Он где-то здесь - Лаврова Ольга (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— Нет. Тут глубже. Психология!
Вдоль тихой улицы пожилой мужчина с желчным лицом прогуливает коренастую, с гротескно длинными ушами собаку, точный портрет которой украшал приборную доску артамоновской машины.
С видом гуляющего появляется Томин.
— Какая миленькая собачка!! — восхищается он. — Умная?
Мужчине Томин не очень нравится. Но так как к собаковладельцам на улице чаще обращаются с бранью, чем с комплиментами, он отвечает вежливо:
— Своя собака всегда умная.
— Она какой же породы?
— Редкой. Бассет.
— А как ее зовут?
— Абигайль. Аба. — И, свистнув собаку, собирается уходить.
Томин заступает ему дорогу.
— Какое совпадение — я, кажется, знаком с ее матушкой! Ту зовут Фанта, и они очень похожи, очень. Но, пожалуй, мамаша попроще, вы не находите?
— Молодой человек, что вас так занимает: я? моя собака? ее происхождение?
— Ну вот, рассердились. Я надеялся — позовете чай пить, и мы бы уютно побеседовали.
— О чем, черт возьми?
— Обо всем, что меня занимает, Алексей Прокопыч, — уже серьезно говорит Томин.
— А-а… — догадывается мужчина и переходит на иронический тон. — Билеты в оперу распространял оперуполномоченный.
— Инспектор. Терминология меняется. Так будем чай пить?
А в кабинете Знаменского впервые появляется жена Артамонова.
— Товарищ следователь!.. — произносит она и, задохнувшись, останавливается у стола.
— Вам будет проще по имени-отчеству: Пал Палыч.
— Пал Палыч, — повторяет Артамонова, чтобы запомнить.
— Садитесь сюда. Бояться меня не надо.
— Я не боюсь, но я очень волнуюсь! — Она присаживается на край дивана, Знаменский — спиной к столу, так что беседа ведется как бы в неофициальной обстановке.
— Я пришла вам рассказать, что сегодня случилось. Это очень важно!
— Слушаю.
Пал Палыч не может не сочувствовать женщине, похоронившей мужа. Но пока он отнюдь не убежден в ее искренности и чистоте побуждений, и в голосе его сдержанность.
— Сказали, что нужно взять Толины вещи. Сестра пошла и принесла… совершенно чужие вещи, Пал Палыч! Какой-то плащ, шляпу, ботинки. Говорят, все это было в машине, но это не его!
Знаменский, знающий, что хранилось в зеркальном шкафу, не воспринимает новость как сенсацию.
— Вы мне не верите? — поражается Артамонова. — Я говорю правду!
— Вполне возможно, Галина Степановна. Вы бывали в гараже?
— Зачем? — Артамоновой кажется, что ее просто отвлекают от темы. — Как вы равнодушно приняли… Я думала поразить вас, и вы сделаете вывод, что…
— Что в машине ехал кто-то еще? И бумажник и деньги этого кого-то?
— Да-да!
— А чемодан вы видели? — Пал Палыч достает чемодан, где лежали деньги.
— Нет.
Знаменский убирает чемодан.
— Он тоже был в машине.
— О… все чужое!.. Куда же делся тот человек? Вы знаете?
— Предусмотрительно покинул машину до аварии. И оставил на память ботинки и чемодан денег.
Артамонова беспомощно смотрит на Пал Палыча.
— Это непохоже на правду, да?
— Не очень. Проще поверить, что ваш муж все нашел.
Знаменский приглядывается к ней испытующе: проверяет реакцию на россказни сестры.
— Нет… — горько отказывается женщина. — Это Аля мне в утешение… извините ее.
Звонит телефон.
— Простите, вы заняты, — говорит Артамонова, вставая. — Я отнимаю время.
— Мое время целиком посвящено делу вашего мужа.
— Боже мой, если б я могла помочь! — со стоном восклицает Артамонова. — Я бы все на свете отдала, чтобы смыть позорное подозрение! Я живу в стыде и кошмаре…
Она снова опускается на диван и закрывает лицо. Сегодня в ней нет той чопорности и манеры поминутно оскорбляться, как при первой беседе в конторе. Но какая-то если не театральность, то чрезмерность в выражении чувств продолжает отталкивать Пал Палыча.
