Бес в серебряной ловушке - Ягольницер Нина (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt, fb2) 📗
От командира Годелот не видел никаких притеснений. В отличие от капрала Луиджи, ястребиным глазом следившего за подчиненными, Фарро не обнюхивал мушкеты на предмет сажи и не имел оскорбительной привычки обшаривать личные вещи солдат в поисках игральных костей или краденой хозяйской ложки.
Нет, служба была вовсе не в тягость. Но нечто другое отравляло шотландцу жизнь сильнее прежней скуки или придирок Луиджи. Его угнетало одиночество.
Конечно, он едва ли собирался незамедлительно обзавестись новыми приятелями. Но одиночество это было другого рода. Это была полная обособленность, словно подросток утесом высился посреди океана. Однополчане, прислуга, а также все прочие обитатели особняка Фонци относились к Годелоту с ледяным равнодушием, таким нарочитым и непроницаемым, что подчас он был готов обнаружить, что не отбрасывает тени, поскольку не существует. Даже Марцино после короткой стычки при первом знакомстве больше не обращал на чужака ровно никакого внимания.
В первый день Годелота даже устраивало всеобщее бесстрастное молчание – ему все еще нездоровилось. Но уже на второй день его стала тяготить эта роль невидимки, нарушаемая лишь односложными командами Фарро.
Головная боль и озноб отступили, и к шотландцу вернулась обычная наблюдательность. Первый же ее плод показался Годелоту тревожным: его не просто не замечали, его сторонились.
Никто больше не пытался даже завести с ним склоку, все разговоры умолкали, стоило ему зайти в караульное помещение или трапезную, а взгляды, провожавшие его порой, были полны оценивающей подозрительности.
Это отчуждение сначала показалось Годелоту понятным. В век наемных армий, когда каждый солдат означал для кондотьера известные расходы, любое увеличение гарнизона должно было иметь серьезные основания. Однако прошло несколько дней, но никто не задал ему ни единого вопроса, лишь все прочнее смыкалось окружавшее его кольцо всеобщего отторжения. Даже кухарка Филомена, его первая знакомая в этом доме, встретившая его с грубоватой заботливостью, теперь тоже смотрела сквозь него, сухо кивая в ответ на приветствия…
На четвертый день досадливое замешательство начало перерастать в глухую злость. Ему уже самому хотелось затеять с кем-то ссору, чтоб сорвать копившееся раздражение. Но Годелот стискивал зубы, мысленно поносил бранными словами каждого, кто с каменным лицом отводил от него глаза, и продолжал держаться с невозмутимым спокойствием, дававшимся ему все трудней. Полковник же Орсо, чьих следующих шагов он ждал с таким нетерпением, казалось, совершенно забыл о новобранце.
Так прошла неделя. Наступил душный вечер, набухший тяжелыми синеватыми тучами, никак не могущими разродиться дождем.
Годелот, только что сменившийся с караула, шел к своей каморке, чтоб оставить оружие перед ужином. Переходя внутренний двор, он увидел молодого тосканца Морита, сидевшего на бочонке и сосредоточенно чистившего мушкет.
Шотландец, привычно ощущая себя невидимкой, молча направлялся к двери, когда Морит быстро, но пристально взглянул на него. Годелот заметил это, но на сей раз вместо досады вдруг ощутил волну неистового бешенства. Он остановился и холодно вперился в светло-карие глаза солдата. Тот нахмурился, встал, не отводя взгляда, словно ожидал, что чужак сейчас выхватит клинок и бросится на него. Но Годелот с минуту смотрел на Морита, а потом отвернулся и продолжил свой путь. Он сам затруднился бы объяснить, чего пытался добиться этой короткой сценой, но почему-то испытал легкое удовлетворение.
Юноша не придал особого значения этому эпизоду, но вскоре обнаружил, что другие думают иначе. Едва закончился ужин и солдаты, не занятые в карауле, неторопливо покидали трапезную, как к Годелоту подошел Марцино.
– Эй, красотка! – окликнул он, остановившись в нескольких шагах. Шотландец не повернул головы. Острослов подошел ближе:
– Эй! Ты слухом убог?
Годелот все равно не обернулся:
– А чего тебя слушать, если тебе красотки по углам мерещатся. Я-то уж обрадовался…
Марцино оскалился:
– Шутки шутишь, весельчак? Пойдем-ка во двор, потолкуем.
