Операция «Сострадание» - Незнанский Фридрих Евсеевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
– Великанов нарушил клятву и человеческую, и профессиональную. Показал фотографию преображенного лица Богдана, то есть Шульца, одному из российских разведчиков. У него ведь с ФСБ давние связи, а Богдан и не догадывался. Конечно, старые связи дороже новых... По этой фотографии Богдана выследили и убили. Изощренно убили. Такой смерти я никому бы не пожелал...
– Зачем вы мне это говорите?! – Подавляемый крик вырвался наружу, но не принес Артему ни малейшего облегчения. Ему чудилось, что его голова превратилась в пустую комнату, обитую резиной, как палата для буйных сумасшедших, и что крик, отталкиваясь от ее тугих стен, продолжает мячиком скакать и ударяться, причиняя боль.
– Тихо, Артюша, тихо. Я узнал – я сказал. Сын все ж таки, не чужая кровь. Тебе лучше знать, что с этим знанием делать. Был бы я на твоем месте, я бы за него отомстил. Сын – за отца. Так полагается, так правильно. Но ты уже взрослый, так что думай сам.
Артем в течение пяти секунд стоял, слушая короткие гудки, не решаясь положить трубку, точно надеясь расслышать в ней эхо каких-то еще объяснений, вроде того, кто выложил все эти сногсшибательные разоблачения дяде Натану. Потом все-таки положил – очень медленно. Вернулся и со стоном упал на разложенную постель, превратившуюся из ложа отдыха в место терзаний.
Что за гадость! Артем – исступленный искатель идеала, всего самого светлого и возвышенного; так почему же все, до чего он дотрагивается, теряет свой идеальный облик, превращается в какую-то дрянь? Альбатрос... невозможно поверить. Надо спросить... Что, так прямо взять и спросить: «Это случайно не ты показал спецслужбам новую фотографию моего отца?» Мысли перемешались. Мячик головной боли закатился в затылочный угол обитой резиной комнаты и там пульсировал, расширяясь – опадая, расширяясь – опадая... Артем чувствовал себя потерянным. Полностью заблудившимся в этом жестоком мире, где у него, как оказалось, нет ни единой близкой души. Отца он никогда в близких душах не числил: родители не в счет, они редко понимают взрослых детей. Кроме того, взрослые дети отдают себе отчет, что родители должны покинуть этот мир раньше них. Знал об этом и Артем – и хотя горевал по отцу, но горе это было нормальным и потому не сокрушающим. А то, что происходило сейчас, сокрушало самый фундамент Артемова бытия, которое он для себя возводил так тщательно и долго. Человек, которого он зачислил в родственные души, из которого он сделал своего кумира, свой идеал, оказался далек не только от идеала, но и от элементарной порядочности... Нет, не так! Артем плевал на общественную мораль, он понимал ограниченность элементарной порядочности, предназначенной для посредственностей; если бы Альбатрос совершил убийство в порыве страсти, или просто бесцельное, художническое, сюрреалистическое убийство, Артем был бы последним, кто стал бы его упрекать. Но – давние связи с ФСБ... показать фотографию... убить человека, который тебе, врачу, доверился... чужими руками убить... Это мелко. Это недостойно Альбатроса. Альбатрос оказался недостоин самого себя.
Следовательно, он недостоин жить.
Это решение пришло так ослепительно и непреложно, оно так удачно сводило два конца оголенного провода, что Артема буквально тряхнуло, словно разрядом тока. Он давно подозревал, что Анатолий Великанов – никакой не Альбатрос, не второе «Я», не идеал, но боялся верить своим сомнениям. А теперь вдруг ему открыл глаза человек со стороны, который ведать не ведал его внутренних колебаний и не догадывался о странной связи между Артемом и Великановым. Великанов обманул не только Жолдака-старшего, но и Жолдака-младшего. И то, что Жолдака-сына он обманул невольно, ничего не меняет. Как это выразился дядя Натан: «все-таки не чужая кровь»? Пусть он не беспокоится: кровь прольется. Чужая кровь, не жолдаковская.
Может, полчаса, а может, дольше Артем Жолдак смаковал это странное, отчасти мистическое выражение: «чужая кровь». Из этих слов вытекало, заполняя за шторами белый день, марево красного цвета, как тогда, в этюдах на бойне. Кажется, он заснул, а может быть, отключился и у него произошел сон наяву. Как бы то ни было, он очнулся полным сил и энергии. И с полностью сформировавшимся решением, которое оставалось только продумать и осуществить.
