Исчезающая ведьма (ЛП) - Мейтленд Карен (книги хорошего качества .txt) 📗
Окоченевший, он выбрался наружу, чтобы найти воды и промочить пересохшее от рыданий горло. И тогда он увидел, что дождь смыл землю с лиц родителей, и те смотрят на него из своих неглубоких могил. На один прекрасный миг он подумал, что родители восстали из мёртвых и вернулись к нему. Но выпь знала, что мёртвые не оживают.
После этого Гюнтер всегда гонял этих птиц, разорял их гнёзда среди камышей, где бы ни находил, будто они во всём виноваты. Он много лет не слышал возле своего дома крика выпи. Холодок ужаса пробежал по телу, и он оглядел берег. В темноте он различил лишь крошечный огонёк. Жена всегда вывешивала фонарь снаружи, чтобы муж нашёл дорогу к дому. Это стало их знаком, что всё в порядке. Страх чуть отпустил.
— Ступай в дом, бор, — сказал он Ханкину. — Передай матери, я уже иду.
Ханкину не нужно было повторять дважды. Как всегда, он был голоден и припустил к дому, будто позади не тяжёлый трудовой день, а ночь, когда он отлично выспался. Гюнтер улыбнулся ему вслед. И откуда молодые берут силы?
Гюнтер подтащил плетеные из камыша циновки и укрыл лодку, чтобы с реки её не было видно. Такая уловка не защитит от зоркого глаза, но если эти крысы, речные воришки, будут шнырять в поисках всего, что плохо лежит, то Гюнтер надеялся, они пройдут мимо его лодки и стащат другую.
После убийства сборщика арендной платы Тома все озаботились защитой своего скудного имущества, хотя Гюнтер считал, что убийц нужно искать среди своих. Но он никому не сказал бы об этом, даже если бы наблюдал убийство собственными глазами. Речные жители не выдавали своих, даже таких ублюдков, как Мартин и его сын.
Удовлетворённый тем, что сделал всё возможное, чтобы сберечь лодку, источник своего дохода, Гюнтер потащился по неровной тропинке к дому, натруженные за день ноги ныли. Возле порога он остановился, чтобы снять фонарь, и открыл дверь.
Рози и Ханкин сидели на табуретах и поглощали бобовую похлёбку, работая ложками из бараньей кости. Маленький Коль свернулся калачиком в уголке узкой кровати, примыкающей к стене дома, край шерстяного покрывала плотно покрывал его носик. Он уже крепко спал, рядом лежала его пустая миска.
Нони, обмотав ладонь тряпкой, ворочала длинный железный штырь, на котором висел котелок с варевом, сдвигая его с огня. Как только вошёл Гюнтер, она выпрямилась.
— Опаздываешь, — сказала она. — Ужин уже засох, как овечий помёт. Небось снова бражничал с хозяйкой таверны.
— С десятком. Не мог им отказать.
Они улыбнулись друг другу, зная, что всё это неправда.
— Течение сегодня очень уж быстрое. Мы боролись с ним весь путь от самого Таттершолла.
Гюнтер поставил фонарь на стол, открыл одну из роговых панелей. Свеча почти прогорела. Он лизнул большой и указательный пальцы и загасил фитиль.
Кожа на пальцах настолько огрубела, что он не ощущал огня, так что можно было и не слюнявить пальцы, но это была стойкая привычка, ещё с детских лет.
— Не стоит подвешивать фонарь. Я говорил тебе тысячи раз, Нони, я отыщу тропинку домой, даже если ослепну. У нас нет лишних свечей, чтобы тратить их, освещая уткам реку.
Нони поджала губы и снова подвинула горшок к небольшому огоньку, энергично помешивая содержимое, прежде чем выложить зеленовато-коричневую массу в миску.
— Мама думает, что если не вывесить фонарь, с тобой случится что-нибудь дурное, и ты никогда не вернёшься домой. — Рози усмехнулась и опустила ложку.
— Ну, и что такого? — заявила в свою защиту Нони. — Эта река делает женщин вдовами. Многие жёны прощались с мужем на рассвете, а вечером он возвращался беспомощным калекой, а то и вовсе приносили его хладный труп.
И она стрельнула глазами на деревянную ногу Гюнтера, будто нога служила веским доказательством злобного нрава реки. Гюнтер знал, что Нони не хотела обидеть его словом «калека».
