Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (полная версия книги TXT, FB2) 📗
В течение двух выходных подряд «больному», несмотря на запрет, после обеда приходилось выходить, якобы, на длительные прогулки и ездить на работу клеить этикетки, благо было близко. Зато в следующие выходные ему также удалось съездить домой, расслабиться.
Платон, как человек дисциплинированный, чётко выполнял все указания врачей, невольно общался с интересными соседями по палате, которых было всего трое, а также смотрел палатный телевизор. Творить что-то не получалось. Лишь к концу срока ему удалось дописать несколько стихотворений. С женой и детьми он общался по телефону, но Ксения всё же навестила его пару раз.
Обследование одновременно явилось и лечением.
К концу года оздоровившийся Платон с удовольствием прибыл домой и вышел на работу.
Под Новый, 2007-ой год, коллектив ООО «Де-ка» в расширенном составе отправился праздновать успешное окончание прошедшего трудового года в периодически ими посещаемый ресторан «Ёлки-палки» у метро «Третьяковская».
Недавно вышедшему из больницы Платону было особенно приятно это мероприятие.
Однако оно несколько омрачалось задиристым поведением Ивана Гавриловича, пытавшегося хоть в конце года обойти Платона в придуманной старцем гонке тщеславий. Поэтому Платону пришлось невольно отбиваться.
Как известно, в центре культуры Человечества всегда были отношения между мужчинами и женщинами. Поэтому во время культурного отдыха коллег в ресторане эти отношения, как всегда, стали основной темой беседы. После выпитого и съеденного Гаврилыча понесло. Сначала он снова попытался показать себя большим знатоком женщин. Окинув уже помутневшим взором на непослушной шее тускло освещённый зал, в коем большинство составляли именно предметы его вожделений, он повёл разговор о сексе.
– «Более сексуальны коротконогие женщины!» – начал он.
– «С низкой посадкой!» – уточнил инженер-механик Платон.
– «Да!» – коротко и сухо согласился Гудин, не желая втягивать Платона в своё соло.
– «А знаешь, почему?» – попытался наладить диалог Платон.
– «Ну!?» – немного раздражённо, как от назойливой мухи, попытался отбиться от него Гудин.
– «А у них это место дальше от мозгов, чем у длинноногих!» – под удивлённые смешки женщин, завершил свою шутку Платон.
– «Да, Платон! Давно мы твоих шуточек не слышали!» – первой опомнилась Надежда.
– «Конечно… с мозгами лучше…!» – не чётко выразила свою мысль, как заветную мечту, длинноногая Нона.
И тут, показывая на Гудина, вмешался Платон:
– «Смотри! У него даже намудничек под брюками оттопырился!».
– «Это от раздвоения личности!» – решила Нона, спасая брюки Гудина, который затем снова узурпировал право слова.
Иван Гаврилович гордо вещал, что сейчас его благосостояние наконец-то позволяет ему считать себя принадлежащим к среднему классу.
– «Если ты и относишься к среднему классу, то находишься на самом его дне, в отстойнике!» – опустил его на ёлкин-палкин стул Платон.
Но Гудин не унимался, чуть ли не устроив себе бенефис.
Продолжая кем-то невольно затронутую тему сытости, он вдруг вспомнил:
– «Да! Я на днях проснулся среди ночи от чувства голода, встал и своего червячка… замочил!».
– «Стало быть, ты ей засадил? Своего червячка-то!» – съёрничал Платон, подразумевая его Галю.
Гудин бурно возмутился, обвиняя Платона в пошлых шутках, при этом чуть ли не крича:
– «Сколько раз тебе говорить? Эта тема не дискутабельна!».
– «Ну, что ты всё время петушишься? Петушок, ты наш!» – задиристо ответил Платон Ивану.
А после его возмущения уточнил:
– «Хорошо! Не нравится быть петушком, будешь цыплёнком табака!».
Коллеги снова засмеялись, ставя старшего в неудобное положение.
От смущения Иван Гаврилович даже почесал свои редкие, как всегда, коротко стриженые волосёнки.
– «Ну, что, дедка! Почесал свою репку?!» – не отступал Платон.
