Дом аптекаря - Мэтьюс Эдриан (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
«Святые угодники, — подумала Рут. — Бедняжка совсем спятила — разговаривает с умершим братом! Такое уже не лечится».
Златокудрая Мадонна с величавым достоинством вслушивалась в бесконечный поток словесной чепухи, чтобы передать хоть что-то грядущему Судье.
Рут дотронулась до ее плеча.
Лидия вздрогнула, обернулась и, прищурившись, уставилась на нее. Очки она, наверное, оставила дома.
— Извините.
Служба заканчивалась. Лидия закрыла глаза и поспешно перекрестилась.
— In nominee Patris, et Filii, et Spiritus Sancti [17]. — Глаза открылись. — Где вы были? Чем вы там занимались? Знаете же, что мне вас не хватает.
За спиной дипломатически покашляли. Рут обернулась через плечо. Мужчина в длинном пальто осуждающе смотрел на них.
— Пойдем? — предложила Рут. — Если вы, конечно, закончили.
На улице Лидия выудила откуда-то очки и тут же водрузила их на нос. Рут открыла замочек, взяла велосипед, и они зашагали по берегу канала, остановившись только раз, чтобы пропустить трамвай. Часть пакетов поставили на багажник, привязав для верности эластичной лентой. Помимо прочего, Лидия купила саженцы вереска в горшочках, чтобы выставить их на подоконники.
Становилось холоднее.
Они перешли Сингел по направлению к кафе «Данте» на Спюистраате. Роскошное, в стиле ар деко, заведение под художественной галереей Стелтмана и собранием Хермана Броода в этот ранний час пустовало. Единственными посетителями, помимо них, были два чудаковатого вида юнца, курящие сладкий табак и листающие воскресные газеты. Рут и Лидия заказали горячие пирожки, бульон с овощами и булочки.
То и дело вытирая капающий нос, Лидия напряженно слушала рассказ подруги. За то время, что они не виделись, она как будто постарела и еще больше осунулась. Кожа приобрела цвет холодной золы.
— Должно быть, это Скиль, — подытожила Рут. — Ваша картина — нечто большее, чем картина. Не спрашивайте почему, просто поверьте на слово. Вы уверены, что брат или родители никогда ничего о ней не говорили? Даже не намекали?
Лидия покачала головой.
— Как бы там ни было, Скиль наверняка что-то знает. Картина ведь находилась какое-то время у него, так что он имел возможность ее изучить. Теперь он решил заполучить ее насовсем, а я в его глазах злобный гремлин, способный расстроить все его планы. Ясно, что меня необходимо устранить. Меньше всего ему надо, чтобы я вам помогала.
— Проклятый! — с чувством проговорила Лидия. Выскользнувшая из пальцев ложка ударилась о тарелку с бульоном.
Любители сладкого табака подняли на мгновение головы, нахмурились и вернулись к газетам.
По сморщенному старческому подбородку стекала тонкая струйка супа, и Лидия, отломив кусочек хлеба, промокнула ее мякишем.
— Я не могу утверждать, что это Скиль, — пошла на попятную Рут, смущенная реакцией старухи. — Но больше ведь некому. Все указывает на него. Хотя надо отметить, что неопровержимых доказательств не существует…
— Чего не существует? — Лидия повернулась к ней ухом.
— Твердых, бесспорных улик. Сказать по правде, я уже ни в чем не уверена. А что вы думаете? Вы же знаете Скиля или хотя бы знали его в прошлом. Способен он на такое?
— А почему нет? Он уже разбогател на ней однажды, хотя не имел права продавать. Нисколько не сомневаюсь, что и снова ее продаст. Хотя бы ради того, чтобы я не смогла получить то, что по праву принадлежит мне.
— Хорошо, пусть так. Но я имела в виду другое. Способен ли он на такие акции? Некоторые сомнения у меня есть, ведь он же… старик. Я, правда, в глаза его не видела, но Скиль, кажется, даже старше вас. Может быть…
— Никаких «может быть»! Это он, говорю вам! Он! Ждал этого шанса всю свою жизнь и теперь готов на все, чтобы только посчитаться со мной.
— Так вы полагаете, что я права? Что это все он?
— Ни тени сомнения, — провозгласила Лидия безапелляционным тоном благородной дамы.
— Но тогда что же им движет? Что не дает ему покоя?
