Исчезающая ведьма (ЛП) - Мейтленд Карен (книги хорошего качества .txt) 📗
Адам не решался оглянуться, наблюдая за всем боковым зрением. Фальк лежал на спине, его лицо заливала кровь. Белые осколки кости выпирали из-под изуродованной плоти, что когда-то была его носом. Два паггера вбежали в помещение и застыли, разинув рот, в шоке от увиденного.
— Крюк… какого чёрта… как он сорвался? — испуганно бормотал один из них. — Он не мог сорваться сам по себе, не мог!
Адам почувствовал, как две капли дождя упали ему на затылок. Он провёл по волосам и уставился на пальцы, они были в крови. Он попятился, запрокинув голову. В том самом месте, где только что стоял Фальк, массивный железный крюк раскачивался на корабельном тросе, медленно останавливаясь и орошая пол под собой густыми кровавыми каплями.
С ужасом Адам перевёл взгляд на открытую площадку наверху, но там не было ни души, ни единой души.
Глава 47
Чтобы исцелить головную боль, повяжите голову больного верёвкой от повешенного.
Смитфилд, Лондон
— Предали! Нас предали!
Ханкин вместе с остальными стремительно вскочил на ноги, когда всадник проскакал прямо через центр лагеря, расшвыривая эссекцев направо и налево. Он спешился у стен Картезианского монастыря и развернулся к толпе. Люди стекались к всаднику, но их было так много, что перед Ханкином и Джайлсом уже собралась приличная толпа, лишая их надежды расслышать, что он скажет.
С рассветом, лишь только зазвенели колокола во всех церквах города, возвещая о празднике Тела Христова, эссекцы снова двинулись на Олдерсгейт, колотя копьями, ржавыми мечами и посохами по толстым доскам и требуя, чтобы им открыли. Но хотя воротам и полагалась быть открытыми в это время суток, они были наглухо затворены.
Бунтовщики не шли на штурм, зная, что король вскоре должен принять Уота Тайлера и выполнить его требования. Время терпит. Скоро, говорили они друг другу, король Ричард сам велит распахнуть ворота, а то и лично поднимется на зубчатую стену, чтобы поприветствовать эссекцев, как самых верных своих подданных.
Те, кто отправился в Лондон или совершал рейды вдоль городских стен на захваченных в аббатствах лошадях по ту сторону башни, планировали наблюдать свой триумф с берега реки. Поговаривали, что король приплывёт из Тауэра прямо на противоположный берег, где расположились лагерем бунтовщики из Кента. Там он сойдёт на берег и сядет средь них.
Впервые Ханкин пожалел, что не умеет держаться в седле. И не столько из-за короля, которого он мечтал увидеть, сколько из-за реки. Джайлс рассказывал, будто она так широка в этом месте, что дюжина лодок, выстроившись в единую линию, не смогут её перекрыть. Это было за пределами понимания Ханкина.
Он ещё не понимал, что случилось, но что-то явно пошло не так, судя по пронёсшемуся в толпе рокоту негодования. Раздались разгневанные крики и свист. Некоторые пытались пробраться сквозь толпу, расталкивая локтями всех, кто встречался на пути. Джайлс ухватил одного из таких за локоть.
— Что случилось? Что он имел в виду, говоря, что нас предали?
Мужчина нахмурился.
— Короля не отпустили на переговоры с нами. Всадник лично это наблюдал. Шлюпка с королевскими флагами в сопровождении эскорта подплыла к берегу, где их ждали Тайлер с кентцами. Но этот предатель Садбери сидел рядом с королём и что-то нашёптывал ему на ухо. Он уговорил его повернуть назад, не успели они толком пришвартоваться. Король даже не сошёл на берег.
— Вот сволочь! — выкрикнул Джайлс. — Попадись мне этот Садбери на пути! Мне даже топор не понадобится, откручу ему голову голыми руками.
Возгласы негодования усилились, стоило новости разнестись по толпе. Многие рванули назад к Олдерсгейту, размахивая, словно оружием, всем, что попалось под руку. Казалось, чтобы пробить себе дорогу, им достаточно одной лишь непомерной ярости, но, стоило толпе добраться до ворот, как те распахнулись. Идущие впереди застыли в нерешительности, уверенные, что сейчас на них нападёт отряд вооружённых до зубов рыцарей, но навстречу хлынул поток простых горожан.
— Ради чего вы здесь? — выкрикнули лондонцы.
— Ради короля Ричарда и Истинной Палаты общин! — проревела в ответ многотысячная толпа эссекцев.
