Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Однажды, во время очередного совокупления в такой позе, на Петруху нашла блажь, и он вдруг ни с того ни с сего решил поменять «лузы». Не предупредив, резко рванул в анальное отверстие. «Ой!» — вскрикнула она от неожиданности. И тут же правой ногой так лягнула Петруху в пах, что он на долгое время потерял интерес к сексу.
Екатерина не признавала ни анального, ни орального секса, считая это извращением. Как большинство русских баб, она была консервативна в своих половых желаниях и волю сексуальным фантазиям не давала.
Бывшая жена Петра, Настюха, давно ушла от него, забрав с собой единственную дочь Светлану, и жила где-то в селе у родителей, то ли в Курском, то ли в Медвенском районе, прокляв навек барак и его дикие нравы.
Бабы поговаривали, что Светланка в неполные девятнадцать лет вышла замуж за какого-то агронома, но жила с ним плохо, так как пошла по стопам «родимого папочки» и слишком часто любила заглядывать в стакан.
«Не только в стакан, но и в ширинки к мужикам», — уточняли, похихикивая.
«Любиться» в комнату Петрухи Екатерина не ходила: слишком там было грязно. Сплошная антисанитария. К тому же, в комнате Петрухи постоянно жили какие-то бомжи и бомжихи. Все грязные и оборванные. Вонючие.
Кроме Петрухи, для удовлетворения плоти она время от времени приводила случайных мужиков. Иногда с работы, иногда от ближайшего продовольственного магазина, соблазненных все той же дармовой «червивкой».
Её сын и дочь спали на полу, на подосланных матрацах и старых одеялах. Она старалась свои страсти удовлетворять в отсутствие детей. Но так как больше свободного от работы времени у нее было вечером или ночью, то вопрос о местонахождении детей отпадал или шел на второй план. Приходилось или выпроваживать на улицу «погулять», если было еще светло и тепло, или укладывала пораньше спать.
С вечерним гулянием около барака понятно, но со сном… Детишки подчинялись и укладывались в «постельку». Однако это не означало, что они обязательно спали…
На самом деле довольно часто то Любаша, которой уже шел десятый годок, то Васек тайком наблюдали сквозь прикрытые веки глаз за забавами матери и приведенными ею мужчинами. И в сказки о том, что детишек приносят аисты, давно не верили. Вообще в бараке все дети взрослели быстро.
С каждым годом позывы Екатерины к сексу были все реже и реже. А сейчас, когда ей стукнуло сорок, плоть почти умерла, как у монашки от длительного воздержания. И «любилась» она, если можно определить этим словом случайную, сиюминутную связь, редко, раз-другой в полгода.
Катерина встала с постели, сладко потянулась, до хруста в косточках.
«Как неохота идти на работу, — шевельнулась мысль. — Может, не пойти? Взять, и не пойти. Без других обходятся, не пропадают… И без меня обойдутся…»
Однако усилием воли она заставила дотащиться свое тело, укутанное в ночную рубашку и пестрый ситцевый, до пят, халат, до ведра с водой. Алюминиевой кружкой, стоявшей на деревянном донце, приподняв донце, зачерпнула немного воды, и тут же рядом над большим алюминиевым тазиком ополоснула лицо и руки.
«Когда же, наконец, получу нормальную квартиру, — с тоской подумала она, — хотя бы умыться могла по-человечески, а не как кошка: одной лапкой. Да и дети стали бы жить как люди. Девке уже восемнадцатый, а Василию семнадцатый годок пошел… Но спят, по-прежнему, как малолетние, на полу и чуть ли не под одним одеялом. Так и до кровосмешения недолго. Любаша, хоть и таится от матери, но видно уже, что не девка, а баба. Груди — скоро материнские в размере обгонят, — поправила обеими ладонями свои, едва помещавшиеся в немалом бюстгальтере. — Да и зад расперло, что у хорошей кобылы. Точно, не девственница… Да и соседки не раз шептали на ухо, что погуливает… Впрочем, чем они сами и их девчата лучше меня и моей Любаши?.. Также за полстакана вина лягут под любого, кто брюки носит и может купить эти полстакана. Вон позавчера старая Ворона, соседушка распрекрасная, вина налакалась до потери памяти и моего Васятку пыталась в кровать к себе, корова толстобрюхая, затащить. И затащила бы, если б я это не увидела и не помешала. А Васятка ей в сыновья годится. У самой такой же Васятка. Да не один, а со старшим, Юриком, в придачу. Эх, барак, ты, барак, — посетовала она, — превратил ты всех нас в скотов. Из людей — в скотов! Спим по-скотски и живем по-скотски».
