Невидимые связи (часть сб.) - Земский Крыстин (книги бесплатно без .txt) 📗
Минутное колебание.
– От родителей слышал. Отец работает в больнице, мать тоже врач. Они говорили, что это случилось восьмого августа.
– Ты так хорошо запомнил фамилию незнакомого человека и день его смерти? Ты был с ним знаком?
– Не-е-ет.
– А ты знаком с кем-нибудь из дома четыре по улице Ясминовой?
– Нет. Я никогда там не бывал.
– Ты уверен?
– Да, – голос звучит твердо.
Корч выдвигает ящик стола, достает из него какую-то папку с бумагами. Начинает медленно ее листать, словно что-то отыскивая. На одной из страниц останавливается.
– Странно, – произносит он удивленным тоном. – У меня вот здесь показания людей, которые видели тебя там восьмого августа.
– Неправда! Восьмого августа с четырех до девяти вечера я был в дискотеке.
– Откуда ты знаешь, что я имею в виду именно вторую половину дня? Я же об этом не говорил.
– Вы впутываете меня в какую-то историю! Я буду жаловаться! – В голосе нотки паники.
– Жаловаться можешь, а пока отвечай на мои вопросы. Это не дружеская беседа, а допрос. Ясно?
Сливяк сникает.
– Вас удивило, что я назвал вторую половину дня. Но что ж тут удивительного? Утром все работают и в гости друг к другу не ходят.
– Ну, положим, не все работают. Ты вот, к примеру, до обеда валяешься дома.
Сливяк молчит, опустив голову, и лишь судорожно сжатые руки свидетельствуют о внутреннем его напряжении.
– Значит, если я правильно тебя понял, восьмого августа до обеда ты находился дома?
Сливяк морщит лоб.
– Ну да, – после паузи соглашается он.
– И никуда из дома не выходил?
– Нет, – звучит как вздох облегчения.
– Кто это может подтвердить?
– Домработница, соседи из третьей квартиры. Они к нам заходили. А я открывал дверь. Они просили проигрыватель, кто-то привез им в подарок итальянские пластинки.
– В котором часу это было?
Сливяк на минуту задумывается.
– Между одиннадцатью и двенадцатью.
– А раньше к вам никто не заходил?
– Не-е-ет, – в голосе снова нотки тревоги.
Корч звонит дежурному.
– Приведите ко мне нашего бывшего клиента из восьмой.
В дверях появляется Люлинский.
– Не бойтесь, пан Люлинский, подходите ближе, – подбадривает его Корч, включая магнитофон. – Ты знаешь этого гражданина? – обращается он к Сливяку.
Сливяк то бледнеет, то краснеет.
– Нет! – чуть ли не выкрикивает он.
– Как это нет, уважаемый пан Сливяк? – вмешивается Люлинский. – Вы говорите неправду. Я был у вас дома восьмого августа в десять часов утра. Вы сами открыли мне дверь и пригласили в комнату. Я могу рассказать все подробно.
– Рассказывайте, – соглашается Корч.
Люлинский подробно описывает дом, лестничную клетку, дверь в квартиру, прихожую, комнату Сливяка, его вид и одежду.
Корч не спускает глаз с задержанного. Тот больше не протестует, сидит молча. Только глаза его беспокойно бегают, и он то и дело сглатывает слюну, будто в горле у него что-то застряло.
– …я передал ему слова, – обращается Люлинский к Корчу, – которые просили меня сказать ему, и тут же ушел. Сливяк ни о чем меня не спрашивал, видно, сразу понял, о чем речь.
– Спасибо, пан Люлинский, – вежливо обращается к нему Корч, – вам придется еще немного подождать, пока готов будет протокол, подпишете его и потом можете быть свободны.
Крысиная мордочка сразу преображается.
– Слушаюсь, пан поручик, всегда рад служить. – Он пятится задом к двери. – Подожду, конечно, подожду, сколько угодно, пожалуйста!
Когда дверь за Люлинским и сопровождающим его милиционером закрывается, Корч вновь обращается к Сливяку:
– Как надо понимать слова: «Пусть пьянчуга не чирикает»?
– Не знаю. Не знаю и ничего не понимаю! – Сливяк прикрывает глаза рукой.
– Хватит валять дурака! – резко бросает Корч. – Ты задержан по подозрению в избиении гражданки Ирэны Врубль, совершенном пятого августа совместно с Зигмунтом Базяком, и в убийстве гражданина Кацинского. Нам все известно. Говори правду. Ложью ты только усугубляешь свое положение.
