Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич (лучшие бесплатные книги .TXT, .FB2) 📗
— Да, — Кассарин слегка помолчал. — Вы абсолютно правы, Альберт Петрович. Так вот. Я приказываю вам свернуть всякую инициативу, — Кассарин подчеркнул интонацией слово «приказываю». — Передадим инициативу Турецкому. Пока. Временно. Заставим его тем самым проявить свою сущность и степень информированности, выдать свои цели и мотивы. Вам же, Альберт Петрович, я приказываю организовать предельно скрытное и максимально всестороннее наблюдение за действиями Турецкого. Что он будет делать, предоставленный сам себе, при полном отсутствии каких бы то ни было воздействий с нашей стороны. Письменный приказ я вам пришлю через час.
«Он не дурак, Кассарин, — подумал Невельский. — Не дурак и не подлец — раз письменный приказ пообещал. Да, сколько ни живи, а все не перестаешь удивляться…»
— Есть, товарищ полковник! — отчеканил Невельский, положил трубку на аппарат и лишь после этого позволил себе шумно, с облегчением вздохнуть.
18
Василий Васильевич Кассарин-младший мерил шагами свой рабочий кабинет на Лубянке.
Было уже 11.23, было уже 25 декабря 1992 года. Тикали часы, надвигалось окончание срока, отпущенного Кассарину-младшему на полное проявление обстановки, связанной с психотронным оружием.
Прошло уже 37 суток с того дня, когда Кассарин-младший пробился на «длинный» прием к В. А. Сомову и лично доложил ему обстановку, сложившуюся к тому моменту на последнем этапе операции «Полоса отчуждения».
Это был очень непростой разговор. Но Кассарину-младшему удалось захватить Сомова во время более-менее благодушного настроения, что бывало теперь все реже и реже.
Они проговорили не менее двух часов и пришли к консенсусу: лечь на дно, посмотреть, что будет. Разобраться.
В иное время Кассарин-младший мог бы, заручившись пониманием председателя, «разбираться» и год, и два — сколько потребуется. И звезды б шли, и деньги б шли, и время шло б…
Но теперь, когда эта огромная страна явно стронулась с места и все пришло в состояние все ускоряющегося скольжения по наклонной плоскости, Сомов долго ждать не хотел и не мог. Ему был нужен психотрон как воздух. Если бы он был и функционировал как часы уже теперь, разве возникло бы это противостояние ветвей высшей власти в России? Нет, ни за что. Надо было крутиться, быстрее давить. Этот процесс нужно было тут же тормознуть и, медленно выворачивая руль государства направо, развернуть назад, может быть, к СССР.
Они проговорили более двух часов, и Кассарин-младший получил требуемое ему — время. Но только до конца 1992 года. Дальше уже времени не было, ни у Кассарина-младшего, ни у самого Сомова. И это время почти истекло.
Было уже 11.23, было уже 25 декабря 1992 года, было уже пора подводить итоги.
Что произошло, что случилось за истекшие 37 суток передышки? Что удалось ему, Кассарину-младшему, установить за истекший срок? Случилось многое. А вот установить не удалось, напротив, почти ничего. Что удалось несомненно, так это запутаться окончательно.
Кассарин-младший сел к столу, взял ручку и начал систематизировать происшедшее, делая выводы и обобщения.
За истекший период главный объект наблюдений А. Б. Турецкий проявлял активность? Да, безусловно. Что это была за активность? Да так себе, довольно пассивная активность. Ее можно назвать активностью любопытствующего — не более. Дело служебное, особенно взятое на высокий контроль, Турецкий раскручивал бы, конечно, не так: тут он волчком бы крутился. Но он был в отпуске и действовал в режиме «нога за ногу», особо не усердствуя и не отказывая себе ни в чем.
Так. «Не отказывая себе ни в чем». Турецкий, судя по скрупулезным наблюдениям «наружки», позволял себе за эти 37 суток солидные траты, и более — порой сорил деньгами. Источник его средств, доходов установлен? (Спросит Сомов, например.) Нет, Владимир Александрович, пока не установлен. Плохо. Но может быть, деньги возникли давно, за рамками операции «Полоса отчуждения». А это действительно так? Установлено? Нет. Это не установлено. Плохо еще раз. Плохо, что неизвестно.
А что известно?
