Ностальгия по чужбине. Книга вторая - Шагал Йосеф (мир бесплатных книг .TXT) 📗

— А ты хоть знаешь, почему я сделал этот выбор? — набычился Горюнов. — Ты хоть потрудился задать себе такой вопрос?..

— Не знаю и знать не хочу! — отрезал Николай. — Вот уж что меня действительно, не касается!

— Ты рассуждаешь так, словно речь идет не о судьбе твоей страны!..

— Я слишком долго прожил за бугром и слишком глубоко влез в другую оболочку, чтобы задумываться сегодня над тем, что действительно хорошо или плохо для страны, во имя которой я все это делаю. Если честно, Эдик, я вообще утратил способность что-либо ощущать или чувствовать. Тебе, возможно, трудно это понять, но я уже много лет являюсь стандартным и запрограммированным на все случаи жизни биороботом, выполняющим чужую волю в чужой стране и под чужим именем…

— Мы сознательно сделали свой выбор, — негромко, но твердо произнес Горюнов. — И нас никто не заставлял…

— Когда-нибудь, если мы сумеем уцелеть, я объясню тебе, Эдик, в чем ты заблуждаешься… — Серостанов глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали половину пятого утра. — Нам пора возвращаться в Москву…

— Где и с кем я должен встретиться? — в голосе Горюнова вдруг вообще исчезли интонации — в них не было ни горечи, ни любопытства, ни страха. Просто звук…

— Тебе позвонят домой, — отрывисто произнес Серостанов. — Если трубку возьмешь ты, то попросят принять заказ на вызов такси. Ты скажешь, что ошиблись номером. Ко времени вызова нужно будет прибавить ровно семнадцать часов. Встреча с их человеком на нашем с тобой месте. Это все…

— Пароль?

— Без всяких паролей.

— Как я его узнаю?

— Ты с ним знаком.

— Лично?

— Заочно.

— Даже так?

— А что тебя удивляет?

— Собственная популярность.

— У меня к тебе просьба.

— Да? — Горюнов с неожиданным интересом посмотрел на Николая и ладонями стал оттирать замерзшие уши. — Неужели ты хочешь обняться на прощанье?

— Я по-прежнему считаю тебя своим другом… — Николай говорил очень тихо, словно боясь, что кто-то в этой глуши может их услышать. — Несмотря ни на что. Повторяю: я бы не сделал этого, если бы речь шла о каком-то другом человеке… Так вот, по возвращении я должен дать слово, что тому, кто встретится с тобой на нашем месте, абсолютно ничего не угрожает. Абсолютно ничего, понимаешь? В противном случае пострадаем не только мы с тобой — без головы останется человек, который, собственно, ни в чем ни перед кем не провинился…

— Господи, сколько лирики! — вздохнул Горюнов. — Ты что, действительно веришь в существование ТАКИХ людей? И вообще, такое впечатление, будто речь идет о школьном преподавателе родного языка и литературы, а не о таком же, как мы, профессионале…

— Это не совсем так… — Николай покачал головой. — И вообще, многое тебе еще предстоит понять…

— Николай, ты ведь знаешь, о ком идет речь, да?

— Это неважно, Эдик. Мне просто нужно твое слово. И этого будет достаточно. Если ты не уверен, скажи мне сейчас. А то, знаешь, с годами мне перестала казаться симпатичной одна наша народная пословица…

— Какая именно?

— Лес рубят — щепки летят.

— Ну, хорошо! — Горюнов кивнул и медленно, скрепя снегом, направился к «жигулям». Потянув на себя дверцу, он посмотрел поверх кузова машины на Серостанова, который по-прежнему стоял на месте. — Я даю тебе слово, что этому человеку нечего бояться. Но это все! Остальное зависит от того, что именно я услышу, и на каких условиях мне предстоит предать своих товарищей и отказаться от задуманного… Короче, в этом никаких гарантий я давать не стану, понял?

