Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (полная версия книги TXT, FB2) 📗
– «А наш «Старый мальчик» стал теперь просто «Супер стар пёрдз!» – не унимался Платон, добивая густо покрасневшего и совсем замолчавшего.
Тот, молча взял пальто Ноны, и стал водружать его на фундаментальную фигуру.
– «А ты чего за Ноной ухаживаешь? Это же моя епархия!» – в шутку возразил уже получивший полную сатисфакцию Платон, в отместку пытаясь окончательно вывести из себя Гудина.
– «Ты, что! Твои дамы уже уволились!» – напирал в ответ Иван Гаврилович.
– «Да, нет же! Ты ведь умный человек? Рассуждай логически. Как в пословице? Молодым везде у нас дорога! Вот и начинай с молодых. Кто у нас самые молодые? Надежда и Алексей – раз пара! Далее я и Нона – два пара! А тебе пары не достаётся! Марфа и Инна уже уволились! Ты их совсем своим языком затрахал! Так что ты у нас теперь действительно некрофил!».
– «Он, наверно, скорее всего, просто фил?!» – внёс свою лепту и потерявший терпение, Алексей.
Почти уже одевшаяся Нона, услышав упоминание об Инне, и не имевшая к ней претензий, обращаясь к Надежде и Гудину, высказала своё давно наболевшее:
– «Ну, что Вы всё Инку обсуждаете? Она у Вас давно не работает! Вы уже всё, что можно крестом освятили, а всё переживаете. Пора забыть об этом и не поливать её грязью!».
– «Забудешь тут! То и дело в делах натыкаешься на её козни и проделки!» – с сожалением и недовольством пробурчала Надежда Сергеевна.
Тут же моральный оруженосец Ширхана верный Табаки, поддакивая, привычно заскулил, чуть ли не виляя хвостом – острыми локтями, хилыми бёдрами и тощими ягодицами оттирая коллег-мужчин от Надежды, не давая им даже малейшей возможности, может даже лишая их последней надежды, первыми высказаться в поддержку начальницы.
Особенно это касалось, конечно, Платона. Гудин, как телом на амбразуру, закрывал ему подход к Надежде Сергеевне. И это было понятно.
Иван Гаврилович ранее, и не без оснований, считая Марфу Ивановну Мышкину последней в их коллективе, всё время боролся с Платоном, что бы ни оказаться на предпоследнем месте.
С уходом же Марфы, он, панически боясь всё же очутиться в самом хвосте коллектива, резко активизировал борьбу против Платона.
А увольнение Инны и частые отъезды Алексея делали его на длительное время единственным невольным собеседником Надежды Сергеевны. И Гудин пользовался этим, настраивая начальницу даже против Алексея, не говоря уже о Платоне.
И чтобы укрепить свои позиции перед Надеждой Сергеевной Гудину ничего не оставалось делать, как всячески, при любом удобном и неудобном случае, принижать Платона.
Ибо возвыситься над ним он уже никак не мог ни в чём, поскольку ему за Платоном было просто не угнаться.
Следующее утро реванша он начал с безобидной разведки:
– «Как настроение?».
– «Как всегда, хорошее!» – неожиданно удивил его Платон, вызвав внезапную зависть.
– «А чегой-то так?!» – с надеждой на другое, спросил Гудин.
– «Так на то оно и настроение, чтобы быть хорошим! А зачем ты спрашиваешь? Думаешь, знание – сила! Стремление знать, как раз от бессилия!» – совсем ошарашил его Платон, загоняя в логический тупик.
Но Гудин не был бы Гудиным, если бы грубо и тупо не перевёл разговор в нужное для него обмелевшее русло.
– «Так ты ведь уже старик! У тебя и не стоит уже?!» – с надеждой предположил он обидное.
И это услышала новая уборщица Нина Михайловна, ровесница и, даже по Ташкенту, землячка Гудина.
– «Какой мерзкий мужик!» – поделилась она наедине Платону.
Но тут же, внезапно вошедшая и всё слышавшая, Нона добавила перцу Гавриле, задав, ставший уже риторическим, вопрос:
– «Как с Гаврилой его Галя живёт, если его все бабы ненавидят?!».
После обеда с Гудиным Надежда, вернувшись в офис, спросила дежурившего в тот день Платона:
– «Платон! Мне кто-нибудь звонил?».