— Жадность. Алчность. Деньги и вещи — это все, что имеет для него какое-то значение. Он один из тех беспринципных, бессовестных, безнравственных людей, которые воспользовались войной, чтобы разбогатеть на эксплуатации чужого горя.
— Но он ведь был другом вашего отца, разве нет? В конце концов, ваш отец доверил ему дом, и Скиль сохранил этот дом и вернул его вам.
— Пустым.
— Согласна, но опустошили его другие. Вы же сами мне рассказывали. Насколько я понимаю, пытаясь сохранить еврейскую собственность, человек многим рисковал. Поправьте меня, если я не права.
Лидия насупилась, давая понять, что дальнейшие дебаты по этому вопросу закрыты. Рут вздохнула.
— И все равно я не все понимаю. Ладно, пусть вы сцепились из-за картины. Пусть она — камень преткновения. Но если вы так сильно ненавидите врага, то почему живете напротив его дома?
— Неужели не ясно? Так было всегда. Он там, я здесь. Я не боюсь его. Он для меня — открытая книга. Ему не запугать меня, не сломить. Наоборот, его присутствие, его близость придают мне сил. Хотя, конечно, скоро я уеду. Избавлюсь от него.
— Уедете в Питсбург?
Лидия кивнула:
— Вот тогда только я и смогу все забыть. А пока ничего изменить нельзя, и будет так, как было. По крайней мере пока мне не вернут мою картину.
— Я разговаривала с полицейским. Мне дали понять, что ничего сделать нельзя, если только он не проявит себя открыто. Другими словами, подавать официальную жалобу можно тогда, когда вам в лоб всадят пулю.
— Этот человек трус. Он никогда не отважится напасть на вас.
— Однако ж он отважился потопить мою баржу. И до смерти напугать мою подругу. Если, конечно, допустить, что это был он. Похоже на труса?
— Где нужно держать своего врага? — с загадочной улыбкой спросила Лидия.
— Не знаю.
— А вы подумайте.
— Ну, наверное, там, где его можно видеть.
— Вот именно. А раз теперь мой враг стал вашим врагом, то и вы должны быть там же.
— Что вы имеете в виду? — спросила после паузы Рут.
Лидия довольно усмехнулась, как будто только что получила полную руку козырей.
— У вас нет дома, и вам нечем платить за отель.
— И что?
— Почему бы вам не прийти и не пожить у меня?
Первой мыслью был запах. Второй — жуткий беспорядок. При этом Рут понимала, что реагирует на щедрое предложение старой леди эгоистично и недостойно.
Может быть, заметив тень этих мыслей на ее лице, Лидия сухо добавила:
— Я, разумеется, имею в виду achterhuis, заднюю половину. Когда-то там жил Сандер. Мешать вам никто и ничто не будет, вы даже не услышите мой кашель. Той частью дома никто уже давно не пользуется, но пыль там, если можно так сказать, чистая. Есть кровать и кое-какая мебель. Я там даже протапливаю время от времени, чтобы плесень не завелась.
— Нет, я не могу. — Рут покачала головой.
— Вас беспокоят кошки? Милочка, они все в приюте. Все, кроме одной. Я оставила Принчипессу. Не знаю, помните ли вы ее.
— Черная и пушистая?
— Я всегда чувствовала, что нуждаюсь больше всего именно в ней, как и она — во мне.
— Если она в чем и нуждается, то лишь в том, чтобы перед ней ходили на задних лапках.
— Согласна, порой с Принчипессой бывает трудно, но я уверена, что вы уже привыкли к ней, как, если уж на то пошло, и ко мне. — За этим заявлением последовала неловкая пауза. — Вы только не думайте, что я хочу заманить вас к себе… чтобы вы разделили со мной одиночество. Нет, я лишь хочу помочь. Поживете немного, а потом вернетесь на свою чудесную баржу.
— Боюсь, немного может затянуться, — нерешительно протянула Рут. — Баржу собираются отводить в сухой док для более тщательного осмотра, а когда возвратят, она будет еще какое-то время вонять. Плюс мебель и прочее. В прошлый раз нам пришлось ждать целых две недели.
— Дорогуша, оставайтесь сколь угодно долго, для меня это не имеет ровным счетом никакого значения. В общем, таково мое предложение, а что с ним делать — решайте сами. Видит Бог, не часто мне выпадает возможность оказать кому-то услугу.
