Вкус крови - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
– А для чего мы тут, собственно, находимся, по-вашему? – развел руками завотделением.
– Мне необходимо позвонить! – Больная та решительно направилась к телефону, что Лев Семенович опешил. Он не разрешал занимать линий пустыми разговорами, но теперь только обалдела смотрел, как седая дама в халате энергично крутит телефонный диск. Он припомнил, что видел ее на обходах.
«Ишемическая болезнь сердца».
Но сейчас в ней было нелегко заподозрить кардиологическую больную.
– Алло, – сказала больная, когда на том конце сняли трубку, – попросите, пожалуйста, Осафа Александровича. Ты, Ося? Соня Пуришкевич.
«Ну конечно, Пуришкевич, – вспомнил Лев Семенович, – тяжелая форма ишемической болезни сердца. Или в диагнозе ошибка…»
– Тоже рада тебя слышать, Ося. Я по делу. Ты ведь имеешь какие-то связи с милицией? Я точно ничего не знаю, но только что ко мне приходил следователь.
Глеба забрали.
На миг у Льва Семеновича потемнело в глазах. Это «забрали», эта решительная женщина, ворвавшаяся к нему в кабинет… И только в следующий момент пришло осознание того, что на дворе-то девяносто седьмой год, а не шестидесятый и уж тем более не тридцать седьмой.
Заведующий вновь прислушался.
– Случилось что-то серьезное. Следователь так со мной разговаривал… Нет, не дома. Я говорю из больницы… Да, приходил сюда… Не сказал ничего, кроме того, что Глеб находится в отделении Ладожского вокзала… Нет, нет. Я не узнавала. Сразу позвонила тебе. Что? Нет, сказал, что вел дело, но его передали другому. Мне очень не понравилось, очень… Что именно? Нет, не он сам, а его тон… Что? Куда мне перезвонить? – Софья Николаевна повернулась к заведующему отделением и попросила:
– Продиктуйте ваш номер.
– Но… – Лев Семенович не находил слов и некоторое время молча разводил руками. Странная женщина продолжала вопросительно смотреть, и, к своему собственному удивлению, врач услышал, как произносит семь цифр, которые соответствовали номеру его служебного телефона – того самого, который сейчас узурпировала «Соня». – Но я скоро уйду и запру кабинет, – наконец смог выговорить он.
– Ося, ты слушаешь? Звони на пост. Последние две цифры – сорок семь.
«Соня» повесила трубку и, сказав: «Большое спасибо, Лев Семенович», вышла из кабинета. Только теперь врач смог оправиться от потрясения. Он встал из-за стола и вышел к сестринскому посту.
– Какое лечение назначено Пуришкевич? – спросил он.
– Со вчерашнего дня кордиамин. Внутримышечно три раза в день.
– Интересно, – покачал головой завотделением. Это был первый случай в его практике, когда такое достаточно известное лекарство произвело столь чудодейственный эффект.
Чак Норрис сидел у двери и ждал, когда же хозяин положит наконец трубку и обратит внимание на своего верного пса.
Чак скучал. В последние дни хозяина как подменили. Все-то он сидит и думает. Это случалось и раньше, но только дома. А на улице наступало их время, когда хозяин был целиком и полностью со своей собакой.
Теперь все кончилось. Потому что даже во время прогулки хозяин не смотрел на Чака, а был погружен в свои мысли. Вот и теперь вместо того, чтобы идти гулять, говорит по телефону.
Наконец Дмитрий повесил трубку. Пес хотел было подбежать, но отвратительный телефон зазвонил снова.
– Дмитрий Евгеньевич?
– Слушаю.
– Андрей Журба беспокоит. Вас поздравить можно?
– Не знаю, – Самарин понял, что Журба говорит о поимке маньяка, – пока не собраны доказательства, говорить ни о чем нельзя.
– Принципиальный вы человек. – В голосе Журбы слышались одновременно ирония и уважение. – Вот я у вас и хотел спросить. По какому праву Завен руки к рынку тянет? Организовали-то его мы, охрану поставили, щиты понавесили. И чистота, и саннадзор – все наши люди делали. А как раскрутили точку, как она заработала, так теперь ее Завену передавать, и только потому, что он под ментовской «крышей»?