О, известно многое!
Известно, например, что Турецкий установил связь с Меркуловым и оба поддерживали ее: двухсторонне. Предмет разговоров, тема, цель контактов Турецкого и Меркулова? Все разговоры прослушивались (когда это представлялось возможным, конечно), записывались, анализировались. Но это, увы, разговорчики ни о чем. Так, трепотня сослуживцев, симпатизирующих друг другу: учителя и ученика. И все? И все. Плохо! Третий раз плохо!
Но это далеко не все. Известно достоверно, что Турецкий посещал «Химбиофизику» еще раз, имел беседу там с Воща-гиным, тот сам о ней сообщил, распознав в Турецком майора МБ и опасаясь провокации. Чем в «Химбиофизике» интересовался Турецкий? Да вроде как ничем. Чем занимался Грамов. А вы ему? А я ему продемонстрировал наш помидор. И все? Клянусь — и все! Не густо. Чем богаты, тем и рады.
Так. Далее. Турецкий с помощью своего стажера С. М. Седых наводил уйму справок. О Грамове и обо всех оставшихся родственниках. Ну, это ясно: вопрос наследства. Нет, не только, и об Иванникове, и о Чудных, и о Невельском. С чего он вышел на эти лица?
Иванников с Чудных работали с отцом его жены. И вдруг исчезли, ушли работать в МБ. Они могли быть в курсе дел, финансовых дел, покойного тестя: валютные гонорары за зарубежные издания, бывает, кормят потом наследников довольно сытно, и не год, не два. Тут интересы объяснимы.
А почему он вышел на Невельского? А на Невельского из-за этой дурацкой квартиры — раз, и через этого пьяницу, патанатома Ефимыча, — два. Ефимыч его заложил после беседы. Беседа у них состоялась в морге. И что из этого? Да тоже как будто бы ничего. Поймав Ефимыча на подлоге, Турецкий обязан был бы заявить, завести на Ефимыча дело. Он поступил так? Нет. Почему? Турецкий всегда был дотошен, принципиален. А тут? Либо задумал что-то, либо наплевать. А может, просто собирал компромат на Невельского, чтоб, шантажнув, вышибить Альберта из грамовской квартиры? Может такое быть? Да, очень может. Я сам бы лично так и сделал бы. Вот не останься мне квартира от отца, виновником чьей смерти был Турецкий, между прочим.
Он, собственно, и поступил затем согласно этим целям: пошел прям в гости к Невельскому. Но дома не-застал. Крутился возле квартиры, когда Алина Суханова, дочь Невельского, застукала его. И до сих пор все сходится. И все спокойно.
Но здесь-то начинается кошмар! И первый пункт кошмара — Алина. Во-первых, она сомневалась, что это точно был Турецкий. Как она сказала? «Турецкий, вылитый. Но вроде и не он. Сгорбленный и лет на десять постаревший, как мертвый. Да и вдобавок хам трамвайный». — «Так все же он или не он?» — «Он! Но не знаю, точно не скажу!»
Вот это да! Сам и не сам?! Как понимать? Турецкий ведь не Дмитрий-самозванец?
Ну хорошо. Пока опустим, до конца не уточняя.
Что происходит далее?
Алина Альбертовна Суханова отрезает сама себе левую руку.
Всего-то навсего.
А почему же? Почему? Прекрасно помню, как она, уже в госпитале, придя в себя после потери крови, после операции по формированию жульти, сшивания сосудов, объяснила это отцу, склонившемуся на моих глазах над ее кроватью в отдельном боксе Первого блока третьей управы на территории бывшей Кремлевки.
— Кто тебе отрезал руку, доча? — спросил Невельский.
— Сама я себе отрезала, папа, — ответила, еле шЬвеля гу-бами, — бледная после операции и от потери крови Алина.
— Как же так вышло-то?
— Я себе платье купила…
— Ну?
— Ну и примерила. Перед зеркалом… Смотрю: рукава коротки!
— И что же?
— Ну платье красивое, жалко менять, не сменяешь: я же последнее взяла… И не надставишь, как их надставишь? Такого же материала отдельно сроду в Москве не найдешь…
— Так…
— Я взяла нож твой, ну, «большой хирургический», которым ты мясо обычно разделываешь… Дай, думаю, руки укорочу!
