Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
— Все отходит в прошлое, — произнес я философски.
Харви кивнул.
— Я рад, что теперь ты знаешь о русском курьере, которого убила Сигне. — Улыбнувшись, он неторопливо выпустил клуб дыма, скрывшись за его завесой. — Теперь ты знаешь, что представляет собой Сигне.
— Ты считаешь, что она выдумала эту историю, — укорил я его.
— Да нет же, черт побери. — Харви затянулся сигаретой. — Расставаясь со мной, она была расстроена куда больше, чем я, прощаясь с нею. Куда больше. — Снова пошел снег. — Самая холодная зима из всех, что мне запомнились, — поежился он.
— С твоей точки зрения, — сказал я.
Поезд опять остановился.
— Вайниккала! — услышали мы объявление о приближении последней пограничной станции.
— Давай выйдем и попьем кофе, — предложил я. — У нас есть не меньше двадцати минут, пока подцепят русский локомотив. Посидим немного за последней чашкой настоящего кофе. — Харви не пошевельнулся. — Последняя чашка настоящего кофе, Харви, — повторил я. — Последняя в жизни.
Усмехнувшись, Харви осторожно, чтобы не повредить яичную скорлупу, накинул пальто.
— Ничего смешного, — буркнул он.
Я вскинул руки, давая понять, что сдаюсь, и двинулся по коридору вагона.
— Во всяком случае, финнов пока вокруг в избытке.
Русский проводник, продолжая возиться с печкой, посмотрел на нас и улыбнулся. Харви заговорил с ним по-русски: попросил его проследить, чтобы поезд не ушел без нас, и сказал, что по возвращении мы возьмем еще чаю с печеньем.
— Чего ради ты захотел чаю с печеньем? — спросил я. — Мы же так и так направляемся в буфет.
— Можешь оставить его в целости и сохранности, — объяснил Харви. — Но старик имеет с каждой пачки небольшой навар, что позволяет ему тратить деньги в Финляндии. — И судя по бутылке «Гордона», навар не такой уж плохой.
— Это подарок, — объяснил Харви. — Он рассказал мне, что бутылку преподнес какой-то незнакомый человек.
Харви очень гордился тем, что умеет говорить по-русски.
Мы взяли по чашке кофе в большом станционном буфете, чистом, теплом и светлом. Вся обстановка вокруг носила такой стерильный скандинавский характер, что пейзаж за окном напоминал рождественскую открытку. Мы стояли под хлопьями падающего снега и смотрели, как меняют локомотив — он казался огромной зеленой игрушкой с ярко-красными колесами и красной звездой впереди. Он мягко притерся к вагонам.
— И что дальше? — спросил Харви.
— В вагоны сядут представители финской и советской таможен и иммиграционной службы, которые будут сопровождать нас в пограничной зоне. От Выборга до Ленинграда поезд, к которому подцепят еще несколько вагонов, потащит дизель.
— То есть, сев в вагон, я почувствую себя так благостно, словно я уже в России?
— Или так же отвратно, как в России, — парировал я, поднимаясь по ступенькам и заходя в вагон.
— Так же отвратно! — хмыкнул Харви. — Чем ты обладаешь таким, что недоступно жителям Ленинграда?
— Лично я — обратным билетом в Хельсинки.
Харви сделал вид, что хочет дать мне тычка, но, когда я — тоже в шутку — замахнулся на него, он торопливо прикрылся.
— Осторожнее, я кормящая мать. — Он подумал, что я забыл о его хрупком грузе, но я-то помнил о нем.
Нас ждало долгое путешествие до Ленинграда. Начало смеркаться. Снег продолжал идти, и на фоне темнеющего неба летели легкие снежинки. Харви снял пальто и устроился в углу дивана. На столике лежала белая шитая скатерть и стояла настольная лампа. Поезд тащился час за часом и, казалось, останавливался чуть ли не каждые несколько метров, пока осмотрщики проверяли буксы, подливали в них что-то черное и махали фонарями. Очередная остановка состоялась в лесу. Поляна была большой, как футбольное поле, под покосившимся навесом громоздился так и не вывезенный пиловочник. На просеке между деревьями показалась большая черная легковая машина советского производства. Она неторопливо двигалась по продавленной колее, и из-под ее колес летели щепки и ветки. Лесная дорога проходила тут ярдах в пятидесяти от путей. Машина подъехала к рельсам чуть ли не вплотную и остановилась.
— Итак, это Россия, — сообщил я Харви, включая настольную лампу, и ее желтые блики осветили отражение наших лиц на черной плоскости окна.
