Танцы на минном поле - Свержин Владимир Игоревич (книги полностью .TXT) 📗
— Твоя часть где стоит?
— В Газни.
— Трофимыч, сам подумай, кто за ним в Газни поедет интересоваться, есть он там или нет? Лихой парень, на хрена тебе ему жизнь ломать. Хорошо. Как скажешь. Фамилия? — подполковник невольно усмехнулся, предвкушая удивление собеседника — Ривейрас. Да не шучу я. Вот, истинный крест, Ривейрас. Ну, спасибо. Давай! Тебе того же. Все. — Он положил трубку и удовлетворенно уставился на Владимира. — Ты свободен. Только погоди идти. Пусть твоя подруга возьмет такси, а то, неровен час, попадешься патрулю, — подведешь под монастырь и меня, и Трофимыча…
Что было дальше — не сложно предугадать. Солнце, май, Арбат, любовь… И стал Владимир Ривейрас коренным москвичом, а чуть позже, неожиданно для самого себя, оперуполномоченным в отделе по борьбе с организованной преступностью. Дела его шли вполне успешно, и, может быть, не подойди к нему после первенства «Динамо» по боксу некто, отрекомендовавшийся Николаем Михайловичем Рыбаковым, и не предложи «интересную, но не без риска, работу, связанную с вопросами международной безопасности», глядишь, был бы уже Владимир капитаном, а то и майором. Однако, все случилось именно так, генерал-майор КГБ Рыбаков к разгоряченному победой старлею подошел, и потянулись для того долгие, изматывающие месяцы тренировок до седьмого и семижды седьмого пота. И вот, когда старший лейтенант Ривейрас полноправным сотрудником вошел в особняк в Фарисеевском переулке — последовал приказ о расформировании Центра. Поначалу Владимир подумал, было, о возвращении на Петровку, 38, но решил не торопиться с этим, и вот теперь он поднимался по широкой лестнице старинного дома на Страстном бульваре, носившего, словно корабль на борту, на своем фасаде громкое имя «Страстной», туда, где располагалось его новое место работы, Информационное агентство «Кордон». Дом был старый, двумя своими нижними этажами дореволюционный, с внутренней архитектурой такой же странной и загадочной, как сама московская жизнь. И потому ли, что здесь отвыкли удивляться чему бы то ни было, а может, как раз, оттого, что некоторая странность вообще была присуща жителям этого дома, появление малюсенькой фирмы, не связанной с торговлей товарами первой необходимости, привлекло внимание аборигенов не более, чем рождение наследного принца в папуасском племени.
Офис агентства соперничал в скромности с табличкой на его двери, а работавшая в нем троица могла сойти за кого угодно, только не за преуспевающих бизнесменов. И все же, несмотря на видимую убогость, агентство не нуждалось в заказах. Точнее, оно в них вообще не нуждалось, ибо, по большому счету, к бизнесу имело такое же, примерно, отношение, как резидентура к кустам резеды. «Генеральный директор» этой микроскопической фирмы, диковатого вида двухметровый бородач, носивший, несмотря на свою робинзоновскую внешность, вполне цивильное имя Михаил Войтовский, был кадровым сотрудником Центра и отцом-настоятелем двум «зеленым» старлеям, определенным в его команду. Все финансовые вопросы он решал на месте, подписывая чеки на волшебно не иссякающий счет в одном из Московских банков. Как известно было Владимиру, по линии "Центра" ему принадлежала туристическая фирма где-то в Скандинавии и, по курсировавшим в стенах Особняка слухам, некоторая доля подпольных борделей в Никарагуа. Впрочем, так это было или нет, Владимир не знал, а сам его начальник как-то не распространялся на эту тему.
Как бы то ни было, за всевозможными рубежами "Центру" принадлежала изрядная движимость и недвижимость, доходы от которой, в сущности, и составляли его бюджет.