– «Да! Из общества диабетиков!».
– «А мне?» – неожиданно влез Гудин, больше для придания себе значимости, нежели с вопросом.
– «Да! И тебе тоже, но из общества… энуретиков!» – посадил его в лужу урины Платон.
– «Тебе бы всё смехуёчки!» – напустил на себя начальственной менторской важности и надменности Гудин.
А через секунды он добавил, не меняя тона:
– «Платон! Ты на моё место больше не садись!».
– «А на фиг мне нужно садиться на дважды осквернённое место?!» – напомнил Платон неприятное и самому неприятному Гудину.
Иван Гаврилович, и особенно Надежда Сергеевна, в своё время объездили почти весь Союз, участвуя в различных симпозиумах, конференциях, съездах, или просто обмениваясь опытом.
Возможно, это придало им уверенность в своих силах и знаниях, и они невольно перенесли эту компетенцию и на другие области человеческих знаний, в коих они были как раз совершенно некомпетентны.
Однако Надежда побаивалась Гудина, как протеже их общего руководителя, академика А.И. Апалькова, понимая, что она его уволить никак и ни при каких обстоятельствах не сможет.
Поэтому она невольно стала воспринимать Гудина, как данность, а его высказывания – часто, как аксиому. То есть, она «повелась» на Гавнилыча.
Под влиянием Гудина Надежда даже стала иногда поручать отдельные мелкие дела, работающему в соседнем помещении Платону, которые вполне мог бы выполнить и рядом с ней, у подножия трона сидящий Гудин.
Надежда Сергеевна часто загружала память, находящихся рядом сослуживцев, совершенно ненужной им, никчемной информацией об успехах своего сына Алексея, просто хвалясь этим. Её бахвальству не было границ и конца. И это лишний раз роднило их с Гудиным.
Различие заключалось лишь в том, что Надежда хвалилась любимы сыночком, а Гудин – любимым собой.
Но в глубине души Иван Гаврилович и Надежда Сергеевна ненавидели друг друга, и периодически «плевались» друг на друга, изливая свою душу коллеге Платону, словно третейскому судье.
А-а! То-то! – посмеиваясь, злорадствовал про себя тогда Платон.
Политика потакания агрессору никогда и никого до добра не доводила! – углубил он свою мысль, имея ввиду потворство со стороны Надежды Сергеевны Павловой Ивану Гавриловичу Гудину в его попытках перессорить коллег, а самому наловить рыбки в им же взмученной воде.
Иногда, особенно при отсутствии Алексея, когда остальные двое оставались «тет на тет», из-за стены до Платона доносились их слишком громкие и эмоциональные голоса.
Можно было даже подумать, то они ругаются.
Но это было не так.
Просто никто из них не хотел ни в чём уступать другому, и до конца стоял на своём, не слушая партнёра, пытаясь перекричать его, неслышимого.
Как в Пушкинской поэме «Гавриилиада» архангелу Гавриилу, проще говоря, обломилось, так и в жизни, Ивану Гавриловичу Гудину тоже.
Как тот не стал первым любовником у Девы Марии, так и Гудин не стал первым, в смысле главным и нужным, работником у Надежды Павловой.
Тем более, как и архангел Гавриил по сравнению с Господом Богом, так и Иван Гаврилович по сравнению со своими коллегами мужчинами, не стал для Павловой и последним, незаменимым работником, так как вопрос о его замене на работе давно уже назрел.
Да и «своей старой лейкой не орошает» он наверно давно никого, кого надо?! – про себя цитировал А.С.Пушкина Платон.
И как Гудина не пытался соблазнить его алчный змий-искуситель, ему так и не удалось наполнить свои закрома добром, зеленью и златом.
И хотя Иван Гаврилович и очень пытался, но ему, в им инициированной схватке с лукавым от Платона, так и не удалось, образно говоря, «укусить беса за член» и, просторечно выражаясь, «трахнуть» деву Марию.
Как, будучи посланником задорного дьявола, он не стремился к чужому святому, дорогому и неприкосновенному, чистому и непорочному, так и не удалось ему в жизни своровать ни миллион, ни полюбить королеву.
Несмотря на все его старания, не получилось у Ивана Гавриловича Гудина и стать наперсником ни Надежды Сергеевны Павловой, ни Алексея Валентиновича Ляпунова, ни, тем более, Платона Петровича Кочета.