– «Платон! По тебе сразу видно, что ты, в отличие от меня, не вращался в культурной среде!» – сел на своего любимого конька Гудин.
Платон, показывая в воздухе своим крючковатым пальцем замысловатые зигзаги, возразил Гудину:
– «Вань! А ты ведь не вращался в культурной среде, а только лишь вращал…, как Педи Крюгер! Культуролог-проктолог ты наш!».
– «Я… я…!» – начал было возмущённо мямлить Гаврилыч.
– «Головка от… кия, что ли?!» – шёпотом спросил Платон на ухо Нону, вызвав её громкий и радостный смех.
– «Мы же… деловые люди!» – меняя местоимения и тональность, продолжил свою речь Иван Гаврилович.
– «Какие? Половые!» – поддержал Платон горячий смех Ноны новой порцией досок.
– «Я работаю в нииби… биомедхимиии!» – не услышав его комментария, наконец, разродился правдой, подсознательно противореча Платону, Иван Гаврилович, превратив, зараженный Ноной, смех коллег в гомерический.
С Иваном Гавриловичем бесполезно было обсуждать что-либо, какие-нибудь проблемы.
Ибо, чувствуя нехватку своих знаний, шаткость своей позиции, или вообще отсутствие оной, он быстро переходил на пустой, но, главное, громкий трёп, затыкая рот оппоненту, а то и просто переходя на оскорбления его, но с учётом чётко расположенной в его воспалённом старческом мозгу иерархии.
– «Платон! Да не… трахай мне мозги!» – грубо начал он, возбуждаясь.
– «Вон, спроси-ка лучше пацанёнка!» – неожиданно возмущённо и обиженно чуть ли не вскричал Гудин, совсем запутавшись в своих несвязных словесах.
От такого обращения старца, Алексей удивлённо выпучил глаза, обиженно засопел и неожиданно, запыхтев, как паровоз, выдал ему:
– «Иван Гавривович! Вам вообще уже невзя пить! Вы всегда… своими мозгами закусываете!».
– «Ну, Лёш, ты и сказанул! Молодец!» – вовремя поддержала молодое дарование начальница.
– «Кукушка хвалит петуха за то, что… трахнул он кукушку!» – неожиданно оппонировала ей Нона, тут же от удивления самой сказанным, вытаращив на всех глаза, но быстро потупив взор.
– «Ой! У меня сейчас от Вас стресс приключится!» – жалобно простонала Надежда Сергеевна.
Тут же спасительную для себя тему подхватила Нона:
– «Кстати! О стрессе! От него очень помогает русская баня!».
– «И ты часто ходишь в неё?» – формально поинтересовалась у своей невольной обидчицы, довольная сменённой темой, Надежда.
– «Ну…, бывает!» – не знала, что и ответить, довольная начавшимся новым диалогом, недавняя охальница.
– «Когда у неё стресс, то она идёт в русскую баню, и возвращается оттуда…» – пыталась подать ей спасительную соломинку Надежда.
– «… с другим человеком!» – перевёл разговор опять, на привычные для себя и всех рельсы, Платон.
Однако празднество незаметно подошло к концу.
Содержимое тарелок почти улетучилось.
Стол опустел.
Надежда начала расплачиваться.
– «Так это, что? Конец?» – спросила Нона, непроизвольно хлопая, как всегда рядом сидящего Платона, ладошкой по бедру.
– «Нет! Это его середина!» – под хохот соседей по столу объяснил тот распустившей руки женщине.
При выходе из зала ресторана в гардероб, ревнивый Гудин упрекнул Платона, что тот не джентльмен, и за женщинами не ухаживает.
Пытаясь опередить его и помочь одеться Ноне, он тут же продемонстрировал вялые и нечёткие возвратно-поступательные движения своего тазика, восторженно комментируя это пошлой фразой:
– «Да ведь у Платона испортился опорно-двигательный аппарат!».
Но в своих действиях старец явно перестарался, ослабив контроль и упустив момент собранности – издав не громкий, но всеми слышимый специфический звук, рвущегося наружу духа избыточно потреблённой пищи.
– «Ха! А у него испортился запорно-двигательный аппарат!» – воспользовался позорной оплошностью Гудина Платон, под невольные смешки коллег.