— Стража сбежала, — прокричали лондонцы. — Убежали домой, прятаться у баб под юбками.
Они развернулись и, толкаясь, прошли обратно за ворота. Эссекцы с восторженными возгласами последовали за ними. Ханкин оказался в самом эпицентре шумной уличной толпы. У него даже времени не было, чтобы толком рассмотреть, где они находятся. Фасады зданий скрывались за высокими стенами.
То тут, то там он видел священников, улепётывающих вместе с другими по улицам от разгневанной толпы. Один из преследуемых, явно напуганный, барабанил в запертые ворота, умоляя его впустить, но Ханкин так и не узнал, открыли ли ему, потому что его несло вперёд живым течением, и он вскоре потерял священника из виду.
Улицы постепенно сужались, по обеим сторонам дороги пошли дома и лавки, не защищённые стенами. Людское течение замедлялось, когда толпе приходилось просачиваться через узкие переулки. Ханкин запыхался и с радостью сбавил ход. Он осмотрелся, ища глазами Джайлса, и ему показалось, что он видит его впереди, но их разделяла слишком большая толпа, чтобы через неё прорваться.
Отделившиеся от толпы люди врывались в адвокатские конторы и выбегали оттуда с охапками бумаг, которые тут же на улице и сжигали. Другие тащили серебряные кубки, богато вышитые одежды и швыряли их в огонь.
Некоторые владельцы пытались оказать сопротивление, другие, прикрывая лица, молили о пощаде. Плачущие женщины бежали по улицам с детьми на руках. Розы, украшавшие двери домов к празднику Тела Христова, теперь лежали растоптанными, словно их лепестки специально разбросали по земле к приезду короля.
Одна старушенция приплясывала вокруг костра и непрерывно кудахтала.
— Долой канцелярщину! Долой канцелярщину!
Она смеялась, наблюдая, как пылают и потрескивают в огне пергаменты. Навстречу ей вышел мужчина, сгибаясь под тяжестью сундука со свитками, но она подбежала, выхватила сундук из его рук, словно это грудной младенец, и опрокинула его содержимое в костёр. Восковые печати запузырились, выбросив в небо облако чёрного дыма.
Ханкин был слишком обескуражен происходящим вокруг, чтобы предпринять что-то ещё, кроме как следовать за толпой. Он понятия не имел, каким путём и куда они направляются, а также, что будут делать по прибытии. Он был уверен, что вот-вот кто-то встанет на пути и остановит их, но этого не происходило. Наоборот, когда мужчины из толпы попытались выбить дверь в лавку виноторговца, сторож сам открыл им дверь и отдал ключи.
Он даже помог им выкатить бочки на улицу, где они откупорили их при помощи ржавых мечей и копий. Когда хлынуло тёмно-красное вино, они подставляли под эти потоки свои рты и сложенные в пригоршни руки, ловя драгоценные капли. Ханкин сам хлебнул вина из пригоршней и тут же выплюнул эту кислятину. Он впервые попробовал вино, и у него начисто отбило желание делать это снова.
И тут, он уловил ароматы самого рая. Горячие пироги с мясом! Его желудок взревел от голода. Ведомый запахом, он вошёл в узкий переулок. Ставень открытого окна, образовавший прилавок крошечной лавчонки, был поспешно поднят, но аромат сочной подливки, горячего гусиного жаркого и свежеиспечённого печенья всё ещё струился из щели.
Ханкин попытался опустить ставень, но тот был заперт изнутри. Он выбежал обратно на улицу и осмотрелся в поисках чего-нибудь, чем можно отжать замок. Дверь в соседний дом была выломана и болталась на одной петле. Внутренние покои полностью разграбили, но на полу валялась забытая кем-то кочерга. Схватив её, Ханкин ринулся обратно к лавке.
Он вставил конец кочерги в узкий зазор между плохо подогнанным ставнем и стеной и навалился на него изо всех сил. Дерево с треском раскололось, и ставень упал. Ханкин отбросил кочергу, забрался внутрь и взял столько тёплых пирогов, сколько смог унести.
Он собрался уже бежать с добычей, когда услышал тихий крик и, заглянув в проделанную им брешь, увидел, что на него смотрит мужчина и пытается заслонить женщину, прикрывая её голову руками. Мгновение мужчина и мальчишка смотрели друг на друга полными страха глазами. Волна возбуждения захлестнула Ханкина, и он рассмеялся. Этот человек боялся его. Человек в два раза старше его боялся. Ханкин показал язык, сунул в рот пирог и пустился наутёк.