— Меня это устраивает, — коротко кивнул Николай и направился к машине. — Ты вправе распоряжаться собственной головой. Особенно сейчас, когда она может слететь с плеч в любую минуту…

14

Огромная двухэтажная вилла, сложенная из тесаного пористого камня, с голубым бассейном в форме скрюченной инфузории и белыми, похожими на операционные столы, шезлонгами, напоминала голливудский павильон, в котором вот-вот начнутся съемки фильма о жизни миллионеров, которым обрыдла мирская суета. Ни одна деталь вокруг даже отдаленно не напоминала об индивидуальности хозяев этого роскошного строения. Быстро завершив осмотр величественного и бескрайнего как пустыня Калахари холла с классическим набором мягкой мебели, а также десятка комнат и санузлов, где буквально все — от идеально заправленных постелей до бритвенных станков и пластиковых бутылок с шампунями — выглядело девственно нетронутым, я поняла, что дом, в который привезли меня с Паулиной, был НИЧЬИМ. То есть, не принадлежащим какой-то конкретной семейной паре или человеку. В таких домах люди не живут — они лишь ПЕРЕЖИДАЮТ здесь какие-то жизненные передряги, чтобы затем уехать отсюда.

И никогда не возвращаться…

Как когда-то давным-давно, в Майами, мы с Паулиной развалились в креслах-шезлонгах на балконе второго этажа и молчали минут десять, что уже само по себе было фактом тревожным. Каждая из нас делала вид, что всецело поглощена созерцанием идеально ровных рядов высоченных и стройных, как балерины, пальм, окаймлявших со всех четырех сторон мое очередное убежище на пути в никуда. Гордые часовые низких широт выросли именно в этом месте и в ТАКОМ порядке, естественно, не по воле природы — их посадил человек, хорошо разбиравшийся в законах фортификации. А потому ряды пальм выглядели так плотно и НЕПРОНИЦАЕМО, наглухо закрывая обзор как извне, так и изнутри, что никаких сомнений по поводу изначальной функции благородных растений — декоративно оформленные ряды колючей проволоки — не вызывали.

— Как вы думаете, Паулина, а ток между пальмами пропущен?

— Вряд ли… — несмотря на наброшенную ангоровую кофту, Паулина все время ежилась. Солнце, правда, светило вовсю, тем не менее, было довольно прохладно. — Насколько мне известно, Валечка, дерево не проводит электричество… Ты о чем-то беспокоишься?

— Считаете, не о чем?

— Не заводись! — Паулина с таким неподдельным любопытством созерцала ряды пальм, словно видела перед собой шеренги мужчин, каждого из которых надо во что бы то ни стало соблазнить.

— Вы хоть знаете, о чем со мной говорили и что вообще меня ждет?

— Естественно, знаю… — Паулина повернула в мою сторону как всегда идеально уложенную голову. — Мы же с израильтянами — партнеры в этом деле. А почему ты спрашиваешь, Валечка?

— Значит, дальше я поеду одна?

— Господи, что за девичьи метаморфозы?!.. — не отвечая на вопрос, Паулина пожала плечами. — Это же входило в твои планы с самого начала! Джон Уэйн в гордом одиночестве выезжает на тропу войны против племени белокурых индейцев с «Калашниковыми» вместо томагавков! Всего несколько недель назад ты и слышать ни о ком не хотела и вообще собиралась все сделать одна!..

— Неправда, я рассчитывала на помощь.

— А разве ты ее не получила?

— Ага, — кивнула я, испытывая уже знакомое желание окунуть идеально уложенную голову Паулины в тазик с соляной кислотой, чтобы вместе с макияжем с него навсегда сползло это мерзкое выражение самодостаточности. — Вместо защиты мне, бабе, собираются вручить заминированный конструктор типа «Сделай сам и попробуй не взлететь на воздух». Ну, не сволочи?!..

— А вот и наш храбрый и носатый рыцарь Ланселот! — Паулина выразительно повела подбородком в сторону аллеи, на которой появился Дов. С балкона второго этажа седая голова израильтянина напоминала движущийся одуванчик. — Кстати, милочка, один из авторов твоего конструктора…

— Утро перестает быть томным, — пробурчала я, чувствуя как сразу отяжелели мои ноги.

— Точно, — поддакнула Паулина. — Повстречать с утра еврея — значит испортить себе весь день.

— Вы действительно антисемитка, Паулина? — я почти реально ощущала рядом тазик с соляной кислотой.

— Я американка, милочка.

— Вы меня уже почти убедили, что это — одно и тоже.