Но нет, точку в этом решении поставил сам Анатолий Великанов. Артем, не будучи великим конспиратором, не удержался, чтобы не спросить прямо: сотрудничал ли он с КГБ – ФСБ? Слегка передернувшись, тот ответил, что да, было, еще до середины девяностых, но сейчас это для него – пыльный плюсквамперфект. А с чего это Артем интересуется? Кто ему сказал? Артем, сохраняя беспечный вид, объяснил, что еще в лечебнице, где оперировали его отца, слыхал отдельные вещи, которые навели его на размышления, но пусть Альбатроса это не беспокоит: Артем – человек, лишенный либеральных предрассудков. ФСБ для него – просто организация по охране государства. Они оба повеселели – он и Альбатрос... С этой минуты Артем снова начал не только вслух, но и мысленно именовать друга Альбатросом, чего не мог делать после известия о его предательстве. Предательство смывается кровью, значит, все в порядке. Обреченного на смерть снова можно любить.
Как же они любили друг друга на протяжении последней недели! Какие это были упоительные, исполненные обмена мыслями и чувствами дни! В то время, пока Артем думал, что впереди их с Альбатросом ждут долгие счастливые годы, он не испытывал ничего подобного. Но то, что их любовь скоро должна прерваться, придавало всему особый колорит, обостряя до невыносимости пять чувств. Смерть – лучший стимулятор любви, Артем постиг это на собственном опыте. Временами бывало настолько бешено хорошо, что он испытывал колебания: неужели так необходимо убивать Альбатроса, поступаться счастьем ради отца, которого все равно не воскресить? Но он обрывал себя четкой мыслью: нет. Если он, поддавшись минутной слабости, оставит Альбатроса в живых, счастье не повторится: наоборот, все великановские дефекты, которые сейчас временно отступили на второй план, приобретут самодовлеющее значение. Снова появится Стас Некрасов, или какой-нибудь новый Стас Некрасов, или целое стадо слюнявых Стасов Некрасовых, или фантомная излишняя любовь к жене Ксении или другой самке, или что-то еще, чего предвидеть невозможно. С живыми всегда все негладко: рытвины, колдобины, колючая проволока на ровном месте. Идеальны лишь мертвые – их застывший облик остается неизменным. А лучше всего любить живых на грани смерти. И в эту последнюю неделю Артем не раз твердил про себя строки Кузмина – поэта Серебряного века, отлично разбиравшегося и в любви между мужчинами, и в смерти, и просто в любви:
У них все было настолько хорошо, что Альбатрос простил бы его... Да что там, Артем чувствует, что Альбатрос на самом деле его простил! Каким-то непостижимым телепатическим образом, которым они связывались друг с другом, Альбатрос угадал, что Артем собирается его убить, но не возражал против этого. Они молчали на эту тему, чтобы не причинять друг другу излишних страданий. Однако Альбатрос понимал, что только смерть способна сделать его идеалом, и внутренне согласился на нее, точно на болезненную, но спасительную операцию. Как ему это знакомо по медицинской практике! Вот только в роли хирурга на этот раз предстояло выступать не ему...
Следовало заранее подготовить инструменты для операции. Размышляя о прекрасном, хотя и не юном теле Альбатроса, Артем намеревался выбрать способ убийства, который как можно менее нарушил бы эту красоту. Подумывал о яде – но художник не разбирался в ядах и не имел желания связываться с фармакологией. Зато стрелять он умел! Отец учил его стрелять ради развлечения – и был удивлен и слегка задет, когда сын после непродолжительных тренировок выбил десять очков из десяти. «Меткий, как баба», – подбавил старший Жолдак ложку дегтя в бочку сыновнего торжества и пояснил, что женщины, как правило, если их натренировать, стреляют метче мужчин – какая-то физическая особенность, связанная с сердцебиением. Недаром в Чечне особенно страшны были прибалтийские снайперши – «белые колготки»... Неважно! Даже его меткость здесь не так уж важна. Если выстрелить Альбатросу в грудь, в область сердца, его смерть будет неизбежна, вне зависимости от того, пройдет пуля сантиметром левее или сантиметром правее. Осталось выбрать один из двух имеющихся в наличии пистолетов: российский «макаров» или американский кольт? «Макаров» представлялся Артему более надежным, лучше прилегал к руке, зато кольт был овеян легендарной аурой свободной и законопослушной Америки. Альбатрос заслуживал, чтобы его застрелили из кольта... но, с другой стороны, «макаров» чем плох? Отечественное оружие – самое качественное. Еще есть время выбрать.
