Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич (книги полностью TXT) 📗
Необходимость выяснить это (и как можно быстрее!) появилась, когда Чикуров получил результаты комплексной экспертизы окурка из квартиры, где жил липовый профессор. Именно этим предметом прижигали грудь покойному, о чем свидетельствовали микрочастицы кожи, оставшиеся на окурке. А вдруг истязательница — Листопадова? Из ревности или по другой какой причине. Например, вымогала деньги? Правда, возникли сомнения, могла ли женщина связать такого крепыша, как Скворцов-Шанявский, да ещё издеваться над ним? Ну а если она сначала одурманила жертву? Или воспользовалась тем, что лжепрофессору стало плохо: в последнее время, как установил следователь, у него пошаливало сердце.
Была и ещё одна версия: у Листопадовой имелся помощник.
Чикуров снова допросил вахтёршу, тётю Фаину, и её сменщицу, а также соседей, но они стояли на своём. Помимо Иркабаева и неизвестного, который встретился со Скворцовым-Шанявским в день его возвращения из Южноморска, никто из мужчин к покойному не приходил. Женщины, впрочем, тоже. Хотя никакой гарантии не было, что посетителя (или посетительницу?) просто не заметили.
На всякий случай Игорь Андреевич составил по описанию обеих вахтёрш подробный словесный портрет незнакомца, который поднимался со Скворцовым-Шанявским в его квартиру.
Конечно, лучше было бы послать в Сибирь кого-нибудь из оперов, это скорее по их части, но Латынис находился в Крыму, а Жур и вовсе выбыл из игры. Вот и пришлось Игорю Андреевичу самому махнуть за тысячи вёрст.
Нижний Аянкут, как рассказали по пути геологи, небольшой посёлок, центр совхоза имени Сергея Лазо. Чикурова подкинули к самой дирекции, расположенной в двухэтажном здании, в котором светились два окна. Он выбрался из вездехода, огляделся. Кругом тишина, высокое небо со звёздами, а над избами — прямые столбы дыма, словно застывшие на морозе, от которого у следователя тут же одеревенели открытые части лица.
Игорю Андреевичу повезло: хотя был уже девятый час, директор совхоза ещё не ушёл, о чем следователь узнал от совхозного словоохотливого сторожа. Когда Чикуров представился по всей форме местному начальству, директор совхоза Юрий Васильевич Востряков заметно побледнел и растерянно произнёс:
— Так быстро? Вчера только решили, а сегодня уже следователь? Неужели это дело действительно настолько важное, что потребовалось вмешательство Прокуратуры республики… Ничего не понимаю.
— Я тоже, — развёл руками Чикуров. — Вы о чем?
— Как о чем? О вчерашнем решении районного комитета народного контроля передать материалы на меня и на моего заместителя Саяпина в органы прокуратуры и, таким образом, отлучить нас от перестройки… Ведь вы прибыли к нам не на экскурсию?
— Нет.
— Значит, по наши души?
— А вот по чьи души — я ещё не знаю, хотя кое-какие намётки есть. Что же касается решения народного контроля, то я действительно о нем ничего не знаю… и отлучить вас от перестройки в мои планы не входило.
— Странно, а я был убеждён, что бой с бюрократами проигран. А если так, то мы ещё с ними потягаемся. Посмотрим кто кого! — оживился директор и, видимо, снова почувствовал себя хозяином кабинета, извинился перед гостем и предложил ему сесть, а сам достал из кармана платок и вытер на лбу испарину.
И чтобы окончательно разрядить обстановку, Юрий Васильевич взял с подоконника чайник, налил две чашки, одну из которых предложил следователю, вторую поставил перед собой. Отхлебнув глоток напитка, к которому он был неравнодушен, директор решил посвятить гостя в те страсти, которые разгорелись в районе вчера, после двухнедельной нервотрёпки ревизоров.
— Игорь Андреевич, вы можете себе представить нищего миллионера?
Следователь пожал плечами.
— Звучит парадоксально. Так вот, таким миллионером является наш совхоз… Да, да, это так. На счёту в банке миллионы дохода, а живём без дорог, без квартир, без техники… Побывайте в школе — стыдно, в больнице — позор. А ведь учатся дети наших рабочих, лечатся наши люди. Если же они начинают уезжать в город — мы почему-то удивляемся. Когда я приехал сюда и увидел все это, за голову схватился, хотел бежать. И наверное, сбежал бы, если бы не Саяпин. Вы его не знаете?
