Оранжевый для савана - Макдональд Джон Данн (мир книг .TXT) 📗

Пришла Чуки в белоснежном платьице, с заколотыми на затылке черными волосами, неся поднос с тремя коктейлями и вазочкой орешков. Артур замыкал шествие. Они были необычайно разговорчивы. Дождевой душ пошел им на пользу. Немного прохладный, но воистину стимулирующий. Потом оба бросились искать более подходящее и невинное слово, но умудрились лишь подчеркнуть его неприличие, от чего Артур так густо покраснел, что отвернулся поглядеть на левый борт и скромно произнес: — О Боже мой, он опускается, не правда ли?

И он действительно все еще опускался, пока мы не достигли выбранной по моим оценкам точки назначения. Когда прекрасный полезный дождь со свистом падает в соленую морскую воду, это всегда кажется пустой тратой энергии. Я дал задний ход, и мы чуть было не отклонились от курса, потом повернул маленькую крутящуюся ручку, опускавшую лот. В проливе угол наклона дна столь постоянен, что можно определять местонахождение, измеряя расстояние до дна. У нас было шесть с половиной под килем, семь с половиной в общей сложности. Если я не ошибся, то, согласно глубинным отметкам на карте, мы находились в четырех километрах от Палм-сити. Направив антенну на гавань, я взглянул на частоты коммерческой радиостанции. Выведя звук на усилители — шел бейсбольный матч — я переменил направление, установив нуль градусов и покрутил настройку, пока не добился отличной четкости. До намеченной точки оставалось километра полтора. Я взял новый курс, опять поперек волны, так что мы качались и взмывали вверх, пока из тьмы не показалась морская бухта. Теперь было легко определить направление курса в соответствие с картой. В бухте не было волн и не составило особого труда обнаружить бакены, указывающие путь к порту.

Как я и надеялся, он был битком набит крупными катерами. Два громких гудка вызвали из сторожки паренька в полиэтиленовом дождевике с капюшоном. Он жестами рук показал нам путь к причалу и обошел пристань, чтобы принять канат. Я обогнул другие яхты, протиснувшись между ними, поспешил на нос и бросил канат. Паренек набросил на тумбу петлю и подтянул нас к пристани. Через пятнадцать минут мы остановились, спустили все якоря, куда им положено, а трап выбросили на пристань, зарегистрировавшись и подписав все бумаги. Дождь шел на убыль.

Одежда была сырой, но не настолько, чтобы снова переодеваться. Чуки разлила остатки из шейкера и сказала:

— Ну, ладно. У меня вопрос. Почему мы встали именно тут?

— По нескольким причинам. Если хочешь спрятать одно какое-нибудь яблоко, то самое лучшее — повесить его на яблоню. Множество больших катеров стоят здесь на открытой стоянке все лето. Мы — всего лишь лицо в толпе. Здесь недалеко Форт-Мьерз, откуда можно быстро добраться до Тампы. Мы в получасе езды на автомобиле до Неаполя, что немного лучше, чем час от Марко. Если он обнаружит, что мы стояли на якоре в безлюдном месте, то будет ожидать того же и в дальнейшем. А если старина Бу найдет нас и у него появятся какие-либо черные мысли, то здесь ему будет чертовски неудобно претворить их в жизнь. Кроме того, это должно понравиться Стебберу. Конечно, если я сумею организовать тут встречу с ним.

Артур сказал:

— Мне кажется, они нашли меня именно здесь, слоняющимся на пляже, за дамбой. Мне... мне, наверно, не следует показываться на виду?

— В твоей-то рыболовной шляпе и темных очках? — сказала Чуки, вопросительно подняв на меня черные брови.

— Да выходи на берег, ради Бога, почему бы нет, — сказал я.

Чуки наклонилась и погладила Артура по коленке.

— У тебя милое лицо, и я люблю тебя, но прости, милый, ты не из тех людей, кто легко запоминается.

— Думаю, одной жертвы ему будет достаточно, — ответил Артур, считая, что он отпустил одну из своих редких шуточек и совершенно не ожидая, что кто-нибудь засмеется.

