Концерт для скрипки со смертью - Хэррод-Иглз Синтия (прочитать книгу .txt) 📗
– Я бы не сказала, что это здорово помогло мне, – проговорила она.
С едой и питьем было покончено. Он уплатил по счету, и они вышли на улицу.
– Это был замечательный ужин, – сказал он. – Мне нравится итальянская кухня.
Он вспомнил об Анн-Мари. И это было словно прикосновение к язве на губе, о которой нечаянно забыл.
– Вы все время об этом думаете, не так ли? – спросила Джоанна. – Об Анн-Мари. Я хочу сказать, все убийства страшны, но вы ведь должны были видеть ужасные вещи за время своей работы, хуже, чем этот случай. Почему же он для вас отличается от других?
Ему захотелось спросить, откуда она это знает, но он испугался услышать возможный ответ. Вместо этого он сказал: «Я не знаю», что было неоригинально, но было правдой, и она приняла его ответ, судя по ее лицу.
– Я не могу до конца прочувствовать это. Она все еще ощущается для меня живой. Она была такая молоденькая, и я всегда считала ее больше глупышкой – не особенно сильным человеком. Она была уязвимой. Это все равно как мошенничество – убить кого-то, кого так легко убить.
Они стояли на тротуаре, глядя друг на друга. Теперь, когда настал тот момент, он не знал, как он вообще может спросить ее. У него было право на это. Ему нечего было предложить – он мог только взять. Но, с другой стороны, а как им тогда вообще сдвинуться с этого места? Он беспомощно смотрел на нее.
– Должны ли вы, как врачи с пациентами, избегать дружбы со свидетелями? – легко спросила она.
Она видела и понимала его затруднения, и делала за него то, что должен был сделать он, облегчая ему как путь вперед, так и путь отступления. Он понимал, как это щедро с ее стороны, и все равно продолжал все портить.
– Я женат, – сказал, нет – выпалил он, и увидел, как это ударило ее.
– Я это знаю, – тиxo ответила Джоанна.
– Откуда вы знаете? – Теперь он попросту тянул время, уклоняясь от принятия решения.
Она пожала плечами.
– У вас такой вид... голодный. Как человек, у которого глисты – вы едите, но это вас не насыщает. – Она посмотрела на него, раздумывая, и он ужаснулся тому, что сам увеличил дистанцию между ними, что во всем был виноват только он сам.
– Я даже знаю, как она выглядит, – произнесла Джоанна. – Миловидна, очень тонкая фигура, резкий характер. Дом содержит без единого пятнышка, и еще у нее маловато чувства юмора.
– Как вы все это узнали? – неловко спросил Слайдер.
Он видел ее внезапную усталость от всего этого. Она сделала все для него, а он оказался слишком слабым и трусливым для правильного шага в ту или другую сторону.
– Лучше я поеду. Спасибо большое за ужин.
Оставь все как есть. Дай ей уйти. Не напрашивайся на неприятности. Жизнь, какая она у тебя есть, и без того достаточно сложна.
– Где вы живете? – задыхаясь, спросил он. Еще один, последний вздох перед тем, как утонуть. Ухватиться за соломинку. Она могла сказать, что на севере или на юге, где угодно, но не па западе, и это было бы все. Пусть Бог решит. И если она скажет, что на западе, что тогда? Джоанна уже успела отвернуться от него, как будто она делает над собой усилие. Она посмотрела па него с сомнением, как будто решая, отвечать или нет.
– Тернхэм-Грин, – наконец произнесла она без всякой интонации.
Он облизнул пересохшие губы.
– Это мне по пути, – проговорил он голосом, каким мог бы разговаривать рыбий скелет. – Я живу в Рюислипе.
– Вы можете проводить меня, если обещаете не штрафовать за превышение скорости.
Желудок его взлетел к самому горлу, как скоростной лифт, и он кивнул, и они направились к своим машинам, стоявшим одна за другой на боковой улице. Даже дойдя до крайности, он продолжал уверять себя, что не думает делать ничего плохого, что ему было бы очень легко потерять ее из виду при поездке через весь город. Но, конечно, она тоже это понимала, и было уже слишком поздно, он опоздал с этим на несколько часов.
