Суд - Ардаматский Василий Иванович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗
— Здорово, Бибиша… — Гонтарь осклабил свой огромный рот и крепко стиснул руку парня, думая — вот с ним я и пообедаю… — Куда строчишь?
— Домой, Гошенька, я в утренней смене крутил баранку. До чего же я рад увидеть тебя. Сразу вспомнилось, как ты меня в колонии от шпаны защитил. Помнишь?
— Пообедать со мной не хочешь? Зайдем, где получше, — весело предложил Гонтарь, предвкушая разговор, в котором он узнает все новости про ту колонию.
— Обедать давай ко мне домой, — предложил Би-би. — Я живу вот тут, рядом, где Центральный телеграф. Жаль только — жинки нет, она до вечера вкалывает. Но обед дома оставлен, будь спокоен.
— Ну что ж, поглядим, как ты оклемался на воле, — засмеялся Гонтарь. — Пол-литра мои…
Комнатушка метров двенадцать, не больше, и чуть не половину ее занимала покрытая ковром полуторная тахта. Но в комнате еще умещалось множество всякой мебели: круглый стол, два кресла, трельяж с пуфиком, этажерка с книгами, платяной шкаф.
— Стоим с женой в очереди на улучшение площади, к зиме должны переехать, тогда заживем уже совсем как люди, — говорил Би-би, таская из кухни приготовленную женой еду.
Наконец они сели к столу и подняли первую чарку.
— За свидание, — почему-то с досадой сказал Гонтарь и выпил одним дыхом.
Би-би только отпил немного:
— Прости, Гоша, но почти совсем не пью, я ведь в такси работаю, отвык, — поставил рюмку на стол и добавил: — Я, брат Гоша, по всем линиям завязал накрепко, колонии с меня хватило одной, вот так хватило, — он полоснул по горлу ладонью. — А ты как?
— А весь срок отлопатил, от ворот до ворот? — не отвечая, спросил Гонтарь, испытывая непонятную досаду.
— До последнего витка, Гоша, и старался как мог, сам видел.
— Помню, помню… — усмехнулся Гонтарь, ковыряясь вилкой в винегрете. Даже в хоре пел, смотреть было противно.
— Это уж как угодно, — немного обиделся Би-би, — а только от того пения время шло быстрее и легче.
Он разлил холодную окрошку, и под нее Гонтарь уже один выпил еще.
— Но ты, Гоша, как я чувствую, не завязал, — тихо и с сочувствием произнес Би-би.
— Почему же? Работаю, как и все.
— А где, если не секрет?
— Какой же тут может быть секрет? В Министерстве автопромышленности.
Би-би облегченно рассмеялся:
— Смотри как здорово получается! Ты машины делаешь, а я на них езжу.
— Да уж так… — прошептал Гонтарь своими громадными губами и спросил неизвестно для чего: — А жинка твоя где трудится?
— Вот тут, рядом, на Центральном телеграфе, она у меня технарь — на аппарате работает.
Би-би принес из кухни разогретые макароны — Гонтарь с детства любил эту пищу и принялся за нее с охоткой. Говорить больше было не о чем. Спросил просто так:
— Сколько же ты накручиваешь на своем такси?
— За месяц минимум двести, а летом выше трех сотен бывает.
— Да брось ты… — Гонтарь даже есть перестал. — Наверно, это когда уже идешь против закона?
— Нет, Гоша. Но работаю так, что глаза на лоб.
Гонтарь только головой покачал — не поверил. Но стало ему что-то грустно, и он заторопился уходить. Би-би его не удерживал, его явно тянуло в сон. Когда Гонтарь ушел, он прямо со стула свалился на тахту и тут же крепко заснул.
А Гонтарь снова шагал по суетным московским улицам, но после встречи с Би-би душу его глодала непонятная тревога — правильно ли он живет? Обычно ему достаточно было ощутить в кармане тугую пачку денег, и всякие лишние думы о жизни отлетали далеко-далеко. А сейчас он отделаться от них не мог.
Он знал: только один человек мог вернуть ему уверенность в себе и в непреложности избранной жизни, — это Александр Платонович Ростовцев, дед Платон… Правда, однажды он втравил его в опасное дело, и из-за этого пришлось прятаться от мстительных грузин в колонии. Но это было только однажды, и, кроме всего, дед Платон вырвал его на волю до срока. Потом пару раз он подключал его к своим делам, и неизменно были за это приличные деньги; а главное — когда ты в деле Ростовцева, можешь быть спокоен: в беду он тебя не даст.