Эта фраза прозвучала с ноткой предупреждения, но Годелот без колебаний встал из-за стола: что бы Марцино ни затеял, это обещало перемены, и в душе вспыхнул азарт.
Выйдя, он обнаружил во дворе еще троих солдат. Они мирно сидели на пустых ящиках и на вид не представляли угрозы, но подросток понимал, что эта компания собралась здесь не из пустого любопытства.
Марцино обернулся и скрестил руки на груди.
– Что ты за птица, пришлый? Сидишь тут безвылазно, молчишь, по сторонам зыркаешь. Откуда ты взялся-то?
Шотландец ровно ответил:
– Господина полковника спроси, он тебе, видно, отчитаться запамятовал.
Быть может, обратись к нему с этим вопросом кто-то другой, Годелот и не стал бы ерничать, но Марцино так явно напоминал кота, встопорщившего шерсть на загривке, что подростку нестерпимо захотелось огрызнуться в ответ. Тот же сразу учуял, что чужак настроен на ссору, и шагнул ближе:
– Чего спрашивать? Дай-ка сам угадаю. Мы здесь большей частью бойцы бывалые, потрепанные. Вот ее сиятельство тебя и наняла, молодого-белокурого. Вроде как на юбке оборка – толку нет, зато красиво. Днем у канала стоишь для пущего фасону, чтоб с гондол на особняк смотреть картиннее. А ночью тебя на крышу прячут, там, окромя летучих мышей, никаких опасностей. В яблочко?
Годелот ощутил, как глаза застилает жаркая багровая пелена. Но в этом потоке оскорблений ему вдруг послышалась какая-то поддельная нотка. Уж очень нарочито старался Марцино его уязвить, слишком близко стоял, слишком покойно держал опущенные руки. И шотландец глубоко вдохнул, пытаясь вернуть себе самообладание. Наглец не хочет драться… У него какая-то другая цель. Как и у тех, кто сейчас сидит вокруг, с интересом глядя на происходящее и явно не собираясь вмешиваться.
– Паршивый ты стрелок, Марцино, – медленно проговорил Годелот, – гадай снова.
И тут же увидел, как у того побелели крылья носа, а челюсть обрисовалась резкими углами. Марцино тоже разозлился.
– И-и-ишь ты… – протянул он на свой обычный манер. – Ну так давай снова попробую. В наемники сдуру подался, а? А там же страшно, ругаются, стреляют, да и кормят не по часам. Струсила девочка и попросила маменьку кондотьеру деньгами поклониться… или еще чем, чтоб дочурку на спокойное местечко определить. Теперь в точку, об заклад бьюсь!
Шотландца затрясло, руки сами собой сжались в кулаки, и где-то на дне души уже затрепетало сладкое предвкушение, как под костяшками пальцев с хрустом проломятся носовые хрящи мерзавца.
И вдруг в густой чад неистовой ярости тонкой струей просочилось воспоминание: залитый солнцем двор замка, он, Годелот, ничком лежит в пыли, отплевываясь и рыча от злости, а над ним возвышается отец. Пот льет по могучему торсу, и Хьюго неспешно утирает его снятой рубашкой, спокойно взирая на бесящегося сына.
– Вставай и дерись. И пока в руках себя держать не научишься – так и будешь песок жрать, – хладнокровно сообщает он и тут же примирительно добавляет: – Лотс, я не от паскудства, я для науки. В драке кто злится – тот и в дураках. Я этому так и не научился, так хоть тебя научу…
…Этого обрывка хватило, чтоб Годелот с неожиданной ясностью понял, в чем нехитрая затея Марцино. Тот старается его взбесить и ждет удара. А драка с однополчанином в первый же месяц службы грозит новобранцу большими невзгодами, если не позорным увольнением. Годелот посмотрел противнику в глаза и четко проговорил:
– Вот незадача, снова промах. Теперь моя очередь угадывать. За что тебя, бедолагу, тут держат, раз ты с двух шагов ни черта не видишь? Не иначе, преотлично чистишь сапоги. А ты не подумал, брат, что меня наняли, чтобы тебя в срок заменить?
Еще договаривая эти слова, шотландец уже осознал, что перегибает палку. Марцино залился бледностью странного купоросного оттенка, с присвистом втянул воздух и остервенело бросился на обидчика. Годелот попытался увернуться, но тут же удар кулака по челюсти сбил его с ног. Противник схватил подростка за колет, не давая упасть, и с силой дважды ударил под дых, исступленно рыча что-то невнятное.
