизни. Мы увидим, кто осуществит экономическое чудо. Мы увидим, кто к кому будет ездить за лучшими потребительскими товарами.

— Мне приятно убедиться, что вы поддерживаете идею о мирном соревновании двух систем.

— Ты слишком гонишь, — бросил Сток водителю. — Аккуратнее обгоняй грузовик. — С теплой улыбкой он снова повернулся ко мне: — А почему вы толкнули вашего друга Харви под автобус? — Мы совершенно спокойно уставились друг на друга. На подбородке у полковника виднелись порезы после бритья с крошечными точками крови. — Мы знаем, что вы пытались осуществить свои преступные намерения на границе и потерпели неудачу, так вы решили убить Ньюбегина в центре нашего прекрасного Ленинграда. Не так ли?

Я сделал еще один глоток «Рижского бальзама» и промолчал!

— Что вы собой представляете, англичанин, — платный убийца, наемный киллер?

— Как и любой солдат, — пожал я плечами.

Сток задумчиво посмотрел на меня и наконец кивнул. Мы ехали в сторону аэропорта по невообразимо длинной дороге; она завершалась каким-то странным монументом, которого раньше мне не приходилось видеть. Свернув вправо, мы миновали въезд в аэропорт. Водитель подъехал к широкому шлагбауму и посигналил. Солдат отвел его, и мы въехали на летное поле; покачиваясь на стыках бетонных плит, мы направились прямо к самолету «Ил-18», который прогревал турбины. Из-за отворота черного гражданского пальто Сток извлек мой паспорт.

— Я забрал его в гостинице, мистер... — он заглянул в него, — мистер Демпси.

— Благодарю вас, — сказал я.

Сток не сделал попытки выпустить меня из машины. Он продолжал болтать, не обращая внимания на то, что мощный поток воздуха от турбодвигателей заставлял нашу машину покачиваться на рессорах.

— Попробуйте представить себе, англичанин, две мощные армии, которые расположились друг против друга в каком-то отдаленном пустынном месте. Ни у той, ни у другой нет приказа к действию, и они даже не подозревают о присутствии друг друга. Вы понимаете, к каким приемам прибегают армии: далеко от передовой линии выкинуты дозорные, вооруженные биноклем, детектором радиации и пулеметом. За ними сосредоточена бронетехника, боевые машины пехоты и так далее — вплоть до зубных врачей, генералов и икры. Так что эти люди, пусть даже они не блещут особым интеллектом, представляют собой самые кончики пальцев вытянутых конечностей армии, и именно им предстоит решать в случае необходимости, и причем очень быстро, следует ли протянуть дружескую руку или нажать на спусковой крючок. И в зависимости от их решений армии то ли этим вечером разобьют бивуаки и их солдаты будут рассказывать друг другу байки, пить водку, танцевать и врать женщинам; то ли эти армии, ощетинившись, постараются превратить друг друга в ошметки самым эффективным образом, который только можно себе представить.

— Вы неисправимый романтик, товарищ полковник, — усмехнулся я.

— Может, так и есть, — согласился Сток. — Но только не пытайтесь второй раз повторять этот номер с переодеванием своих людей в советскую форму. Особенно в моем районе.

— Я не делал ничего подобного.

— Вот и не пытайтесь сделать даже в первый раз, — отрезал Сток. Он открыл дверцу со своей стороны и щелкнул пальцами.

Водитель быстро обежал вокруг машины и придержал дверцу. Протиснувшись мимо Стока, я вылез из салона. Он уставился на меня с бесстрастием Будды и хрустнул суставами пальцев. Затем протянул открытую ладонь, будто ожидая, что я положу в нее что-нибудь. Обмениваться с ним рукопожатием я не собирался и, поднявшись по ступенькам трапа, вошел в салон самолета. В проходе стоял солдат-пограничник, тщательно изучая паспорта пассажиров. Я смог перевести дыхание, лишь увидев под собой простор Балтийского моря. И только тогда я понял, что продолжаю сжимать в руке фляжку Стока. Снежные заряды летели навстречу самолету, как орды саранчи. Оттепелью и не пахло.

Раздел 10

Лондон

Глава 27

— Чувство ответственности — это всего лишь душевное состояние, — произнес Доулиш. — Конечно, Сток должен быть в ярости, все его труды пропали даром, но с нашей точки зрения все прошло как нельзя лучше. Все довольны — министр именно так и выразился. «Дело Ньюбегина завершилось как нельзя лучше». Глядя на Доулиша, я пытался понять, какие же на самом деле мысли копошатся под этой благородной сединой. — Операция завершилась успехом, — наставительно сказал он, словно бы объясняясь с ребенком.