Некоторые лодочники лишились обеих рук или сломали хребет и теперь неподвижно лежат в постелях. Нони всегда яростно протестовала против того, чтобы муж работал наравне с мужчинами вдвое младше него и со здоровыми ногами. Но слово «калека» уязвляло его, потому что долгие годы люди бросали ему это слово в лицо, чтобы обидеть.
Нони с громким стуком поставила миску на стол.
— Я вывешиваю этот фонарь с той самой ночи, когда впервые легла с тобой в постель, и буду продолжать, пока меня не вынесут отсюда в саване.
Гюнтер обхватил её за талию, крепко обнял и поцеловал. Она оттолкнула его, делая вид, что раздражена, но он мог поклясться, что Нони еле сдерживает смех.
— Довольно, а то разбудишь малыша. — Она взглянула на спящего в кровати сынишку, но Коль спал крепко, и громом не поднимешь.
Гюнтер уселся за стол. Жена подала ему ломоть грубого хлеба. Кроме горсти муки в нём были измельчённые бобы и камышовые корни. Как только он откусил кусочек, хлеб сразу же раскрошился, и Гюнтер высыпал остаток в миску, перемешав с похлёбкой, чтобы хлеб размок. Вдруг он перестал жевать и вынул изо рта рыбную косточку.
— Окунь, — сказала Нони. — Коль поймал. Донимал меня, пока я не бросила рыбёшку в котёл.
— Совсем мелкая рыбёшка, — сказала Рози.
— Рановато они появились. Дождь должен был их прогнать. Коль молодец, что поймал.
— Не поощряй его, — отрезала Нони. — Не нравится мне, как он возится у реки, когда вода на подъёме. Если свалится в воду, как тот малыш и его сестра годом раньше… Никогда не забуду лицо их бедной матери. Она наполовину тронулась умом. Я ещё вижу её иногда, она бродит по берегу в поисках тел своих детей. Никому не удалось её убедить, что всё напрасно. — Она перекрестилась, чтобы отвести зло от собственных детей. — А кроме того, если бейлиф его поймает…
— Парень знает, что надо быть осторожным, и ему нужно учиться. Если дела пойдут так же скверно, то в этом году пригодится вся рыба, что мы сумеем выловить.
Рози обменялась тревожным взглядом с матерью.
— Это случится…
— Лошади! — Ханкин соскочил со стула, но отец схватил его и вернул на место.
Гюнтер поспешно укрепил дверь засовом — толстой деревянной доской. Все замерли, прислушиваясь. Конские подковы стучали по узкой, вымощенной камнем тропе, но всадники двигались медленно и крайне осторожно, потому что ночь выдалась тёмной.
Гюнтер глянул на Нони и по лицу заметил, как она напряглась. Кого угораздило ездить верхом так поздно? Никто из соседей не держал лошадей, а если это торговцы или монахи, то они предпочли бы ехать по дороге, окажись дело настолько срочным, что пришлось скакать ночью.
И вот лошади приблизились к двери, так близко, что можно расслышать скрип кожаных сёдел. Гюнтер подумал, что они проедут мимо, он молился, чтобы так и случилось. Но затем услышал рокот мужских голосов и фырканье лошадей, всадники шумно спешились. Двое… может быть, трое.
Гюнтер потянулся к своей палке и поймал встревоженные взгляды жены и дочери.
— Может, это разбойники, — прошептала Нони. — Те самые, что забили Тома до смерти. Ради бога, Гюнтер, не впускай их.
— Любой зажиточный человек, что может позволить себе лошадь, побрезговал бы обобрать такую убогую хибару, как наша, — сказал Гюнтер, крепче сжимая палку.
Хотя они и ждали этого, но громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть.
— Именем короля, откройте.
— Кто там? — В голосе Гюнтера сквозил страх.
— Королевский пристав. Со мной королевская стража. Тебя арестуют, если не откроешь.
Гюнтер повернулся на деревянной ноге. Выпустив палку, он подошёл к стене и открыл низенькую дверцу в тонкой перегородке, отделяющей комнату от козьего хлева. Отчаянно жестикулируя, Гюнтер поманил туда дочь.
— Сюда, — прошептал он. — Сиди в хлеву и жди, пока не поймёшь, что все вошли в дом, затем пригнись и дуй на болото со всех ног. Спрячься там, пока не услышишь от меня крик чибиса. Поняла?
Рози, испуганная и сбитая с толку, на этот раз не стала спорить, а послушно скользнула в низкий дверной проём. Нони подтолкнула Ханкина к открытой дверце и подхватила спящего Коля, но Гюнтер остановил её.
