Волга впадает в Гудзон - Незнанский Фридрих Евсеевич (книга регистрации TXT) 📗
– Итак, – начал он, – около восьми месяцев назад Генпрокуратурой США было возбуждено уголовное дело по факту мошенничества в отношении двоих сотрудников Нью-Йоркского университета, профессора Шрадера и его помощника Хайгера, мошенничество касалось...
– Ну это можешь опустить, – подал голос Турецкий, – переходи к нашей части.
– Ну да... – Дубинский немного помялся, прежде чем продолжить. – Упомянутое дело вполне могло развалиться непосредственно в суде без надежных свидетельских показаний главы «Россвияжэнерго» Мансурова Рената Георгиевича и его первого заместителя Томилина Всеволода Ивановича. В случае если бы Соединенные Штаты выиграли процесс, обоим ответчикам грозили помимо конфискации капиталов, полученных мошенническим путем, огромные сроки заключения, фактически пожизненные.
– Соответственно, как я выяснил, почти девяносто лет Хайгеру и что-то около шестидесяти профессору... Недурно звучит, а?
Дубинский улыбнулся и кивнул.
– Далее, – продолжил он, – события развивались следующим образом. Мы не знаем, кому из подследственных пришла в голову мысль избавиться от опасных свидетелей. Возможно, и вовсе мадам Нечаевой, у которой были в Москве нужные связи. Наверняка миссис Хайгер знала о криминальных наклонностях своей подружки, так что, возможно, предложение исходило как раз от нее.
– Думаю, американцы установят это довольно быстро, – кивнул Турецкий. – Если хочешь знать мое мнение, я согласен: подобный «сюжет», настолько невероятный, что он действительно мог удаться, скорее женского ума дело. Дамочки, начитавшейся готических романов... Ну ладно, это так – лирическое отступление. Давай дальше!
– Дальше госпожа Хайгер, она же Марина Нечаева, раздобыла кинжал с секретом...
– Извини, снова перебью, – подал голос Александр Борисович. – Ей не пришлось особо стараться ни насчет кинжала, ни насчет рицина, мне Ник... мистер Боули сказал: Хайгер – известный в Штатах коллекционер старинного холодного оружия, так что к кинжалу дамочке следовало только протянуть руку. Что касается рицина, то до рождения дочери Нечаева работала, несмотря на замужество, в том же Нью-Йоркском университете, на химическом факультете – имела дело как раз с ядами. Знаешь привычку русских женщин работать при любых обстоятельствах? Должно быть, пока не родила, боялась соскучиться в четырех стенах мужнина особняка.
Дубинский кивнул и усмехнулся:
– Действительно, вредная привычка оказалась... Ну остальное вроде бы ясно: прибыв в Москву, Марина Петровна Нечаева связывается по телефону с Голубинской, на встречу, как показал сам Шварц, Регина, узнав, что подружка прибыла к ней «с деловым предложением», отправляет его. Кстати, этот альфонс еще и трус приличный, хотя, конечно, спасибо ему большое: сами мы вряд ли бы додумались до того, что так кстати случившаяся смерть матери Николая Иванова не случайна...
Турецкий после небольшой паузы завершил тему:
– Выделишь в отдельное делопроизводство все, что касается найденных драгоценностей, и передашь ребятам, занимавшимся тем расследованием; постановление о повторном возбуждении дела я уже написал, материалы из архива отозвал... Все отправишь сюда, на имя Константина Дмитриевича Меркулова, он сообразит, кому что... Как твой Калина – не слишком протестовал, узнав, что едет на Украину вместе с Яковлевым?
– Что вы, Александр Борисович! – Дубинский вдруг рассмеялся. – Не только не протестовал – едва не плясал от радости. Понимаете, он ведь впервые в жизни прикомандирован к Генпрокуратуре. Ну и, конечно, надеется, что, если все сложится, его заметят.
– Можешь передать своему Калине, что уже заметили, – усмехнулся Турецкий. Потом пристально посмотрел на Дубинского, немного поколебался и наконец сказал моментально покрасневшему следователю: – Да ты небось и сам заметил, но все же опережу события: Слава... Вячеслав Иванович наш и на тебя глаз положил. Так что надейся и жди! А Калина, насколько я понял, с тобой работает постоянно?
– Не то чтобы постоянно, – честно ответил Владимир Владимирович, – но довольно часто. Мы с ним друг друга неплохо понимаем.
