Зеленый король - Сулицер Поль-Лу (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Что же касается повседневной жизни Реба, то никакой иной информации, кроме рассказанного Хаасом, не существует».
За исключением, конечно, того, что было известно! Убалду Роше. И «латиноамериканцам». Но на протяжении всего Второго наступления Климрода, вплоть до 1967 года, Дэвид Сеттиньяз даже не слышал имени Убалду Роши. Так же как не знал о существовании Жоржи Сократеса и Эмерсона Коэлью, а следовательно, и того гигантского дела, которое потихоньку зарождалось и крепло на южноамериканском континенте.
Таким образом о деле Вако стало известно от Диего Хааса, которого сменил затем Джордж Таррас.
Реб провел два дня в Далласе, где вел переговоры с нефтяными и финансовыми магнатами. Как обычно, сам он не участвовал в дискуссиях, возложив эту обязанность на плечи двух адвокатов: техасца по имени Гари Морс (он так никогда и не узнал о существовании Реба Климрода) и ловкого, хорошо воспитанного мексиканца Франсиско Сантану.
Сантана входил в число Приближенных Короля и к июлю 1964 года, времени проведения операции Вако, уже проработал с Климродом не менее девяти лет. Во всяком случае, в картотеке Сеттиньяза его имя появилось весной 1953 года и сопровождалось неизменным досье, свидетельствующим о уже приобретенном или намечающемся весе данного лица: на папке была пометка «Особое» — красными чернилами.
Несмотря на внешние данные (он был высок и строен, очень красив; чуть раскосые глаза говорили о том, что в его жилах течет немного индейской крови, отчего его легко можно было принять за наследника аристократического испано-мексиканского рода), он происходил из совсем скромной семьи, вырос среди темных простых людей и, видимо, лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств и, разумеется, каторжному труду сумел получить свои дипломы. Джордж Таррас прозвал его Матадором, Убийцей. И в его плавных движениях, небрежной точности речи, холодной жесткости в переговорах было что-то от Ордоньеса или скорее от Луиса-Мигеля Домингина на арене. Приближенный Короля Франсиско Сантана отвечал за «налоговый рай», нефтяные операции в Венесуэле, Соединенных Штатах и районе Карибского моря, но что особенно удивительно — за заводы по опреснению морской воды.
На переговорах в Далласе он предстал перед техасскими собеседниками в качестве представителя американо-мексиканской группы, завладевшей в самом городе и вокруг него, а также в Форт-Уэрте десятками тысяч гектаров земель, скупленных, по подсчетам одних, в 1952 — 1953 годах, по мнению других — начиная с 1957 года. (Упоминая о земельных владениях в Далласе и Форт-Уэрте, Сеттиньяз на самом деле называет цифру девятнадцать тысяч пятьсот гектаров, являвшихся собственностью подставных панамских компаний. 1957 год — время, когда Климрод вместе с Тудором Ангелом проворачивал свои операции в Неваде.)
Что же касается собеседников Сантаны, то это были бизнесмены двух крупнейших местных династий, те самые, с которыми Несим Шахадзе, действующий от имени Климрода, столкнется как с противниками в гигантской спекулятивной операции вокруг серебряных металлических денег.
Сантана с помощью Морса с обычным для него блеском провел переговоры, обрушив на присутствующих град тореадорских ударов, следуя букве и духу инструкций, предварительно полученных от Реба. Что касается последнего, то он присутствовал на встречах в качестве канцелярского служащего при мексиканце и, поскольку не был лишен определенного чувства юмора, даже бросался услужить ему, когда «патрону» надо было, например, раскурить сигару, но тот каждый раз ставил его на место. Настала очередь предусмотренного обмена: столько-то гектаров в районе Лейк Клифф Парк на столько-то домов на Коммерс-стрит и далее — землю вокруг Далласа — Форт-Уэрт Тернпайка на долю в различных предприятиях, при этом само участие в том или ином бизнесе обменивалось — с учетом денежного взноса или без оного — на определяющую долю участия в другой сфере деятельно этих компаний. Эту операцию, хотя она и закончилась июле 1964 года, Морс и Сантана на самом деле начал осуществлять четырнадцать месяцев назад.
В общей сложности она принесла сто миллионов долларов.