Ехать в сторону Чизвика достаточно долго, чтобы Слайдер мог обо всем подумать и несколько раз испугаться того, о чем думал. Уж почти двадцать лет минуло с тех пор, как он занимался любовью с кем-то, помимо Айрин, и прошло много времени – Боже ты мой, это уж в самом деле уже больше года, – как он занимался этим с самой Айрин. Высокие моральные и общественные соображения толкались в поисках места в его съежившимся мозгу рядом с тихим и подлым беспокойством об обычаях, ожиданиях, осуществлении и даже о нижнем белье до такой степени, что желание было подавлено и он уже не мог больше думать о каких-либо хороших и достаточных причинах делать то, что он уже делал.
И, тем не менее, он продолжал следовать за ней почти автоматически, удерживаясь в двух корпусах от хвостовых огней ее «Альфы Джи-Ти», повторяя ее правые и левые повороты как жеребенок, следующий за кобылой, потому что сделать что-то другое могло толкнуть его к принятию того решения, которое он уже не был способен выполнить.
Наконец они остановились, припарковались и вылезли из машин. Пустые извинения сами собой складывались в его мозгу, и, если бы она заговорила с ним или хотя бы взглянула на него, он скорее бы промямлил бы их и сбежал. Но она уже держала наготове ключи от своей квартиры, открыла дверь и вошла не оглядываясь, оставив ее открытой для него, так что он просто последовал за ней, как будто момент для принятия окончательного решения еще не пришел.
Уже потом он поражался, как много из его душевного состояния она угадала и как много сделала, чтобы облегчить ему путь. Она ждала его в холле, не включая света и не сняв жакета. Она только опустила свои сумки на пол и, когда он вошел в полутемный проход, просунула руки под его пальто, обняла его и подняла к нему лицо для поцелуя.
Слайдер с дрожью распался на мелкие кусочки. Никаких вопросов, которые надо задавать, и никаких вопросов, на которые надо отвечать. Он прижимал к себе эту мягкую женственность и ненасытно целовал ее, и ее рот и язык вели его с верностью хорошо знакомого партнера по танцам. Она повела бедрами, и он ощутил свою эрекцию, как камень, между ними и почувствовал отдаленную и смешную гордость. Наконец она прервала поцелуй, но только для того, чтобы потянуть его к спальне, которая была тускло освещена мерцающим светом уличного фонаря – как раз достаточным, чтобы видеть, но не слишком ярким.
Там была кровать, большая двуспальная кровать, покрытая покрывалом. Она обошла ее и села на дальний край спиной к нему, начав снимать одежду выверенными движениями. Значит, они и в самом деле собирались сделать это, в изумлении завопила часть его мозга. Он был рад тому, что она предоставила ему раздеться самому. Разум его был в таком состоянии, что он уже не был уверен ни в том, что он делает, ни в том, что он может уйти от этого без неуклюжей глупости. К моменту, когда на нем остались только трусы, она уже разделась и грациозно скользнула под простыни, спокойно глядя на него с подушки. Он усилием воли загнал на место желудок и снял трусы. Воздух в комнате холодил ему кожу, но его эрекция была столь велика и горяча, что он глупо подумал, что может нагреть комнату вроде иммерсионного нагревателя. Что за смешная мысль, одернул он себя, но, наверное, успел улыбнуться, потому что она улыбнулась ему в ответ и откинула для него простыню.
После всех его страхов все было до прекрасного просто. Он улегся рядом с ней, чувствуя все ее теплое и нежное тело; и прежде чем он успел начать думать, чего она может ожидать от него в качестве прелюдии, она потянула его на себя и в себя так легко, что он вздохнул с облегчением, как будто наконец попал в свой настоящий дом. Быть в ней было и странно, и, одновременно, почему-то так знакомо, в таком пронизывающем и блаженном сочетании, что он понимал, что это не может длиться долго. Но дело было не в этом – потом у них будет еще время для всего. Он прижался губами к ее губам, и когда они соединились, он почувствовал, как она выгнулась и, приподнимаясь, прильнула к нему еще теснее, и это и было оно. Он благодарно дал себе волю и наполнил ее так, как будто сохранял себя всю жизнь для этого момента.
