Тамбур - Малышева Анна Витальевна (версия книг TXT) 📗
Она была тогда очень наивна и даже сперва не поняла, о чем зашла речь. Посидела рядом с уважаемым, симпатичным преподавателем, который годился ей в отцы, а то и в дедушки. Выслушала его легкую критику насчет качества ученических переводов, приняла все безропотно. Потом речь зашла о том, что неплохо бы позаниматься дополнительно. Тут двадцатилетняя Алла, при всей своей неопытности, учуяла, что разговор заведен неспроста. Однако она решила, что речь идет лишь о замаскированной взятке — платных уроках. Ее родители могли бы их оплатить…
— Но он хотел вовсе не этого, — уже утирая слезы, продолжала девушка. — Я и не поняла сперва… Думала, дело в деньгах! А когда сказала, что могу платить, он заявил, что денег не возьмет!
Рука Боровина мягко опустилась на ее колено и легко его погладила. Тут девушка замерла. Ее даже затошнило от волнения. Она не отличалась ни красотой, ни развязностью и маскировала свою неопытность и неприкаянность экзотическими нарядами. Так ей было легче пережить то, что в двадцать лет у нее все еще не было парня. Но Боровин… Это был точно не ее герой!
— Я просто не понимала, что делать, — Алла всхлипнула и докрасна растерла глаза мокрым платком. — Он же был моим учителем!
— Во мне живет и горек мне сейчас Ваш отчий образ, милый и сердечный, того, кто наставлял меня не раз. — Следователь заглянул в бумаги, но в следующую секунду торопливо затолкнул их в портфель. Ему пришлось отпаивать девушку остывшим чаем. На них уже поглядывали, но пока не подходили. Алла с трудом сделала глоток и чуть не захлебнулась:
— Откуда?..
— Эти стихи? Да так, интересуюсь литературой.
Люблю Данте, — прилгнул Голубкин.
— Боже мой… Он тоже читал это…
Девушка выхватила у него чашку и залпом осушила ее.
— Простите! Это все ужасно. Тогда я сразу сказала ему, что на такое не пойду, что он мне не нравится, что… — Она откашлялась и выплюнула на ладонь размокший белый цветочек, полоскавшийся на дне чашки. — Может, я была резка! Но в тот-момент иначе сказать не могла, просто не умела еще… Дипломатии ведь тоже нужно учиться!
— И вы совершенно правы, — поддержал ее Голубкин. Девушка нравилась ему все больше.
— Я не помню, что ему тогда еще наговорила! — продолжала та. — Наверное, была груба. — А кто вас может за это обвинить? — Он подумал, что его двенадцатилетней дочке, возможно, вскоре тоже придется столкнуться с подобными домогательствами. Когда пойдет учиться. И полностью понял переживания этой странной, явно изможденной диетами девушки, которая сейчас прикрыла лицо трясущимися пальцами.
— Ну, наверное, я перегнула тогда палку, — прошептала Пивоварова. — Нужно было иначе. А я не сдержалась. И он меня возненавидел.
— Из-за этого и занижал оценки?
Та кивнула. Голубкин задумался и заглянул в свои записи. Потом спросил, были ли еще подобные случаи?
Алла о таком слышала?
— Его не любили. Не все, но в общем… — Девушка торопливо съела последний кусочек соевого творога — будто боялась, что собеседник выхватит его у нее из-под носа. — К нему, относились настороженно. А больше я ничего не знаю. Вы же просили просто рассказать о том, каким он был? Вот я и…
— Скажите, а вчера, в субботу, вы не были в институте?
Та подняла глаза:
— Была. А что?
— На кафедре перевода?
— Да что такое?
— Вы кого-то там встретили? — Голубкин забыл и о неудобной подушке, с которой все время сползал, и о тошнотворном запахе благовонных палочек, от которого ему все время хотелось чихать. Пивоварова изумленно пожала плечами:
— Да мало ли… Ну, кого-то и встречала. С парнем одним виделась… С вахтером еще…
— Жанну видели?
— Нет. Я думала, она не на работе. А она-то мне как раз была нужна — кое-что вытащить из моей папки. Мы пишем курсовые, а хранят их там, у них. Ну ничего, я сама все нашла. И он тоже.
— Он — кто?