— Откуда?
— Я вас познакомлю. Интереснейший человек. Был кучером, стал кандидатом наук. Правда, уже в возрасте, но его энергии могут позавидовать двадцатилетние. И идей в голове — на десять докторских хватило бы. В институте Саяпину отдел предлагали, а он сюда. Говорит, в институтских и управленческих кабинетах кислорода маловато, вот он и соблазнился сибирскими просторами. Забросал меня предложениями. Одно грандиознее другого. Если телемосты нужны, чтобы связать между собой континенты, то простые деревянные мосты через реки и речушки нужны для связи между сёлами, районами. А дороги? Как же можно без них! Вот и пригласили мы кооператив дорожников. У них свой асфальт, машины. Вкалывают как звери. А раз хорошо работают, должны и хорошо получать. Так? Так.
А вы знаете, какой хай поднял Кошкин, когда узнал, что председатель того самого дорожного кооператива зарабатывает в месяц полторы тысячи рублей — в пять раз больше, чем он, председатель районного комитета народного контроля? А я возьми и брякни: мол, президент США в год получает двести тысяч долларов, а есть главы фирм, которым платят по миллиону. И ничего, президент терпит. Придётся и товарищу Кошкину смириться.
— Ну и как, смирился? — усмехнулся Чикуров.
— Он не из тех, кого можно убедить. На следующий день прислал к нам бригаду ревизоров. Вот тут-то я и понял, чего стоит наша самостоятельность. Вы были в нашем детском саду?
— Нет.
— А в школе?
— Тоже. Я ведь здесь впервые.
— Жаль. Но завтра я вам их покажу специально. Можете себе представить: совхоз-миллионер, на счёту уйма денег, а ходим и голым задом светим. Вот и решили капитально отремонтировать детский сад. Нужны ванны, раковины, другие сантехнические изделия. Все это есть в магазине, а купить их по безналичному расчёту нам не разрешают инструкции.
Захотели оборудовать кабинет биологии в школе, в котором, как понимаете, заинтересован и совхоз. Опять нужны наличные. И опять упёрлось в инструкции. Нужен аппарат для физиотерапевтического кабинета в участковой больнице — снова тупик. Вот тут осенило Григория Петровича: открыть в Новосибирске, Томске и Барнауле наши фирменные магазины. Убить таким образом сразу двух зайцев: сможем подороже продать — и наличные деньги появятся. Открыли. Кое-что удалось приобрести для совхоза, школы, больницы. И тут как тут Кошкин со своими ревизорами. Конечно, умный, понимающий ревизор, обнаружив такое отступление от застойной инструкции, постарается «не заметить» его или, в крайнем случае, для формы пожурит «нарушителя», и все. А вот Кошкин встал на дыбы. Я ему про перестройку, про хозяйственную самостоятельность, про риск руководителя… А он знаете, что мне заявил?
— Интересно?
— Говорит: мы здесь живём по местному времени, а не по московскому.
— Как это понимать?
— Очень просто. Кошкин решил не только свою власть употребить. Кстати сказать, мне и Саяпину сделали начеты по два оклада, хотя я всего-то тут без году неделю работаю, а Григорий Петрович и того меньше. Но Кошкину начета показалось маловато. Вот он и призвал прокуратуру на помощь. Потому я и решил, что вы по мою душу приехали.
— Нет-нет, — поторопился Чикуров отмежеваться от тех администраторов, которым так не хотелось расставаться с престижными, привычными и удобными для них методами руководства. Чикурову хотелось посочувствовать сидевшему перед ним человеку и даже пообещать своё содействие, но он решил воздержаться: ведь он выслушал только одну сторону, а она может быть пристрастна, необъективна, а, во-вторых, ни Вострякова, ни тем более Саяпина он не знал, а поддаваться первым эмоциям — не в его привычке.
На просьбу Чикурова помочь с жильём директор совхоза сказал:
— Гостиницы у нас, увы, пока нет. Могу предложить свои холостяцкие апартаменты.
