Белая сорока - Лускач Рудольф Рудольфович (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Когда бы я мог увидеть вашего пожарника? — спросил «дядя Ваня».
— Сейчас он отдыхает двое суток, — услужливо ответил начальник отдела кадров, — а ровно в восемнадцать часов должен заступить на дежурство.
— Я к вам приду, а вы вызовете его к себе. О том, кто его хочет видеть, разумеется, ни слова.
«Дядя Ваня» ушел, взяв с собой адрес Бойкова и фотографию. Затем она была тщательно исследована. Конечно, усы Блохин мог отрастить, а волосы перекрасить, но этот нос! «Дядя Ваня» велел привести Купфера, но и от него ничего путного не добился. Только еще раз убедился, что тот не говорит правды. На вопрос, что он знает об Анастасии Конрадовне Блохиной, Купфер сказал, что впервые о ней слышит. Его, дескать, одна незнакомая женщина попросила встретить на вокзале ее бабушку. Он выполнил просьбу, потому что ему хорошо заплатили. Куда уехала старуха, не знает.
Это, конечно, была бесстыдная ложь. «Дядя Ваня» махнул рукой и велел увести Купфера. А вечером он снова был в отделе кадров комбината, где дожидался Бойкова. Время его дежурства приближалось…
— Теперь, дорогой Рудольф Рудольфович, — сказал Курилов, глянув на часы, — мне пора. Скоро разговор с Мурманском.
— Филипп Филиппович, — взмолился я, — вы интригуете прямо-таки как автор детективного романа. Ну, скажите хотя бы: это был Блохин?
— Попробуйте-ка догадаться сами. Вы же хорошо знаете всю эту историю, да и выводы умеете делать, — уже одеваясь, весело бросил мой гость и был таков.
Неотложные служебные дела заставили меня в тот же день отправиться в Москву. Подготовка обоснований уже отобранного проекта нового механизированного деревообрабатывающего завода, который должен был строиться в Архангельской области, отняла у меня все дни и вечера, ни о чем другом даже подумать было некогда.
Вернулся только через пять дней и сразу же позвонил Курилову, но его не оказалось на месте. Дома сказали, что еще три дня назад он уехал в Мурманск… И как бы мне ни хотелось узнать, что происходило сейчас в этом портовом городе на самом севере Кольского полуострова, лишь позднее стало известно, что там разыгрался последний акт длинной и сложной истории, которая официально называлась «Дело «Белая сорока».
Напрасно сидел тогда «дядя Ваня» в отделе кадров Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината — Бойков на дежурство не пришел.
— Жаль, — спокойно сказал «дядя Ваня» начальнику отдела кадров, — жаль, что он не пришел. С удовольствием бы познакомился с этим сговорчивым парнем.
Он холодно простился, вышел на улицу и заспешил к дому, где жил Бойков. Обыск, разрешение на который было получено накануне, не дал никаких оснований считать, что Бойков — это Блохин. Хозяйка дома, в котором он снимал две комнаты, только и рассказала, что несколько дней назад к нему приезжала старушка, переночевала, а на другой день куда-то уехала на санях и больше не вернулась. До этого у него провел ночь какой-то строгий «господин», которому на санях доставили несколько чемоданов, а потом и тот уехал.
Все это усиливало подозрение, что все-таки речь идет о Блохине, и снова на допрос был приглашен Купфер. Он по-прежнему категорически отрицал, что знает Блохина. Тогда Потапов сказал:
— Вы — соучастник убийства, член шпионской организации. Еще сегодня вы будете отправлены в Ленинград, где предстанете перед военным трибуналом.
Франц Купфер побледнел, хотел что-то возразить, но его сразу же увели, и через час под строжайшей охраной он был посажен в «Полярную стрелу». Этим же экспрессом в Ленинград отправился и «дядя Ваня», в то время как Короткое вместе с тремя другими ленинградскими сотрудниками госбезопасности остался в Кондопоге.
«Полярная стрела» приходит в Ленинград вечером, и Курилов мог сразу же начать допрос Купфера. Как затравленный волк, оглядывался тот по сторонам просторного, ярко освещенного кабинета, руки у него дрожали, но губы были плотно сжаты. Курилов сразу же приступил к делу.
