Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич (книги полностью TXT) 📗
У Дончикова на лбу выступил пот.
— Я… Я арестован? — спросил он заикаясь.
— Пока задержаны. А дальше будут решать следователь и прокурор.
Они спустились вниз, где их уже поджидала милицейская машина. Поехали в горуправление внутренних дел.
Ян Арнольдович позвонил Чикурову в Москву, Вербикову в Средневолжск и помчался в аэропорт. На самолёт он едва успел.
А на следующий день, в Симферополе, Латынис начал с поисков Сапожниковых. В их доме жили люди, которые и слыхом не слыхивали о таких. Оперуполномоченный обошёл и объехал с десяток адресов, прежде чем встретился с некоей Ксенией Федоровной Ичаджик. Это была пожилая женщина лет шестидесяти. Когда майор завёл разговор о семье портного, жившего на улице её детства, Ксения Федоровна всплеснула руками:
— Григорий Соломонович? Дядя Гриша? Бог ты мой, конечно, помню! И жену его Зинаиду, и детей их, пацанов-двойняшек.
Говорят, к старости у человека все отчётливее становятся воспоминания детства. И действительно, Ичаджик рассказывала о тех далёких временах с такими подробностями, словно это было вчера.
— Дядя Гриша был такой добрый, такой добрый, просто не передать словами! А меня особенно жалел. Видимо, потому, что я осталась без отца и матери, растила меня тётя. Однажды она попросила дядю Гришу перешить её пальто на меня. Ну а он уж постарался. Два дня не отходил от машинки. Надел на меня обнову и говорит: носи, кицеле, на здоровье! Кицеле, по их, по-еврейски, котёночек. Вечером к нам его жена заглянула, не помню уж зачем, и тётя расплатилась за шитьё. А на следующий день дядя Гриша примчался к нам и давай стыдить мою тётю. Неужели, говорит, у меня повернётся рука взять деньги с сироты! Вернул все до копейки и ещё за жену извинился: мол, Зинаида не сообразила, за что дали. Хотя, скажу я вам, она наверняка поняла, что к чему.
Затем Ксения Федоровна почему-то перескочила на то, как Сапожниковы играли свадьбу.
— Помните, что было на невесте? — спросил Ян Арнольдович, снова поражаясь, какие мельчайшие детали сохранились в её памяти.
— А как же! — не без гордости ответила пожилая женщина. — Белое платье до пола, все в кружевах, туфли-лодочки на высоких каблуках и фата.
— Украшения какие-нибудь на ней были?
— Были, были, — закивала Ксения Федоровна. — Правда, я тогда не понимала в них толк, девчонка ведь. Но тётя моя удивлялась: откуда у Зинаиды такие драгоценности? За одно только кольцо можно было купить корову!
«Какой там корову, — усмехнулся про себя майор. — Стадо!»
— У тёти Зины был целый гарнитур. Помимо кольца серёжки и в волосах чтд-то наподобие маленькой короны.
«Да, скорее всего, это „Кларисса“, — подумал Ян Арнольдович и поинтересовался, как складывалась дальше жизнь Сапожниковых.
— Ох, даже вспоминать страшно! — скорбно покачала головой Ксения Федоровна. — Им бы жить да жить, но судьба распорядилась иначе.
— Так что случилось? — мягко настаивал майор.
— Война, что же ещё? Знаете, как она пришла к нам в Симферополь? Спали мы себе мирно ночью, и вдруг как бабахнет! А это, оказывается, на соседней улице дом снарядом разметало. Ещё вчера в газете писали, что немцам не видать Крыма, как своих ушей. И нате вам! Утром они уже были в городе. Многие даже эвакуироваться не успели. А прошло этак с месяц, немцы стали евреев увозить. Целыми семьями. Подъезжала машина, из неё выскакивали фрицы с автоматами и полицаи. Живо, говорят, собирайтесь, из вещей берите самое ценное. Люди, естественно, спрашивали, куда и зачем? Немцы объясняют: повезём сначала на сборный пункт до Карсу-базара, а оттуда — в Бессарабию. Ну, поначалу и верили. А потом, когда одна из машин вернулась слишком уж быстро, да ещё увидели в ней детские игрушки, люди заволновались, началась паника. Тогда немцы запихивали в машины уже силком. Дошло и до Сапожниковых. Приехали за дядей Гришей, но тётя Зина тоже быстренько собралась и детей за ручки повела. Полицай толкует ей: ты, мол, русская, оставайся с пацанами дома, мы забираем только евреев. А тётя Зина говорит: Григорий — мой муж, стало быть, я с ним. Так по своей воле и уехала с дядей Гришей. Вскоре мы узнали, что всех расстреливали на феодосийском шоссе, километрах в десяти от города. Убитых сбрасывали в огромный ров, который против немецких танков сами же симферопольцы и вырыли. А вражеские танки ворвались в город с другой стороны.
