Операция «Сострадание» - Незнанский Фридрих Евсеевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
– Я не совсем уверен, – доброжелательно, и в то же время с оттенком высокомерия тянул он слова, – я не узнаю местности. Без снега она выглядела несколько по-другому...
От Артема требовалось, чтобы он хотя бы примерно показал у пруда то место, куда забросил пистолет системы «макаров», из которого застрелил Великанова.
– Присмотритесь как следует, – попросил Турецкий.
– Именно это я и собираюсь сделать, – дернул углом рта Жолдак.
Добрых полчаса они бродили по заснеженным берегам вслед за Артемом. Снег пищал под ногами, снег осыпался на шапки и воротники с веток деревьев. Одно дерево показалось Артему знакомым, и вся компания некоторое время водила вокруг дерева хороводы, пока художник по детальном рассмотрении не заявил, что дерево совершенно не то.
– Вы уверены?
– У меня идеальная зрительная память, – оскорбился Артем. – Форма нижних ветвей, их количество, то, как они склоняются... Перепутать я не могу.
Только проинспектировав еще четыре дерева, Жолдак выбрал то самое, из-за которого он вышел, чтобы застрелить свой идеал. После этого указать место, куда, описав дугу, упал «макаров», было парой пустяков. Вынув оборудование, водолазы принялись долбить и высверливать прорубь в застывшей, страшно сверкающей глади Тропаревского пруда.
– От меня еще что-то требуется? – вежливо спросил Жолдак.
– Пока ничего. Подождите.
– Просто ждать – трудно. И жаль. Я хотел бы провести последние часы свободы по своему усмотрению. Могу я слепить снеговика?
Все в недоумении взглянули сперва на Артема, потом – на Турецкого: что главный прикажет? Александр Борисович, подумав, кивнул.
– Правда, по-моему, у вас ничего не получится, – предположил он. – В такие холода снег не лепится.
– Я попробую. Мне кажется, за последний час потеплело.
– Делайте как знаете.
У Турецкого возникла мысль, что Артем выдумал эту затею, чтобы незаметно спрятать или уронить в снег мелкий предмет, который мог быть важен для следствия. Если же нет, это способно оказаться завуалированной попыткой самоубийства: прикидываясь, что разгорячился в процессе лепки, Артем может расстегнуть куртку, снять шарф, надеясь простудиться и заболеть... В любом случае за ним требовался глаз да глаз. Следили бдительно. Однако юный Жолдак, игнорируя пригвождающие его взгляды, принялся за работу. По-видимому, он был прав относительно потепления, потому что скатать три традиционных шара – большой, поменьше и самый маленький – ему удалось без принятия каких-либо дополнительных мер. Разутепляться, снять куртку и шарф он и не подумал...
Турецкий наблюдал за Артемом Жолдаком с досадой, любопытством и недоумением. С его огромным опытом, он не мог припомнить ни одного случая, чтобы обвиняемый в убийстве коротал время, лепя снеговика. Заметьте, не снежную бабу, а именно снеговика – и правда, зачем Артему баба, хотя бы и снежная? Водрузив шары в нужном порядке, для фундамента самый большой, наверху самый маленький, Артем принялся за отделку. Его тонкие пальцы в перчатках двигались быстро и точно. Должно быть, занимался скульптурой, в придачу к живописи? Очертания шаров постепенно сглаживались, приобретая форму, близкую к человеческой фигуре...
– Александр Борисыч, – тронул Турецкого за рукав Слава, – ты чаю из термоса не хочешь? С бутербродами! Замерз, небось, как цуцик?
– Ну, если с бутербродами, тогда меня уговаривать не надо.
Отдалившись от группы, никакой чай из термоса они пить не стали. Слава тихонько спросил:
– Что это с ним, как ты думаешь? Чего он добивается?
– Спроси, Слав, чего полегче. Сам голову ломаю, – свирепо прошептал Турецкий, созерцая пруд с его окрестностями. Все выглядело красиво и мирно, точно зимний пейзаж классического голландского художника: одна группа людей лепит снеговика, другая ковыряется на льду, проделывая лунки – должно быть, для рыбной ловли. Ни намека на убийство. На секунду Александр Борисович сам в эту идиллию поверил и разозлился еще сильней.
– Ты думаешь, снеговик как-то связан с пистолетом? – предположил наудачу Слава.