— Предупреждаю, что жду правдивых ответов. Будете лгать — допрос прекращу, а весь материал, собранный предыдущим дознанием, немедленно передам в военный трибунал, указав, что вы сознательно мешали принять меры к задержанию убийц и шпионов. Это усугубит вашу вину… А вы уже предупреждены и знаете, что вас ожидает. Теперь ваша судьба в ваших собственных руках, и если будете откровенны, сможете ее облегчить. Советское право и в преступнике видит человека, которого не должно потерять общество. Разумеется, при условии, что он сам в меру своих возможностей способствует устранению или уменьшению того вреда, который нанес государству. Говорю с вами откровенно: у вас такая возможность еще есть. Нам многое известно: и то, например, что вы были судимы за тяжелое телесное увечье, которое нанесли случайному знакомому; за пьяные драки и другие хулиганские поступки вам запрещено проживать в Ленинграде. Мы знаем также, что вы все-таки приезжали в наш город к своему дяде, который является членом разведывательной группы и ярым врагом советского государства, за что и будет отдан под суд. И хотя горькому пьянице он и не очень доверял, тем не менее установлено, что именно по его требованию вы предоставили убежище крупному преступнику Аркадию Блохину или Александру Бойкову, что одно и то же, и помогли ему скрыться, хотя знали, что его ищут. Затем вы помогли уйти от правосудия немецкому шпиону — организатору группы разведчиков и убийц Курту фон Лотнеру. Одновременно вы способствовали укрытию похищенных драгоценностей, в чем участвовала тетя Блохина — Анастасия Конрадовна Блохина. Ваша вина велика, и только вы можете ее или усугубить, или облегчить. Даю вам на размышление десять минут. Понятно?
Купферу было понятно. На него сильно подействовали слова этого коренастого мужчины с блестящими глазами и звучным голосом.
В Мурманском порту стояла целая флотилия судов, и шум работ не утихал даже ночью. Могучие портальные краны опускали грузы в утробы заокеанских пароходов, далекий свет маяков рассекал темноту, которая здесь, за Полярным кругом, даже в конце зимы опускалась на море и на землю сразу же после полудня. Между десятками иностранных судов было и несколько немецких пароходов, которые грузились пиломатериалами.
Гамбургское торговое судно «Курфюрст»— самое крупное из них. Первый помощник капитана, стоя на мостике, вежливо приветствовал статного, цветущего мужчину, ступившего на борт судна. На плечо у него была наброшена элегантная кожаная куртка, и чтобы ее не уронить, он ответил на приветствие лишь легким кивком.
— Долго еще будет наша скорлупка глотать это дерево? — раздраженно спросил он.
— Завтра закончим, господин уполномоченный, — извиняющимся тоном ответил помощник капитана.
— Только завтра? Знаете, что это означает? Каждый час, даже каждая минута дорого нам обойдется. Надо быть идиотом, чтобы думать, будто появление на торговом судне единственного пассажира не привлекло внимание этих парней из здешней полиции, хотя у него виза в порядке. Ладно еще они поверили телеграмме о том, что он спешит к отцу, который сильно пострадал в автомобильной катастрофе в северной Швеции.
— Я разговаривал с таможенником, проверяющим грузы, и тот выразил сожаление по поводу несчастья, которое постигло отца нашего пассажира, — заметил помощник капитана.
— Сожаление, как бы не так… Пусть черт верит этим большевикам! Надо еще доставить два его чемодана, которые он сам не мог взять с собой на палубу. Вы уверены, что ваш человек это сумеет?
— Это наш лучший агент. Он знает здесь каждый уголок и спрячет их в штабеле досок, которые незаметно пометит условным знаком.
— Отлично. Остается позаботиться, чтобы так же незаметно пробрался на борт наш человек. Это должно произойти около двадцати двух часов. Вы все приготовили?
— Да, да, боцман получил исчерпывающие указания, — заверил помощник капитана.
— Так. А потом мне бы больше всего хотелось увидеть этот берег издалека… Поспешите с погрузкой.
— Делаем все, что можем, господин уполномоченный. Оснований для беспокойства нет, — сказал помощник капитана и приложил руку к козырьку.
