Концерт для скрипки со смертью - Хэррод-Иглз Синтия (прочитать книгу .txt) 📗
Эта идея тут же заполнила мозг Слайдера своей яркой оригинальностью.
– Ну, я... Да, я думал, что мог бы ее взять.
Он услышал, как Атертон вздохнул.
– Ну, будьте осторожны, ладно, шеф?
– Обязательно, – жестко ответил он и положил трубку.
Вошла Джоанна с чашкой чая.
– Закончил?
– Это был Атертон, мой сержант. Он сказал, что... что прикроет меня. Ты понимаешь.
– О-о. – Она отвернулась от него.
– Но сейчас я должен...
– Пойду приму ванну, – быстро прервала она и вновь оставила его наедине с телефоном, выйдя с бесстрастным выражением лица. Так, это еще была легкая часть дела, подумал он, набирая свой домашний номер.
Айрин сняла трубку на втором звонке.
– Билл?
– Хэлло. Я тебя не разбудил?
– Где ты? Что случилось? Я волновалась до тошноты!
– Я был с Атертоном. У него дома. Разве Николлс не звонил тебе?
– Он звонил вчера вечером и сказал, что ты будешь поздно, и все. Он не говорил, что ты вообще не придешь домой. И до какого времени ты опрашиваешь свидетелей? Они что, все работают в ночную смену?
По крайней мере, когда она злилась, с ней иметь дело было лучше, чем когда она обижалась или тревожилась. Он ощутил виноватое облегчение.
– Это были музыканты, они давали концерт, и нам пришлось дожидаться, когда они закончат. Потом Атертон и я продолжили работу над показаниями. Пару раз выпили и... ну, я подумал, что мне лучше не садиться за руль.
– Почему же, черт тебя побери, ты не позвонил? Я же не знала, что с тобой произошло. Может, ты умер.
– О, дорогая, но было поздно. Мы и не заметили, как быстро идет время. Я подумал, что ты уже спишь. Я не хотел будить тебя...
– Я и не спала. Как, по-твоему, я могла заснуть, не зная, где ты и что с тобой? Какое мне дело, сколько было времени, ты должен был позвонить!
– Извини. Я просто не хотел тебя беспокоить. В другой раз буду знать, – сказал Слайдер несчастным голосом.
– Ты эгоистичный мерзавец, понимаешь ты это? С тобой могло случиться все что угодно при твоей работе. Я только могу сидеть дома и переживать, увижу ли тебя еще когда-нибудь, если какой-нибудь псих полезет на тебя с ножом...
– Они бы связались с тобой, если б со мной что-нибудь случилось.
– Не шути об этом, мерзавец! – Он ничего не ответил, Через мгновение она заговорила более пониженным тоном. – Я знаю, что это было – ты и этот чертов Атертон, вы напились оба, так ведь?
– Да мы только выпили пару «скотчей»... – Он старался, чтобы облегчение не было слышно в его голосе, когда угроза отступила и подозрения направились по ложному пути. Пусть себе думает, что так и было!
– Не рассказывай мне сказки! Терпеть не могу этого человека – он всегда пытается настроить тебя против меня. Я знаю, каковы вы оба, когда вы вместе – рассказываете грязные историйки и хихикаете, как маленькие глупые мальчишки. Ты даже не соображаешь, как он тянет тебя назад. Если б не он, тебя давно бы повысили.
– О, хватит тебе, дорогая...
– Не называй меня «дорогая»! – оборвала она, но он слышал по ее голосу, что пик гнева уже позади. Новые, обостренные жалобы сменились привычной старой песней. – Ты бы уже был старшим инспектором – это все понимают. Твой распрекрасный проклятый Атертон тоже это понимает. Он ревнует – вот почему он старается тянуть тебя назад.
Слайдер проигнорировал это. Он придал своему голосу наибольшую убедительность и рассудительность.
– Послушай, дорогая, мне очень жаль, что тебе пришлось волноваться, и я обещаю позвонить, если такое случится опять. Но сейчас мне надо заканчивать – у меня сегодня еще до черта дел.
– Ты что, не приедешь домой переодеться?
– Придется работать так, как есть. Рубашка еще не очень несвежая, а побреюсь я в участке.
Бытовые детали, казалось, успокоили ее.
– Полагаю, бесполезно спрашивать, когда ты явишься домой сегодня?
– Постараюсь не слишком поздно, но обещать не могу. Ты же знаешь, как это бывает.