— Ты уверен, что на всем пути до Ленинграда так и не появится вагон-ресторан? — спросил Харви.
— Спроси у них, — посоветовал я. — Ты же тут в дружеских отношениях с начальством.
— Разве ты не собираешься втолковывать мне, что это мой последний шанс? — осведомился Харви.
— Слишком поздно. Пограничники уже в вагоне. — Я увидел их через полуоткрытую дверь; шли они по проходу так уверенно, словно им принадлежал весь поезд. Уверенным резким движением проверяющий отбросил створку дверей. — Ваши документы, — протянул руку тот, что был пониже, и отдал честь. На них были кителя и рубашки цвета хаки, темные брюки и зеленые пилотки. Сержант, отдавший честь, рассматривал паспорт Харви с таким тщанием, словно с трудом разбирая латинский шрифт. Рядом с ним возник капитан и выдернул у сержанта паспорт.
— Ньюбегин? — спросил он.
— Да, — ответил Харви.
— Следуете до Ленинграда? — Харви кивнул. — Возьмите свой багаж и следуйте за мной. — Капитан повернулся, собираясь покинуть купе. Сержант нетерпеливо щелкнул пальцами, поторапливая Харви. Похоже, что особым дружелюбием они его не жаловали.
— Я тоже выйду, — поднялся я.
— А вы останетесь в поезде, — вернувшись в купе, поставил меня на место капитан. — Мистер Ньюбегин поедет в Ленинград на машине. Вы же останетесь в вагоне. В полученном мною приказе об этом говорится совершенно четко.
Сержант втолкнул меня обратно в купе и закрыл двери. Я слышал, как в коридоре капитан приказал сержанту не приближаться к Ньюбегину и не прикасаться к нему. Я понял, что капитан опасается, как бы неосторожное движение сержанта не раздавило яйца. Поезд снова дернулся с места, но, протащившись несколько ярдов, опять замер на месте. Я поднял раму окна и увидел, как человек в капитанской форме спрыгнул с подножки на землю и помог спуститься Харви. От железнодорожных путей до просеки осталось ярдов сорок, и, хотя водитель «Волги» постарался подъехать как можно ближе, до машины пришлось добираться по глубоким сугробам. Ее ветровое стекло то и дело заносило снегом, но стараниями ползающих по нему дворников на нем оставались два блестящих черных полукруга. Удушливые клубы дыма российского бензина из выхлопной трубы все густели, и, поскольку я высунулся из окна, до меня долетало их зловоние.
Движения трех человек были неторопливыми, как при замедленной съемке. Харви обернулся ко мне и улыбнулся. Я помахал ему рукой на прощание. Двое русских подтолкнули его к открытой дверце машины. Может, из-за глубокого снега, может, из-за тяжелых шинелей, но все они двигались с медленной хореографической грацией. Изогнувшись, Харви стал стаскивать пальто, а сержант уже стоял у него за спиной с небольшой картонной коробкой, в которую предполагалось переложить яйца. Водитель сидел на своем месте, уставившись на поезд с таким видом, словно впервые увидел его, и это зрелище его напугало. Сняв пальто, Харви стянул пиджак, чтобы извлечь яйца, которые хранились у него под рубашкой. Порыв ветра заставил рубашку вздуться, как парус, а лицо его порозовело от жгучих укусов морозца. Засмеявшись, капитан жестом поторопил его, чтобы все они могли поскорее укрыться в тепле салона. Я так толком и не понял, что случилось вслед за этим, но внезапно Харви — он по-прежнему был в рубашке с короткими рукавами, подол которой трепетал под порывами ветра — сорвался с места. Он побежал к поезду. Из-за глубокого снега ему приходилось высоко вскидывать ноги, и он производил странное впечатление, напоминая лошадь во время выездки. Преодолев первую колею, он поскользнулся на льду, но удержался на ногах, коснувшись земли пальцами правой руки.
Преследователи спешили за Харви, как вереница маленьких красных муравьев. Рванувшись с места, Харви увяз по пояс в снегу, но, высвободившись из его объятий, подпрыгнул и двинулся вперед странными конвульсивными рывками; его кидало из стороны в сторону и, падая, он выворачивался, подстраховываясь вытянутыми руками и снова выпрыгивая из снега, как чертик из коробочки. Вот где пригодилось искусство Харви, изображавшего сейчас нескончаемую балетную сюиту. Все его умение держать равновесие в ходе стремительного движения подвергалось испытанию, когда он продирался сквозь сугробы.