— Зачем тебе понадобилось подносить зажигалку этому хренову мексиканцу?
Диего сидел за рулем желтого грузовичка. Три часа назад, на рассвете, они с Ребом покинули Даллас и зачем-то поехали прямо на запад. И вот уже подъезжали к Абилину.
— Адвокат, сидевший напротив Франсиско и Морса, однажды видел меня. Пять лет назад, в Хьюстоне. И чуть не узнал. В Хьюстоне ему говорили, что меня зовут Дреммлер, а здесь Франсиско представил меня как Фуэнте.
— Madre de Dios! [Madre de Dies (ucn.) — (здесь) Черт побери!] — воскликнул с иронией Диего. — Велика важность, хочу я сказать, что какой-то Карлсон узнает тебя. И что вообще он там делал? Великий Матадор должен был тебя предупредить, что этот Карлсон появится. Ты бы вспомнил его фамилию.
— Замена произошла в последний момент, и Морс забыл оповестить об этом Франсиско. Морс больше не будет работать с нами. Диего, я проголодался.
Они только что проехали Абилин и продолжали ехать все время на запад, прямо по направлению к Пекосу, в сторону Эль-Пасо. А Диего все еще не знал зачем. Реб сказал: «Поезжай по этой дороге». И он поехал. Совсем просто. Перед отъездом из мотеля в Далласе, где они провели две ночи, Реб сказал: «Переодеваемся». И они переоделись, сменив костюмы и галстуки на потертые джинсы, поношенные техасские рубашки и остроносые ковбойские сапоги, которые тоже были уже в употреблении. «Во всем этом мои изящные ножки, мой милый пухленький задик и мой обожаемый животик чувствуют себя из рук вон плохо. Я похож на мышку из мультфильма, на Спиди Гонзалеса. Мне не хватает только сомбреро…»
— Кстати, — сказал Реб, — придется купить тебе шляпу. В этих местах не ходят с непокрытой головой…
— Вот еще, — пробурчал удрученный Диего.
С правой стороны промелькнуло какое-то барачное строение с вывеской «Продукты» на трафаретной доске с большими белыми буквами.
— Остановимся?
— Нет.
— Кажется, ты хотел поесть?
— Не горит. Мы еще не приехали.
— Счастлив узнать, что мы куда-то едем. И куда же все-таки?
— В Свитуотер.
Прибыли туда к одиннадцати часам 2 июля. С точки зрения Диего, место это не заслуживало того, чтобы делать крюк или остановку. Городишко, вытянувшийся в длину под палящим солнцем, словно уснул навеки. Реб выбрал задрипанную забегаловку. Они заказали по бифштексу, и Диего в миллионный раз без всякой надежды объяснил официанту, который явно плевать на него хотел, что он любит мясо с кровью, красное, очень красное, абсолютно сырое внутри, вы понимаете, что я хочу сказать?.. Но он уже смирился: в любом случае бифштекс будет пережарен. Так оно и было. Они съели его, и в тот момент, когда они поглощали неизбежный кусок яблочного пая, это и случилось.
У вошедшего были мускулистые, с татуировкой руки, волосы подстрижены коротко, как у морских пехотинцев, на голове — черная широкополая шляпа, украшенная лентой из кожи ящерицы или змеи. В левой руке он держал обыкновенный металлический мусорный ящик с закрытой крышкой, закрепленной кожаным ремнем.
Он поставил посудину на ближайший табурет и заказал пиво.
Диего, знавший своего Реба, заметил его взгляд и спросил:
— В чем дело?
— Посмотри на афишу у себя над головой, — ответил Реб, и в его светлых зрачках промелькнул странный веселый огонек.
Диего задрал нос, но вынужден был встать, чтобы прочесть. Ключевым словом было «Вако»; Диего знал, что так называется один город в Техасе, между Далласом и Хьюстоном, далее шли слова «rattle-snakes-round-up», затем сумма награды, которую получит победитель: «Триста долларов». Лихорадочная дрожь охватила Диего Хааса.
— Мы за этим приехали, Реб?
— М-м-м-м…
Диего знал, что такое «round-up» — просто соревнование. Знал, что «rattle-snake» — это гремучая змея. И вдруг ему стало страшно.