— Слезами не поможешь, Галина Степановна, — дежурно говорит он, выдержав короткую паузу.
Артамонова отнимает руки от лица и сжимает виски.
— О, я не плачу. Плакать легко! Разве я могу себе позволить… Если б он просто погиб — это можно понять… хотя Толя в совершенстве владел машиной… но смерть не разбирает… Проклятые, проклятые деньги! Любая смерть лучше, чем бесчестье!
— Галина Степановна, услыхав про деньги, вы сразу сказали «чужие». О ком вы подумали?
Женщина молчит, потупясь…
Перед мысленным ее взором возникает эпизод из прошлого. Она держит двумя пальцами пачку купюр — на отлете, со страхом и гадливостью.
— Толя, я чистила твою куртку, и вот выпало…
Артамонов, смотревший по телевизору футбольный матч, оглянулся, пережил мгновение паники, затем протянул с почти натуральной беспечностью:
— А-а… это не мои, Галочка. Один тут просил достать запчасти.
— Поклянись, что Антон ни при чем!
— Антон? Клянусь, чем хочешь!
— Прости, Толя. Я вдруг подумала… Прости…
Артамонова поднимает глаза на Пал Палыча.
— Умоляю, избавьте меня от этого вопроса! Я не могу.
Томин тем временем беседует с Алексеем Прокопычем, сидя в скверике. Старик держится обходительно и улыбчиво, припрятав свое раздражение.
— Вашей собачке, по-моему, год или около того? — говорит Томин.
— Около того.
— Значит, из конторы по починке времени вы три года как уволились. Но с Артамоновым поддерживали контакты?
— Ах, инспектор, собачка довольно маленькая, верно? До слона каких размеров и какого назначения вы намерены ее раздуть?
— Просто интересно, почему вдруг вам подарок. Нынешним сослуживцам Артамонов щенка редкой породы не предлагал.
Щепкин постукивает ногтем по стеклу часов.
— Пятьдесят минут, инспектор. А вы как-то все не можете толком сформулировать, что же вас интересует.
— Масса вещей.
— Это заметно.
— В частности, вы.
— Помилуйте — чем?
— Очень хотелось бы услышать, что вы в действительности знаете об Артамонове. О его «Волге». О чемоданчике.
— Моя Аба сказала бы: хотеть косточку и иметь косточку — далеко не одно и то же! Шучу-шучу, инспектор, по-стариковски. Сам крайне заинтригован. Анатолий ведь был такой добрый и примерный юноша: не пил, не курил…
— Не ухаживал за женщинами?
Щепкин остро взглядывает на Томина.
— Сорок шестой размер. Третий рост, — многозначительно подсказывает инспектор.
— А вас и это интересует? — спрашивает Щепкин, коротко помолчав. — Ах, инспектор, инспектор! Если б вы сразу заговорили о женщинах, а не морочили голову собаками, я бы… Надеюсь, Анатолий простит, что я вас познакомлю с его пассией. Это за городом, по Калужскому шоссе… Ну да, разумеется, от нее он и ехал, когда погиб, — подтверждает он, уловив движение собеседника.
Расставшись с Щепкиным, Томин направился в лабораторию к Кибрит.
— Будь другом, дай чего-нибудь от головы!
— Цитрамон или анальгин? — спрашивает Кибрит, роясь в ящике.
— Шут его знает, что дашь.
— Для верности глотай обе. Стоп, тут не вода! — заслоняет она стакан на столе.
Томин запивает таблетки из графина.
— Кто это тебя допек?
— Один А. П., чтоб его! Чую, надо ухватить, а ухватить не за что. — Набирает внутренний телефон, слышатся длинные гудки. — Куда-то Паша исчез.
— По-моему, у Скопина.
— Уже на ковер? Эх, работа-работенка!.. А я, между прочим, собираюсь к одной даме легкомысленного поведения.
— Пожелать успеха?
— Служебного, Зинаида, служебного! Если старичок не надул, привезу вам пассию Артамонова! Скажи Паше, чтоб дождался, ладно?
Скопин — генерал-майор, начальник Знаменского, — отнюдь не собирался распекать его.
— Вот такой был серьезный разговор, Пал Палыч, — резюмирует он. — И я рекомендовал вас. Пойдете в начальники?
— Очень ценю доверие, Вадим Александрович… — смущенно произносит Знаменский и умолкает.