Самарин вспомнил огромный оптовый рынок, растянувшийся вдоль речки Оккервиль. Он и сам, бывало, захаживал туда. Все знали, что эту точку не только контролируют, но и организовали тихвинцы. Значит, Завен решил прибрать рынок к рукам…
– Но это не моя компетенция, Андрей. Я к этой «крыше» не имею никакого отношения.
– Знаю, – спокойно ответил Журба. – Нам нужна информация. Что-нибудь на Завена. Он ведь дрянь человек. Наверняка за ним что-то есть. Нам бы очень хотелось это знать, Дмитрий Евгеньевич.
«Негритенок! – пронеслось в голове Самарина. – В связке с Жебровым. А тот племянник начальника Ладожского отделения… Есть кое-что на Завена…» Но с какой стати он будет выкладывать это Журбе? Он пока еще не работает на тихвинскую группировку и в дальнейшем не собирается. А так – пусть вор у вора дубинку отнимает…
– Мне о Завене ничего не известно, – сказал он.
– А вдруг услышите чего… Короче, как связаться со мной – знаете.
– Вряд ли…
– Посмотрим, гражданин следователь. Мало ли что бывает.
В трубке запищали короткие гудки. Но Самарин еще долго сжимал ее в руках.
«Что это было? Угроза? Нет, угрозами нас не возьмешь».
– Ладно, Чак, – обратился Дмитрий к собаке, – ты гулять не против? Ну я так и думал. Пошли, мне надо проветриться.
Осаф Александрович Дубинин повесил трубку и некоторое время стоял в задумчивости. Соня Пуришкевич… Сразу нахлынули воспоминания. Военное Детство в Ташкенте, куда их родителей эвакуировали вместе с Академией наук, возвращение в Ленинград. Тогда она, правда, была Соней Стаблиной и понятия не имела, что Оська Дубинин по ней тайно вздыхает, тому что у него так и не хватило духу признаться.
Возможно, потому и не хватило, что не было шансе на успех. Оська Дубинин превосходил Серегу Пуришкевича во всем – он лучше бегал, дальше прыгал, н Соня выбрала не его. Они оставались друзьями, втроем гуляли по Островам, корпели над учебниками, хотя Соня собиралась на филологический, Серега на восточный, а Оська на юридический.
Шел 1954 год, время было странное, и казалось, впереди ждет совершенно новая, потрясающая жизнь. Потом, когда в середине шестидесятых Серега Пуришкевич внезапно умер от лейкоза, а Соня осталась с маленьким Глебом на руках, Оська, вернее, молодой криминалист Осаф Александрович Дубинин был уже женат и также обзавелся маленьким сыном. Он помогал Соне всем, чем мог, но ни разу не заикнулся о своем к ней чувстве.
И вот теперь Соня просит его о помощи. Осаф Александрович вернулся к действительности. Глеб арестован и содержится в Ладожском отделении транспортной милиции. Судя по всему, обвинение ему еще не предъявлено. Это означает, что в отделении откажутся отвечать на вопрос, за что взяли. Имеют право; И все-таки Дубинин работал не где-нибудь, а в агентстве «Эгида-плюс», связанном со вполне определенным ведомством. А потому он протянул руку к телефону и набрал номер, который в городе знает далеко не каждый.
– Береза, триста шесть.
– Вас слушают, – ответил мужской голос.
– В Ладожском отделении транспортной милиции задержан Пуришкевич Глеб Сергеевич, шестьдесят третьего года рождения. Я бы хотел получить информацию, в чем он подозревается. Какова причина задержания.
– Оставайтесь на линии, – сказал голос, и в трубке раздались убаюкивающие звуки «Санта-Лючии». Когда неаполитанская песенка началась в третий раз, Осаф Александрович нервно забарабанил пальцами по столику – пауза явно затянулась, и это не предвещало ничего хорошего. Судя по всему, Глеб влип основательно.
«Санта-Лючия» заиграла снова, и Дубинин заволновался всерьез.
– Вы слушаете?
– Да-да.
– Глеб Сергеевич Пуришкевич, шестьдесят третьего года рождения, подозревается в убийстве Марины Александровны Сорокиной, совершенном в электропоезде вечером двадцать второго октября. Убийство совершено с особой жестокостью.
– Причина? – холодея, спросил Дубинин.
– Детали изобличают маньяка-убийцу.
– При каких обстоятельствах и когда он был задержан?