Вот и сейчас Гонтарь решил идти к Ростовцеву. Вечер уже затушевывал все вокруг легкой синевой, но огни города еще не разгорелись и в подъездах свет еще не был зажжен.
Только б был Ростовцев дома и еще чтобы разрешил войти, а то, бывало, другой раз и не впустит, скажет «не время» и назначит, когда прийти.
Ростовцев сам открыл дверь, несколько секунд смотрел на Гонтаря, будто не мог вспомнить, кто это, а потом сказал тихо:
— Зайди…
Провел, как обычно, на кухню, плотно прикрыл дверь, света не зажег, сел по другую сторону стола и спросил простецки:
— Есть хочешь?
— Поговорить надо, Александр Платонович.
— Давай.
— Что-то работы хорошей нет.
— Я о тебе помню, не тревожься, — тихо ответил Ростовцев. — Жить на что есть?
— Есть, есть, — махнул рукой Гонтарь. — Работать хочется по-настоящему, действовать, извелся я от безделья. И участковый может приклеить тунеядство.
— Дай ему десятку, и делу конец.
— Нашему не дашь — зверь… Между прочим, Александр Платонович, не думали ли вы о деньгах, которые сейчас горой лежат в колхозах?
Ростовцев несказанно удивился тому, что Гонтарь полез в колхозы:
— А ты откуда про то знаешь?
— Честное слово — точно. Признаюсь, я тут влез в одно дельце — мы с одним типом богатому колхозу двигатели к грузовикам сварганили по сильно левой цене. Поверите, за минуту я тысчонку срубил, вот… — Гонтарь постучал по груди, где пиджак оттопыривали деньги.
— Кто был с тобой?
— Вы его не знаете, Александр Платонович, — случайный попутчик, и не в нем дело, он не годится — трус и пижон, одну левую бумажку сотворил и сутки в штаны клал. Тут нужны сильные люди, такие, как вы, Александр Платонович. А денег в колхозах миллионы и миллионы, и на дело они их не жалеют и не считают. Сам убедился. Надо только наладить делать эти левые бумажки-распоряжения, и тогда деньги потекут рекой.
Ростовцев слушал его вроде рассеянно, смотрел куда-то в сторону, а сам в это время сильно заволновался — то, что предложил Гонтарь, было у него, что называется, под рукой. Он даже не заметил, что его гость давно молчит.
— Скажу тебе так… — спохватился наконец Ростовцев. — Идею ты принес хорошую, но на это дело надо искать людей крупных, а они на улице не валяются.
— Беретесь за это? — оживился Гонтарь.
— Пока ничего не скажу. Буду думать. Если что — позову…
Глава двадцать первая
Клонился к вечеру солнечный, но совсем холодный день. Осень в этом году обнаружилась рановато, и оттого всем казалось, что она затянулась. Порывистый ветер гонял по воде зябкую рябь, там, где солнце спускалось к горизонту, и эта рябь и волны вспыхивали холодным золотым блеском. Навигация еще там закрыта, но москвичи что-то уж не торопились воспользоваться услугами пароходства, и прогулочные теплоходы отчаливали от причалов Химкинского порта почти пустые и без обычной людской толкотни на пристани. К тому же и день был будний.
В ресторане порта тоже было пусто — вечерняя публика еще не начала съезжаться, и только на веранде за столом, не покрытым скатертью, сидели двое мужчин. Ресторан на веранде уже был свернут, они сами принесли из буфета две бутылки пива, каменевшие бутерброды и теперь неторопливо поцеживали пиво и вели разговор внешне спокойный, даже ленивый, но по тому, как они то и дело пристально всматривались друг в друга было видно, сколь он им важен. Оба были в темных деловых костюмах, при воротничках и неброских галстуках. Один из них Александр Платонович Ростовцев, — рослый, седоголовый с красивым, но несколько отяжелевшим лицом. У него были выпуклые, необыкновенно живые губы, когда он говорил, они мимолетными движениями выражали и иронию, и злость и непонимание, и радость… Его собеседник Кузьма Аверкиевич Кичигин — широкоплечий крепыш, чуть медлительный в словах и в жестах, да и во всем его облике была какая-то вальяжность или, может быть, подчеркнутая небрежность к себе, вот и костюм у него был довольно мят, и галстучный узел вылез из воротничка, и брился он, кажется, не сегодня — на лице серый налет, будто тень. Но от всего этого отвлекал взгляд его глаз металлического цвета из-под густых бровей. Они смотрели в мир открыто и весело, а могли мгновенно вспыхнуть беспощадной злостью, и тогда над ним сдвигались вплотную темные брови. Сейчас его глаза были очень внимательными. Разговор у мужчин был немногословный, с длинными паузами.
