Чума насилия - Пентикост Хью (версия книг .txt) 📗

— А что это за история с Уолтуром, Дэвид? Каким образом Конраду удалось завладеть правами на его землю?

— Старик Уолтур давно уже не живет здесь, — ответил Дэвид. — Думаю, ему уже далеко за девяносто, и уже лет двадцать, как его увезли в дом для престарелых. Но знаете, он совсем не дряхлый. Кое-кто в городе пытался объявить его недееспособным, но у старика оказались отличные адвокаты. У него был внук, может быть, даже правнук, который преподавал в Калифорнийском университете. Этот внук там выступал на стороне революционно настроенных студентов и погиб, пытаясь прекратить драку между студентами и полицией. Полицейские забили его насмерть. Конрад был его студентом. Когда это произошло, он отправился к старику, чтобы все ему рассказать. Видимо, из всей семьи внук был для старика единственным близким человеком; все остальные просто ждали, когда он умрет, чтобы пустить на ветер его деньги. А между стариком и внуком была настоящая любовь. Так что… — Дэвид пожал плечами. — Когда Конрад поговорил со стариком, тот отдал свой дом коммуне. Старик все законно оформил. Никто не имеет права выставить ребят с его земли. Даже Великому Алексу не удалось найти никакой лазейки. Конрад все равно не уйдет оттуда.

— Если только его не посадят лет на десять за взорванные машины, — добавил Джерико.

Они свернули к металлическим воротам усадьбы и покатили по голубоватому шоссе, затененному дубами, березами и соснами. Шоссе перешло в красивый каменный мост, выгнувшийся аркой над прозрачным ручьем шириной около сотни футов. Джерико подумал, что в нем, наверное, разводят форель. Силуэт дома уже вырисовывался впереди. Полуденное солнце заливало его своими лучами, пробиваясь сквозь верхушки деревьев, так что окна горели огнем. Машин перед домом не было.

— Похоже, все уехали, — заметил Дэвид.

Джерико бросил взгляд на часы:

— Мы опоздали. Все, наверное, уже уехали на торжества. Вам нужно переодеться?

Дэвид кивнул.

— Будьте готовы минут через десять, — бросил Джерико ему вслед.

Джерико вышел из машины и вслед за Дэвидом вошел в парадную дверь. Вельветовый пиджак он нес, перебросив через руку. Ему не хотелось его надевать из-за пятен крови. В доме царила необычная тишина. Джерико заглянул в столовую и убедился, что там все убрано после завтрака. Скорее всего, кому-нибудь из слуг поручено передать ему сообщение.

— Встретимся внизу, — сказал он Дэвиду.

Молодой человек поднялся в свою комнату, а Джерико прошел через столовую и толкнул вращающуюся дверь, что вела в кухню. Кухня была огромной, как в гостинице, и вся сверкала белой эмалью и хромом. Всюду полный порядок, но ни души не видно.

Джерико снова вышел в холл и поднялся к себе. Он был почти уверен, что Бауман вынес его вещи из спальни, но все оказалось на месте.

Он разделся и вошел в душ. Его не покидало неприятное ощущение, что и сам он, и его одежда пропитались запахом дыма, крови и смерти. Он стоял под обжигающими струями и намыливался, потом выключил горячую воду, и на кожу обрушились ледяные иголочки. В заключение он яростно растерся большим турецким полотенцем.

Подойдя к комоду, чтобы взять чистые шорты, рубашку и носки, он обнаружил записку, прислоненную к его дорожной сумке, в которой лежали зубная щетка, расческа и прочие туалетные принадлежности. На сером бланке красовалась эмблема с надписью «Бауман-Холл». Он прочитал записку:

Боб Уилсон не расстался со своими армейскими привычками, указав в записке время, когда написал ее. Джерико подошел к ночному столику и взял свои часы, которые оставил там, направляясь в душ. Без трех минут час. Аукцион был назначен на два. Джерико стоял голый и мрачный. Утро испорчено. Они с Таней расстались около десяти. Странно, что через два с половиной часа она все еще не вернулась. За это время можно было раз пять преодолеть расстояние от города, даже если идти пешком.

Ему было трудно переключиться с кровавых событий в доме Уолтура на личные проблемы в Бауман-Холле. Таня, охваченная чувством стыда и унижения из-за событий прошлой ночи, могла вскочить в первый же поезд иди автобус и вернуться в Нью-Йорк. Если это так, то у него еще будет время и он сумеет ее убедить, что следует доверять своим чувствам.

Он надел широкие серые брюки, черную трикотажную водолазку и серый твидовый пиджак. Затем сунул в карман записку Боба Уилсона вместе с кисетом и трубкой и вышел из комнаты. Дом безмолвствовал.

— Дэвид! — позвал он. Никто не ответил, и он снова позвал. Потом нагнулся с лестницы и окликнул снова: — Дэвид!

Где-то лилась вода. Если Дэвид принимал душ, то мог и не слышать его. Больше он не услышал ни звука, не считая своего собственного сдерживаемого дыхания. Он спустился в холл и подергал дверь. Дальнюю комнату занимал кто-то из мужчин. На открытой дверце шкафа висел костюм со смокингом. Он заглянул в следующую дверь. Это оказались апартаменты Алекса и Лиз Бауман. Гостиная, гардеробная, спальня, в которой доминировала огромная круглая кровать, ванна черного мрамора, утопленная в полу на манер бассейна. И зеркала, зеркала были повсюду. Из них на Джерико смотрела добрая дюжина его отражений.

Он снова вышел в коридор и снова позвал Дэвида. Ответа не было. Тогда он попытался открыть следующую дверь, в самом конце коридора. Войдя внутрь, он сразу понял, что это комната Тани. Запах ее духов невозможно было спутать ни с каким другим. Маленький столик в гардеробной был заставлен баночками и пузырьками, косметикой, серебряными щетками для волос. Через открытую дверь стенного шкафа он заметил платье, которое было на ней накануне вечером, и еще полдюжины других вместе с коллекцией изящных туфель, а также два летних вечерних платья. Вряд ли она уехала в город и оставила здесь весь свой гардероб.

Он поспешно закрыл за собой дверь и снова позвал Дэвида, но так и не дождавшись ответа, спустился в вестибюль. Оттуда он вышел на террасу, рассудив, что Дэвид мог ждать его в машине, и застыл, глядя на нее и чувствуя, как шевелятся волосы у него на затылке. Оба колеса с той стороны, которую он мог видеть, были спущены. По положению машины он понял, что и остальные колеса постигла та же участь.