Если б знала она, что Машка Воронова, «чалившаяся» по малолетству за квартирную кражу, уже не раз удовлетворяла свои сексуальные потребности с помощью шестнадцатилетнего Васьки Пентюхова, ее, Катькиного, сына. Машка соблазнила его еще в пятнадцать неполных лет, подпоив винцом и уложив в свою кровать.
С потерей девственности Васька потерял и уважение к женщинам. Все они для него стали похожими на потную похотливую Ворону.
Ничего этого Екатерина не знала, как и не знала того, что сыновья Машки Вороны: Василий и Юрий вместе с соседскими ребятами, в том числе и Борисом Шаховым по прозвищу Шахёнок, устраивали «группенсекс» с ее дочерью. А когда надоедала групповуха, то для разнообразия учиняли игру в «ромашку» или «крестик». Для чего приводила Любаша в барак своих разбитных подружек из кулинарного техникума, куда Екатерина ее устроила. И тогда в бараке творилось такое, что бедной Екатерине и во сне не могло присниться, с ее незатейливыми «червивочными» по-нятиями о сексе.
«Впрочем, где это Любаша? — подумала Екатерина, одевая трикотажное платье, недавно купленное в магазине «Курский трикотаж». Платье сидело добротно, подчеркивая все выпуклости женского тела, и выглядело нарядным.
«Слава Богу, научились и у нас делать…» — помянула добрым словом работниц КТК, где было изготовлено платье.
Но тут ее мысли вновь возвратились к отсутствующей дочери: «Опять дома не ночевала, потаскушка проклятая. Где таскается? С кем таскается?.. — злилась она. — Того и гляди, что пузо набьют… Сейчас все на это мастера. Обрюхатят, и в кусты. А ты, мамаша, нянчись с дочкой и с ее приплодом… Хорошее приданое незамужней девке… А Васька, вон спит, без задних ног, — подумала мимоходом, застегивая пуговицы пальто. — Набегается со своими друзьями и спит. Если раньше кое-как учился, то в последнее время учебу совсем забросил. Школу не посещает. Позавчера инспектор ПДН Матусова вызывала в отдел, все пытала, «что случилось, да что случилось?» А ничего не случилось. Вырос Васька. Отбился от рук. Взрослеет, и все больше похожим на отца становится. Вон и к винцу стал принюхиваться. Весь в папашу бестолкового пошел. Учится слабо. Но смотрит уже на «телок» — так они девчат сейчас называют. Раньше, бывало, стану ругать, так хоть прощения изредка попросит, а теперь не то что не просит прощения, а волком смотрит, зубки показывает. Точно папаша. Того и гляди, драться кинется. Уже словесно огрызается, щенок паршивый. Не дай, Бог, по стопам папы пойдет, по тюрьмам да колониям… А все почему? А потому, что безотцовщина, что мне из-за работы заниматься его воспитанием было некогда. Барак воспитывал. Вот и воспитал…»
Васька сладко посапывал в своей постели на полу, прикрывшись старым стеганым, пестрым одеялом до самых бровей. И никакого дела до материнских забот и размышлений ему не было.
Наконец-то Екатерина оделась полностью и ушла из своей опостылевшей барачной комнаты на завод, где было шумно от сотен людей и десятков различных механизмов, где было и трудно и весело одновременно, и где забывались все домашние невзгоды.
Любаша Пентюхова в это время находилась на улице Резиновой, у Шурика Дрона, где познакомилась случайно со Светкой Косой, той самой Светкой, папаша которой время от времени «полюбливал» мамку Любаши. В мире и не такое случается…
Они успели вечером выпить по несколько стаканов вина за знакомство, перед тем, как Дрон их уложил в свою постель. И теперь мирно спали втроем, прикрыв свою наготу старым, вытертым и вылинявшим байковым одеялом.
…Светлана проснулась первой. Её взору открылась незнакомая комната с одним большим окном, наполовину зашторенным серыми гардинами. Со стены, оклеенной выцветшими обоями, с увеличенной фотографии в дешевой рамке серьезно смотрели мужчина и женщина. С давно не видевшего побелки потолка свисала на проводе в черном пластмассовом патроне загаженная мухами лампочка. На постели — двухместной кровати — на засаленных розовых наволочках подушек, кроме ее головы, торчали еще две: мужская и женская.