Ксения Федоровна замолчала, видимо вновь переживая весь ужас тех дней. Ян Арнольдович тоже молчал под впечатлением услышанного.
— Сколько уж лет прошло, а несчастья их не кончились, — с болью в голосе продолжила Ичаджик. — Мало того, что померли мученической смертью, не дают праху спокойно лежать в земле!
— Кто не даёт? — не понял Латынис.
— Подонки, вот кто! Мразь, отребье человеческое! — негодовала женщина.
— По ночам копаются во рву, ищут драгоценности. Представляете, не стыдятся выковыривать из челюстей черепов золотые коронки!
— Как? Как вы сказали? — чуть не подскочил Латынис, вспомнив вдруг, что в сумке Рогового и в тайнике у Дончикова было несколько золотых коронок, на которых ещё сохранились остатки почвы.
— В костях, говорю, копаются, черепа разбивают в поисках золотых вещей, — пояснила Ксения Федоровна. — И ведь среди этих мародёров немало молодых! Ну скажите, как можно: продавать покойницкое золото, а потом на эти деньги идти с девушкой в ресторан? Где совесть, где стыд? Главное, их ловят, судят, но все равно это безобразие продолжается.
— Почему? — удивился Ян Арнольдович.
— Мало сволочей, что ли? Тут же находятся другие, снова копают.
— Вот вы сказали, прошло столько лет, забыли, мол, о расстрелянных.
— Да, считай около пятидесяти годков, — кивнула Ичаджик.
— И что это вдруг начали мародёрствовать?
— Может, и в ум бы никому не пришло, да, говорят, вернулся в наши края один из полицаев. Когда расстреливали, он в оцеплении стоял, видел все. После войны его осудили. Он отсидел своё, затем находился в ссылке в Сибири. Потом, наверное, решил приехать на родину помирать. И видно, вспомнил былое. Ну и проболтался о том, где захоронены убитые и что при них были ценности. С того и началось.
Когда Ян Арнольдович распрощался с Ичаджик, в голове его роилась масса вопросов. Он не сомневался, что «Кларисса» появилась на свет божий именно из противотанкового рва под Симферополем. Но вот кто извлёк оттуда гарнитур? Бухарцев? А может, Роговой? Или кто-то из членов его банды? Правда, не исключается и такой вариант: «Клариссу» перекупили у мародёров. Опять же, кто: бывший шофёр Скворцова-Шанявского или Барон?
Все это предстояло ещё выяснить.
До Иркутска Чикуров летел на большом современном лайнере, охваченный немудрёным аэрофлотовским сервисом: обед, способный насытить разве что малого ребёнка, да прохладительные напитки. Последних, правда, подавали вдоволь.
В областном центре следователь пересел на двухмоторный поршневой самолёт и больше двух часов болтался в воздухе уже и вовсе без сервиса. Когда он добрался до райпрокуратуры в надежде, что местные товарищи помогут ему уехать сегодня же в посёлок Нижний Аянкут (рейсовый автобус ходил туда раз в сутки, утром), то на своей шкуре убедился, что Сибирь есть Сибирь: нерпичья шапочка, в которой Чикуров щеголял в Москве, от здешних морозов не спасала. Помпрокурора района сжалился над ним и одолжил мохнатую ушанку из волчьего меха. Коллега же и пристроил Игоря Андреевича на вездеход геологов.
В Нижний Аянкут следователь отправился потому, что там жила Изольда Владимировна Листопадова, та самая Листопадова, которой Скворцов-Шанявский отсылал по почте деньги. И немалые. 29 октября — 27 тысяч, 3 ноября — два раза, утром и вечером, — 19 тысяч и 6 тысяч рублей.
Сопоставляя факты, Игорь Андреевич пришёл к выводу: это была выручка за проданные покойным «Волгу» и видеомагнитофон.
Кем же приходилась эта женщина Скворцову-Шанявскому, если он пожертвовал ради неё машиной и японской видиосистемой? Любовница? Бывшая жена? А может, она была связана с ним преступными делами?