Я послушал вечернюю сводку погоды. Как я и ожидал, ветер дул северный. К утру обещали восточный, три-пять узлов, ясную погоду, днем временами грозы. Это означало, что рано утром, заправив «Рэтфинк» и вычерпав из него воду, я смогу, держась поближе к берегу, быстро съездить к маленькой пристани в Неаполе, привязать его там, чтобы в случае надобности судно было под боком, и на взятой напрокат машине вернуться обратно в Палм-сити. К вечеру небо прояснилось, воздух стал свежим, но Чуки отвергла возможность поужинать на берегу. Ее охватила страсть к домашней работе, неистовое желание готовить. После ужина, пока они вдвоем любезничали на камбузе, я взял маленький, работающий на батарейках магнитофон к себе в каюту и закрыл дверь. Я не могу показывать свое великое искусство при посторонних, а в некоторых случаях и вовсе не способен его проявить. Маленький магнитофон, благодаря своим размерам, был очень надежен.

Включить, перемотать, стереть. Включить, перемотать, стереть. Для того, чтобы подделать тембр Уаксвелла нужно было взять чуть повыше и придать голосу чуть более мощный резонанс. Слияние слов и снятие конечного гласного было осуществить проще, пользуясь слегка напевной модуляцией присущей диалекту этого болотного края. Получив вполне удовлетворительный результат, я закрепил его на кассете.

Потом пошел на верхнюю палубу неспешно выкурить вечернюю трубку. Она — лишь слабая для меня награда за воздержание. Поэтому я иногда обманываю сам себя. И вот сейчас нашел в футляре трубку большего, нестандартного размера, массивный продукт «Уилк Систерз» и, чуть было не растянув большой палец, набил ее «Черным взглядом».

Мы сидели втроем теплой ночью, глядя, как поблескивают на воде огни пристани. Вдали сверкали фары машин, пересекавших дамбу. Чуки и Артур сидели вместе, в трех метрах от меня, по правую руку. Время от времени они о чем-то шептались. Несколько раз она беззвучно, почти неслышно хихикала, словно медленно постукивая ноготком. Меня это начинало так раздражать, что я был благодарен, когда они сказали свое раннее и торопливое «спокойной ночи». Похоже, Артур захватил ее немного больше, чем она рассчитывала. Надеюсь, это чувство окажется достаточным, чтобы помочь ей освободиться от Фрэнки Деркина. Но в любом случае будущее Чуки и Артура будет зависеть от того, сколько его денег мне удастся выручить. Если Чуки придется содержать его, или работать наравне с ним, чтобы содержать их обоих, это будет не так уж здорово. Во всяком случае, сделает его бездеятельным. А ей пора детей заводить. Хотя это и плохо сочетается с ее энергичной деятельностью профессиональной танцовщицы. У Чуки тело создано для того, чтобы рожать детей. У нее доброе сердце и желание их заиметь. А любви хватит на чертову дюжину.

Так что если тебе не удастся спасти приличную сумму, стоит ли требовать все пятьдесят процентов, а, Макги?

А потом последует целый ансамбль из тысячи скрипок, играющих на тему: «Я искренне тебя люблю». Или, может быть, «Рай в шалаше».

Вернувшись обратно, в свое пустое и одинокое гнездо, я включил магнитофон и, оперируя всей гортанью, как это уже делал раньше, перевоплотился в Бу Уаксвелла, произносящего кисленькую маленькую речь о радостях любви и брака. Потом я проиграл кассету с самого начала. Одобренная много раньше часть звучала почти также, как новое дополнение. Это означало, что я достаточно свыкся с ролью, чтобы рискнуть.

Как и прежде, привязал «Рэтфинк» у маленькой пристани. Потом отправился в город на зеленом «шевроле», заказал в аптеке кофе и, пока он остывал, заперся в телефонной кабинке. Потом набрал рабочий телефон Крейна Уаттса.

Он ответил сам, голос звучал потрясающе чисто, внушительно и надежно.

— Крейн Уаттс слушает.

— Уаттс, это Бу Уаксвелл. Как насчет того, чтобы дать мне номер Кэлва Стеббера в Тампе. Не могу достать нигде.

— Я не знаю, уполномочен ли я...

— Слушай, адвокатик, я его сейчас получу, а не то через пять минут прямо у тебя буду, задницу твою до костей высеку.

— Ну... подожди минутку у телефона, Уаксвелл.

Я держал карандаш наготове. И записал номер. 613-1878.

— А адрес? — спросил я.

— Все, что у меня есть, это номер почтового ящика.