– Да, я знаю, как это бывает, – иронически ответила она, но все же приняла его ответ. Она приняла его ответ! Лодка опять вышла из опасного крена. Он дал отбой и обнаружил, что весь вспотел, несмотря на холодный январский воздух.
Его чуть не стошнило. Так вот как это выглядит. Он подумал о том, что наверняка есть тысячи мужчин, для которых такое вранье и маскировка являются частью их обычной, повседневной жизни, и удивился, как они могут привыкнуть к этому. А сейчас он просто уподобился им, разве не так? И хорошо справился. Врал, как знаток этого дела, и ведь выкрутился, и ведь почувствовал облегчение, когда она проглотила его вранье. Отвращение к самому себе достигло предела. Может, все мужчины рождаются с этой способностью, подумал он. Ладно, теперь он знал то же, что знали они.
Пик отвращения миновал. Он прислушался и расслышал где-то плеск воды, и подумал о Джоанне, и сразу начисто пропало огорчение от телефонных разговоров, не оставив после себя никаких следов. Он подумал о том, как они занимались любовью, и по коже пробежал жар. Мы можем провести весь день вместе, если она сегодня не работает. О, молю тебя, Боже, чтобы она не работала! Целый день с ней!..
Это – оборотная сторона медали, верно? Какое же полное дерьмо мы все, подумал он, но эта мысль не содержала настоящего осуждения. О, Боже, молю тебя, пусть она не работает сегодня! И пусть у нее найдется бритва в ванной с хотя бы мало-мальски приличным лезвием. Он встал и двинулся в направлении плеска.
Человек из «Сотби», Эндрю Уотсон, кроме того, что был высок, тонок, имел светлые волосы и был отлично одет, обладал еще и той безошибочно определяемой красотой высших классов общества, которая брала корни в поколениях, выросших на базе протеиновой диеты и современной санитарии. Облик его создавал впечатление обладания и молодостью и мудростью в равных, несовместимых для обычных людей пропорциях. На самом деле он не мог быть молод настолько, насколько выглядел, и при этом быть руководителем такого ранга, каким он был. Детство, проведенное в Уейбридже и его общешкольное образование давили на Атертона. В сравнении с Уотсоном он ощущал себя гигантским и неуклюжим, как бегемот. Ему казалось, что его передвижения по комнате опасны, как будто он мог раздавить Уотсона под ногой как бабочку. А лосьон после бритья, которым пользовался Уотсон, имел настолько неуловимый аромат, что поначалу Атертон отнес его на счет своего воображения.
Отбросив все признаки своего положения, тем не менее, он был полностью поглощен скрипкой. И это было тем более удивительно для Атертона, так как он ждал лишь холодного и спокойного проявления профессионального интереса. После длительного и осторожного осмотра, продолжительной консультаций с коллегой и просмотра справочника, столь же толстого, как изданная в восемнадцатом веке Библия, Уотсон, казалось, был готов пройтись по каждому дюйму скрипки еще раз, но уже с лупой, и Атертон нетерпеливо пошевелился. У него были и другие дела. И еще он хотел оказаться в участке, когда привезут миссис Гостин. Телефон ее этим утром не отвечал, поэтому Атертон велел одному из полисменов в униформе съездить и привезти ее. Наконец Уотсон повернулся к нему.
– Могу ли я спросить, где вы достали этот инструмент, сэр?
– Вы можете спросить, но я вправе не отвечать вам, – в том же ключе ответил Атертон. Это была ловушка – выражаться в таком вот стиле. – Является ли фактически она работой Страдивари?
– Конечно, является, и ценной – очень ценной. Мой коллега согласился со мной, что скрипка сделана руками Страдивари в Кремоне в 1707 году и всегда была известна под именем La Donna.
Атертон молча кивнул.
– Здесь, если вы обратили внимание, наличествует волокнистое дерево, образующее донце инструмента, что очень необычно и отличительно, – продолжил Уотсон, поворачивая скрипку для демонстрации. – Атертон поглядел, не увидел ничего отличительного и кивнул еще раз. – Эта вещь была очень хорошо известна, и ее история была задокументирована вплоть до Второй Мировой войны, когда она исчезла, как исчезали столь многие сокровища во время нацистской оккупации Италии. С тех пор было великое множество размышлений и предположений о ее судьбе, естественно. Было бы в величайшей степени интересно, – тут он заговорил быстрее, – не только мне лично, но и всему миру узнать, как она вновь появилась на свет.