— Э-э… — протянула та. — Не знаю. Да кто-то из студентов. Мы с ним виделись, может быть, всего пару раз. Не с моего курса. Тоже бумажки искал. Кафедра стояла пустая.
— Вы говорили о Боровине?
— Ну… — замялась та. — Все только о нем теперь и говорят. Наверное, и мы перекинулись парой слов.
— Кто сказал, что он получил по заслугам? — жестко спросил Голубкин. — Так-так, не падаем в обморок, сидим прямо! Кто из вас?
Пивоварова, и в самом деле, была очень бледна. Она пошарила вслепую по низкому столику, нервно сглотнула, прикрыла глаза и шепотом ответила, что не знает.
— Как? Вы же там были?!
— Была… Кто сказал, что мы…
— Я жду ответа, — Голубкин придал голосу металлический тон, который, как правило, срабатывал безупречно. Во всяком случае, со свидетелями такого нервного типа. — Кто-то из вас сказал, что очень хорошо, что убили Боровика. Он вас унижал и преследовал. Итак?
— Не я… — та совершенно упала духом. — А если и я…Да что вы?! Думаете — я его убила?!
— Тихо! — Голубкин резко обернулся и смерил взглядом официантку, которая постепенно подбиралась к ним. Наверняка почувствовала, что может выйти скандал — уж очень волновалась Пивоварова. — Ничего я не думаю. Этот парень мне нужен, Алла. Вы можете его узнать, если увидите в институте?
Та судорожно кивнула.
— Спросите имя и курс. И сразу позвоните мне.
Договорились?
Еще один кивок. И ее взгляд — беспомощный и жалкий.
— Я не делала этого! Я не помню, что тогда говорила. Поверьте мне! Наверное, могла что-то ляпнуть. Поймите… Четыре года я с ним мучилась! Училась, все читала, лекций не пропускала… А когда приходила сдавать экзамен, заранее знала, что он меня утопит. И вот его не стало. — Девушка нервно теребила косички. " — Я.., могла сказать какую-то гадость… Потому что все еще свежо, и как раз сессия была на носу, и я радовалась, что не ему придется сдавать… Ну обидно же, если тебе ставят тройку или двойку ни за что!
Она так сильно дернула за косичку, что вплетенная в нее бирюзовая бусина отцепилась и упала на ковровое покрытие. Голубкин наклонился было поднять, но девушка его остановила:
— Да бросьте, это дешевка. Пластик. И заплели плохо, скоро все осыплется. Я недавно сделала новую прическу, надеялась продержаться с ней до весны, а уже вторая бусина отцепилась. Ну и пусть!
Она настояла на том, что расплатится сама. Выйдя из кафе, еще раз пообещала предоставить координаты парня, с которым говорила на кафедре. Позвонит, как только его увидит! И, молитвенно скрестив на груди руки, поклялась: она Боровика пальцем не трогала! Какое там!
Она отворачивалась, если видела его. Она бы и руки его коснуться не смогла!
Голубкин провожал взглядом щуплую фигурку, бегущую к метро, и думал, что у Боровина был довольно странный вкус. Жанна, скажем, куда симпатичнее этой девицы. И обожала своего кумира так, что явно была готова за него горло перегрызть — кому угодно. А успехом у него не пользовалась. Пивоварова же не знала, куда от него деваться. Ну не ирония судьбы?
«А все-таки я уверен, что эту фразу на кафедре произнесла она. И ее можно понять — девчонка измучилась. Этот хваленый Боровин тот еще фрукт! Ну что полез к барышне? Ему же тогда, четыре года назад, пятьдесят пять лет было! Герой-любовник! А что? Мог и допрыгаться, если прыгнул на кого не нужно…».
* * *
Раздраженный и уже совершенно протрезвевший Голубкин уселся в машину и поехал домой. По пути он думал о том, что может здорово удивить дочку, пригласив ее в это заведение и усадив на подушку вместо стула. А что? Пусть видит, что и папаша не лыком шит!
Сергей уже успел примириться с тем, что никогда не успевает купить что-нибудь толковое, и потому семья питается всухомятку. В основном из-за этого бабушка и забирала к себе внуков, чтобы те, по крайней мере, не нажили гастрит. Она не ругала ни Алену, ни Сергея, а только говорила иногда, что однажды те до ведут себя до могилы И что получится? Двое сирот на руках у старой женщины, только и всего. Есть из-за чего надрываться!