Пояснять Турецкому, что на самом деле именно он «понимает» Калину, а на деле – является одним из немногих, способных терпеть Игорев ядовитый характер за высокий профессионализм оперативника, он, конечно, не стал. Вместо этого поинтересовался:
– Александр Борисович, у меня еще один вопрос есть. Показания Аркадия Шварца интересуют американцев в полном объеме?
– Что ты имеешь в виду?
– Историю с переодеванием... То есть с гримом. Ну и арест менеджера клуба, отбывшего в отпуск, на Мальдивах...
Турецкий немного подумал, прежде чем ответить.
– Давай сделаем так: этот псевдобольной Сибиркин у нас сегодня, если не ошибаюсь, вызван на четырнадцать тридцать?
Владимир кивнул.
– Послушаем, какую сказку он расскажет на этот раз, а там и решим. Возможно, обойдемся для Штатов его показаниями.
За то время, что Дубинский не имел чести видеть Гордея Васильевича Сибиркина, директор клуба заметно похудел, однако в кабинет Александра Борисовича вошел куда решительнее, чем можно было ожидать: именно выражение решимости читалось на его бледной, действительно болезненной физиономии.
«Наверняка об аресте Шварца уже знает, – усмехнулся про себя Владимир, – оттого и осмелел... Ну-ну!..»
Турецкий окинул Сибиркина быстрым внимательным взглядом и молча указал ему на стул: допрос по договоренности с Дубинским собирался на этот раз вести он.
– Как себя чувствуете, Гордей Васильевич? – поинтересовался следователь довольно сухо.
– Спасибо, мне значительно лучше...
– Очень хорошо. – Александр Борисович раскрыл папку с делом на нужной странице. – Мы с вами давно не общались, вам напомнить ваши предыдущие показания?
– Нет! – В глазах директора мелькнуло отчаяние. – Лучше их... выбросить!
Турецкий округлил брови и иронично посмотрел на Сибиркина поверх очков:
– Да что вы, Гордей Васильевич?! Это же официальный документ, а вы вдруг – выбросить... С чего бы это?..
– Я... Я все расскажу! – Директор тяжело сглотнул, мотнул головой и действительно заговорил, почти тараторя. – Поймите меня, я был запуган этим бандитом, затравлен... Я боялся, да! И не стыжусь, что боялся, каждый боится за свою жизнь!
– Конечно-конечно, – согласился Александр Борисович самым что ни на есть сочувственным тоном. – Так что же вы хотели сказать по сути данных вами показаний?
– Я... Я сказал в прошлый раз неправду! – выпалил Сибиркин и на мгновение прикрыл глаза. – Никакого менеджера Григорьева на самом деле не было, это был он – Шварц. Я его сам в первый раз не узнал в парике, с бровями и усами!
– С бровями? – не удержался Дубинский.
– Ну да... Брови налепил новые, цвет глаз поменял. Словом, совсем другая физиономия! А потом... потом он меня... Он мне... Он сказал, что, если я открою свою пасть – так и сказал «пасть», мне не жить.
На последних словах голос Гордея Васильевича сорвался до сипа. Он откашлялся и продолжил:
– Он... Это он велел мне отправить нашего менеджера в отпуск, денег ему дал, я не знаю сколько, но тот был доволен, поехал с семьей. А себя велел оформить на его место временно, и документы были, наверное подложные. Я так думаю.
– И вы на это пошли, – констатировал очевидный факт Турецкий. – Теперь, пожалуйста, подробнее о событиях того вечера, когда было совершено покушение на Мансурова. Надеюсь, на сей раз вы скажете правду.
– Чистую правду! – горячо заверил его Сибиркин. – Мы приехали втроем с этим парнем, поначалу все так и было – он представил мне его как родственника, и я высадил их позади клуба, сам поехал на парковку. Клянусь вам, я понятия не имел, что они задумали!
– Давайте перейдем к вечеру того дня.
– Да, к вечеру... На встрече он поначалу точно был, я его видел в зале...
– В гриме?
Сибиркин кивнул.
– Потом я не заметил, когда он поднялся и ушел за кулисы. За кулисы можно прямо из зала попасть, а иначе никак, в тот вечер все было заперто. Но я не видел, клянусь, когда он это сделал! Потом... Да, потом, когда встреча закончилась, Мансуров со своим помощником и охраной какое-то время оставались на сцене, ждали, пока все покинут клуб... так положено, понимаете?