Третий сотрудник вышеупомянутого агентства в момент появления в нем Владимира, уютно уместившись в раскладном кресле, был погружен в изучение свежей прессы, стопка которой громоздилась на полу рядом с ним. Алексей Полковников, а именно так звали этого невысокого молодого человека, похожего более на лирического поэта, или претендента на шахматную корону, чем на офицера секретной службы, до недавнего времени работал аналитиком в отделе Первого Главного Управления КГБ. На беду (скорее разведки, чем его) результаты, представляемые им, настолько часто разнились с требуемой точкой зрения и, что самое ужасное, настолько часто попадали в точку, что, не предложи ему «Некто» перейти на работу в Центр, пролегла бы дорога старшего лейтенанта Полковникова куда-нибудь «вон из Москвы», подальше, с глаз долой. Тем более, что декрет о существовании крепостного права в КГБ в ту пору не был еще отменен, и, кроме как в стенах родной конторы, места для него не было.
Теперь же исполнительный директор агентства сидел за своим рабочим столом и, позабыв о чашке остывшего чая, читал газету. Заметив появление компаньона, он в задумчивости опустил усеянный свежими оттисками типографской краски лист, и задумчиво воззрился на Владимира.
— Привет, — после некоторой паузы произнес он, смотря как бы сквозь вошедшего. — Чего-то в этой жизни я не понимаю, — продолжая созерцать нечто, ему одному ведомое, в астральном мире, говорил Алексей. — Предположим, что у тебя есть дача на Черном море…
— Привет, — кивнул Ривейрас, вполне уже привыкший к обычной манере его друга говорить о делах в сослагательном наклонении. — У меня нет дачи на Черном море. Но у меня есть двухкомнатная квартира в Одессе. Это устроит?
— Так вот, — не обращая внимания на реплику Владимира, продолжает он, — станешь ли ты продавать свою дачу в ноябре месяце?
— Ну… если с деньгами припрет, — неуверенно начал было Ривейрас, внутренне смирясь с наличием гипотетической дачи.
— С деньгами припрет, — нахмурившись, повторил генеральный директор, оставаясь при этом безучастным, как лесное эхо. — В свежих газетах восемь объявлений о продаже дач, причем, судя по описанию, респектабельных дач на побережье Черного моря.
— Какой-нибудь тихий экономический скандал? — выдвигает версию менеджер, вопросительно глядя на аналитика, задумчиво перемешивающего авторучкой покрывшийся изморозью чай.
— Возможно, — выходя на секунду из задумчивости, произносит тот. — Коста-Бланка — ни одного частного предложения. Коста дель Соль — одно, Калифорния — одно, Канары — два. Черноморское побережье — восемь. Что-то здесь не так, — произнося эти слова, Алексей поднял чашку и, подержав ее на уровне рта, поставил обратно на стол. — Не складывается.
Он вновь погрузился в задумчивость, выстраивая в мозгу десятки вероятных логических схем развития событий, результатом которых могло бы стать столь странное поведение рынка недвижимости. Подобная деятельность не входила в число его прямых обязанностей, но такой уж народ — аналитики, что лучше не мешать им думать на отвлеченные темы, если ожидаешь от них весомых результатов
Ривейрас об этом знал, и потому тихо, стараясь не потревожить друга, прошествовал на свое место, спеша заняться материалами, принесенными им сегодня. Папка с бумагами, лежавшая сейчас в его кейсе, попади она в руки лиц заинтересованных, могла послужить веским основанием для сановного инфаркта, обширного, как просторы нашей Родины. И хотя ничего секретного в сегодняшнем улове не было, расшифровки радиоперехвата телефонных переговоров, которые в ней содержались, могли пролить свет на многие следствия неясных широкой общественности обстоятельств. Особенно, в сумме с подобными же расшифровками последних месяцев.
— Занятно, — произнес Полковников, возвращаясь к прерванному чтению. — Вот еще два предложения, и, что странно, все дачи — высшего класса. Ни одной средней руки халабуды. Хотя, если так пойдет, то, скорее всего, скоро будут и они. Дурной пример заразителен.
— Может быть, может быть, — отзывается Ривейрас, отмечая зеленым строчку в лежащем перед ним тексте. Зеленый маркер — знак того, что данная информация, возможно, может иметь практическое применение. — Вот послушай, жена одного из крупных работников ФАПСИ беседует со своей подругой, женой референта некого зубра с Охотного ряда: «В следующем году мы, очевидно, не поедем отдыхать в Сочи. Почему? Там в воде обнаружили какие-то вредные соли».
