В тихом омуте... - Платова Виктория (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Выстрела не последовало.
В долю секунды по лицу бультерьера пробежала тень брезгливой досады:
– Ты что, разрядил…
Закончить свой вопрос он не успел: теперь уже я, слабо соображая, что делаю, спустила курок – прямо в прозрачные, хоть чему-то удивившиеся в последние секунды жизни глаза…
Произошедшее вслед за этим показалось мне кадрами из дурного фильма категории “В” с грязными пуэрториканскими разборками: дверь в комнату, возле которой стоял бультерьер, тотчас же расцветилась пятнами крови – праздничные залпы салюта в честь посвящения в убийцы. Пуля, как оказалось, обладавшая страшной убойной силой, снесла моему обидчику половину черепа, надменный лоб с залысинами, пощадив только прозрачные глаза. Они, защищенные бровями, этой неприступной линией Маннергейма, лишь изменили свой цвет – их залила кровь, фонтаном хлынувшая из раскрытой черепной коробки.
Бесполезное тело снопом рухнуло на пол; несколько долей секунды короткопалые руки царапали выщербленный паркет, потом и это подобие жизни прекратилось.
, Несколько капель крови брызнули мне в лицо вместе с маловразумительной кашицей.
Как сквозь вату, я слышала, что в соседней комнате бессвязно кричал Влас, – и двинулась на крик, как была: голая, с пистолетом в руках, на ходу стирая с лица содержимое чужой головы, расколовшейся, как гнилой астраханский арбуз.
Влас скакал возле кровати в одной штанине, глядя на меня безумными побелевшими глазами. В них не было ничего, кроме животного страха.
– Убери пушку! Убери пушку! – не останавливаясь, кричал он непотребным фальцетом.
От страха за содеянное я тоже заорала:
– Заткнись, заткнись, заткнись!
Он мгновенно замолчал, и наступившая тишина сразу же привела меня в чувство. Не стоит бояться, не стоит… Ты ведь видела это, ты ведь видела подобное, правда? Мертвые тела, Нимотси, Венька, Иван в морге, ты даже целовала мертвые губы… Но если бы ему прострелили голову – оттуда тоже бы вытекла эта кашица, даже странно, что именно на ней, как на дрожжах, всходили самые невероятные сюжеты… Алена, Фарик, только почему так страшно изуродована голова? Это не нравилось мне больше всего – я была согласна лишь на дырку в виске в качестве смертельного аванса, эстетка вшивая…
А сколько грязи! Никогда в жизни не устроилась бы работать на бойню, никогда…
Влас тихонько поскуливал в уголке тахты. Я увидела себя в зеркале раскрытой дверцы шифоньера – с полосами на лице, голую, с пистолетом, оттягивающим руку. Ну и вид!
"Надо бы одеться”, – тупо подумала я. И машинально подняла рубаху – теперь это была моя собственная рубаха. Я натянула ее на себя, не выпуская пистолета из рук. Простые, заученные с детства действия – руку в рукав, пуговицы застегнуть – давали мне выигрыш во времени, мне необходимо было прийти в себя. Убила человека, человечка, человечишку – и оделась, ничего не произошло.
Мое сердце, еще минуту назад готовое выскочить из груди, теперь билось медленно, как у человека, спящего летаргическим сном.
– Неприятно получилось, – разлепив губы, сказала я ничего не выражающим голосом, – и грязи много.
Мои слова произвели странное впечатление на Власа – он опустился на тахту и взглянул на меня. Бессмысленный ужас, сконцентрированный в его зрачках, стал приобретать более четкие очертания. Теперь он боялся за себя, это было видно: я перестала быть для него демоном случайного абсолютного зла, орудием слепого рока – мои действия показались ему осмысленными и спокойно-угрожающими.
Передышка позволила мне собраться с силами и выстроить линию поведения – как будто невидимый кукольник дергал за нужные веревочки марионетку: легко отделавшись от себя, переложив ответственность за происшедшее на очередной, небрежно написанный сценарий, в котором я была не больше чем персонаж, цветосветовое пятно в кадре, я изрекла:
– Удивлен, дорогуша?
Неужели это мой собственный циничный голос, прекрасно осознающий, что последует дальше?..
Влас судорожно сглотнул слюну, что и должно было выражать крайнюю степень удивления.
– А теперь быстро! – Я не давала ему опомниться. – Это твой напарник?
Он не сводил взгляда с пистолета в моих руках, симпатично получается, Венька бы мной гордилась, да и Иван тоже – ему всегда нравились иронические реплики, вымазанные в чужой крови.
– Это твой напарник?
Влас, совершенно деморализованный, кивнул.
– А на фотографиях? Очередная дичь? Он молчал, он не говорил ни “да”, ни “нет”, больше всего опасаясь моей реакции на возможные “да” и “нет”. Впрочем, все и так было ясно. Разрозненные мысли в Коей голове сухо щелкали, выскакивали на табло, как цифры в калькуляторе. После несложных арифметических действий забрезжил результат: Влас не должен воспринимать произведенный мной выстрел как случайность, иначе он сразу же сообразит, что имеет дело лишь с перетрусившей дамочкой. А дамочки, даже вооруженные, в конечном итоге всегда нарываются.
– Я жду, – жестко сказала я.
– Да.
– Кто это? – Я подпустила в свой вопрос грубоватой милицейской проницательности. Это должно было означать, что мне известны некоторые подробности их промысла. Они и были известны, я не лукавила.
– Румслиди, Игорь Викторович, концерн “Юнона”, – сказал Влас, а в подтексте слышалось: “Что тут анкеты разводить, ты и так все знаешь, если угрожаешь пистолетом полуголому человеку”.
"Румслиди, очень хорошо, лукавый обрусевший грек, судя по особняку на фотографиях; почти соотечественник Евы”.
– Профиль деятельности?
– Нефтепродукты, терминал, агентство недвижимости… Ну и всякие мелочи типа турфирм. Многостаночник.
– Заказчик?
– Я не знаю… Правда не знаю… – Он пялился на мою рубаху, будто надеясь разглядеть там погоны капитана милиции. Или старшего лейтенанта на худой конец – дурновкусие, и все от потребления массовой культуры.
– Не в курсе, – я угрожающе повела пистолетом, уже зная, что не смогу им воспользоваться ни при каких обстоятельствах, ведь не убийца же я в самом деле!.. Но он этого не знал.
И поднял вверх сложенные лодочкой ладони, как бы защищаясь, – умоляющий жест католической Божьей матери. Пистолет в моей руке гипнотизировал его, а участь подельника не улыбалась. Более весомого аргумента, чем лужа крови в соседней комнате, придумать было невозможно.