– По-моему, Слава, это бред собачий.
– Вот и мне кажется, бред. А тогда что?
Турецкий, махнув рукой, промычал что-то трудное для понимания и широкими шагами направился обратно к Артему. Слава поспешил за ним.
За время их отсутствия работа над снеговиком продвинулась, но скульптор столкнулся с первыми техническими трудностями: материал ему не повиновался. Тщетно пробовал Артем усовершенствовать снежную куклу, похожую на чурбашок, внести в ее примитивное строение какие-то тонкие детали: налепляемый им на кукольную голову снег крошился, распадался, сползал, увлекая за собой целые пласты. На лице Артема появилось выражение ребенка, готового заплакать, – диковинное, пока не виденное на этом лице Турецким. Убийца давно прекратил наблюдать за тем, как идут водолазные работы, его, по-видимому, ничуть не интересовали поиски орудия убийства – он целиком погрузился в свое занятие, далекое от дела, в связи с которым его привезли в машине с зарешеченными окнами на Тропаревский пруд.
«Тут что-то другое», – решил Турецкий. Эта мысль, по-видимому, синхронно посетила и Славу, который шепнул другу:
– Знаешь, Саня, по-моему, ничего он не скрывает, ничего не маскирует. Просто лепит.
Тем временем водолазы погрузились под лед. Задачка им предстояла та еще: в зимней стылой воде, в темноте, среди ила откопать такую небольшую вещицу, как ПМ. Турецкий подумал, что копаться им не меньше часа, а потом подкорректировал этот чересчур оптимистический прогноз: хорошо, если не полдня!
– Отломите мне ветку с дерева, – неуместно раздался голос Артема. Кажется, он забыл, из-за чего сыр-бор, держа в поле зрения только свою скульптурную работу, которая никак не желала удаваться. А в экспертах, следователях, понятых видел подмастерьев, которые обязаны подать ему нужный инструмент. Причем один из понятых поддался этому повелительному тону и потянулся к нижней ветке...
– Уж простите, гражданин Жолдак, – вмешался Турецкий, – веток и прочих колюще-режущих орудий я вам позволить не имею права. Хотя жаль останавливать творческий полет!
Понятой прервал свое движение, сделав вид, что лично он ничего такого в виду не имел. Артем словно вспомнил, где он и зачем, и не стал настаивать. Только плотнее стиснул зубы, резче обозначив скулы, и с новой энергией принялся катать между ладонями и налеплять катышки снега...
Водолазы работали три часа. Их подводный труд увенчался успехом. Пистолет системы «макаров» извлекли со дна Тропаревского пруда: таким образом, доказательственная база была собрана. К этому времени завершилась также работа над снеговиком, и Артем, готовясь обозреть свое творение, сделал несколько шагов назад.
– Посмотрите внимательно: вы признаете в этом пистолете тот, из которого вы совершили два выстрела в Анатолия Великанова?
– Да. Да. Я же вам сказал: я все признаю.
На пистолет, из которого был убит боготворимый им человек, Артем взглянул рассеянно, стараясь поскорей вернуться к созерцанию снеговика. Как ни покажется странным, это был совершенно особый снеговик. И потому он привлек внимание и Турецкого. Турецкий разглядел его. Тщательно разглядел...
Что ни говори, снеговику трудно придать сходство с человеком – тем более портретное сходство. Это привилегия ледовой скульптуры, где скульптор действует подобно камнерезу, высвобождая свои творения из глыбы специально заготовленного льда. Снег – материал прихотливый, примитивный... Тем не менее, пользуясь этим материалом, Артем Жолдак превзошел самого себя. А может, дело заключалось в страсти, все еще обжигавшей его? Снежная фигура со сложенными за спиной, ясно различаемыми крыльями имела лицо, которое карикатурно, гротескно, но все же угадываемо напоминало Анатолия Великанова.
Когда убийцу уводили, на берегу Тропаревского пруда оставался возвышаться белый памятник убитому. Самый нестойкий памятник на свете. До первой оттепели. В лучшем случае, до весны – как знать? А может, и просто до воинствующих мальчишек, снежками разбомбящих фигуру. Нестойкий, как чувства, соединявшие эту странную пару. «Люблю – убью», вот и все дела. Миг – и живой, одухотворенный идеал превращается в труп, в ничто...