– Я… я… я его не убивал. – Сливяк трясется всем телом. – Я хотел его только припугнуть…
– Рассказывай все по порядку. Сначала об избиении Ирэны Врубль.
Сливяк с трудом берет себя в руки.
– Это Базяк меня подговорил, – произносит он дрожащим, плачущим голосом. От прежней бравады и развязности не остается и следа. Из глаз ручьем льются слезы. Он утирает их трясущимися руками. – Зигмунт сказал, что ему поручили избить какую-то девку, чтоб она перестала шляться в милицию. Меня он попросил помочь. Обещал две «красных». Мы ее избили. Базяк ударил первым, сзади, а я только потом добавил один раз, когда она уже упала. Тут появился этот самый Кацинский. Хотел за нее заступиться. Я слегка его ткнул, и он сразу свалился. Они остались лежать, а мы убежали. Встретились вечером, как уговорились, на берегу озера. В девять часов Базяк принес мне деньги. Сказал, что встречаться не будем, пока не утихнет шум. Надо, мол, переждать. Боялся, что пьянчуга мог нас опознать. Я-то его вообще не знал, и мне нечего было опасаться. Тут Базяк мне и сказал, что фамилия этого пьяницы – Кацинский, а живет он на Ясминовой. Зигмунт раньше его встречал. Мы еще немного поговорили и разошлись… Зигмунт напоследок предупредил: в случае чего язык держать за зубами. У нас, мол, есть надежное прикрытие, надо будет – выручат. С тех пор я с ним не встречался. В дискотеку он больше не приходил. А восьмого утром ко мне явился этот тип. Сказал, что Зигмунт сидит в милиции, и передал его слова. Я сразу понял, что речь идет о Кацинском и его надо припугнуть, чтобы он не болтал и нас не выдал.
Под вечер я ушел с работы и прямо на Ясминовую. Сначала решил зайти к Кацинскому в квартиру, но на звонок он не отозвался. То ли спал, то ли куда ушел. Тогда я решил подождать, а чтобы не маячить у людей перед глазами, поднялся по лестнице на самый верх. Стал наблюдать, кто проходит. Простоял так часа два. Наконец Кацинский пришел. Полез в карман за ключами, стал отпирать дверь. Я тихо сбежал вниз, встал у него за спиной. Решил, врежу ему пару раз, но сделаю это в квартире. А тут Кацинский вдруг оглянулся и, наверно, узнал меня, потому что оттолкнул, что-то крикнул и бросился бежать по лестнице вниз. По дороге споткнулся, упал и покатился по ступенькам. Я сбежал за ним – он лежал на площадке и не двигался.
У меня была с собой в кармане поллитровка. Я бросил ее рядом с ним так, чтобы она разбилась, а сам убежал. Мне и в голову не могло прийти, что он расшибся насмерть. Я думал, может, просто потерял сознание. Пан поручик, – поднимает он залитое слезами лицо, – я и пальцем его не тронул! Он сам упал! Ей-богу! А вы говорите – убил! Я хотел его только припугнуть!
– Что это за «надежное прикрытие», о котором говорил Базяк?
– Не знаю, честное слово, не знаю, клянусь! – Голос у Сливяка срывается на фальцет.
Корч выходит из комнаты, вызывает конвоира.
– Отведите задержанного в камеру и поместите в одиночку. Следите, чтобы ни с кем не общался, особенно с Базяком.
Потом он включает магнитофон и еще раз прослушивает всю запись, с самого начала. «Не упустил ли чего?»
ГЛАВА XX
Городской парк в Заборуве яркой зеленью оживляет серость городских стен. Корч может, наконец, вздохнуть свободно – он один. Присаживается на скамейку, достает из кармана схемы места происшествия, изъятые из дела о смерти Ежи Врубля. Он решил сверить их с местностью. На одной из схем обозначена скамейка, на которой, по свидетельству Валицкого, Врубль в день гибели распивал водку с каким-то неизвестным.
Корч с трудом отыскивает в парке эту скамейку. Она в самой гуще деревьев и кустов. Ее нелегко заметить даже с расстояния в несколько шагов. «Это сейчас, средь бела дня, а что же вечером, в темноте, при слабом свете луны? А можно ли ее увидеть с тропинки, ведущей к пристани? – На схеме тропинка проходит у самой скамейки. Именно на этой тропинке Корч сейчас и стоит. – Хм, на этой ли?»
