Свистопляска - Хмелевская Иоанна (онлайн книга без txt) 📗
— Наверняка так оно и есть, — подумав, согласилась я. — Ну в самом деле, кому бы ты стал болтать? Влезешь на ящик в Гайд-парке и примешься вещать? Сама видела, там много таких, кричат что вздумается, да кому до этого дело? Пойдёшь в полицию? Там тебя, возможно, и выслушают, но этим все и ограничится.
— Да я и сам понимаю.
— Хорошо, что понимаешь. Прокуратура, как известно, прекратит дело, тебя вышвырнут с твоим доносом за дверь. Их тоже можно понять, если перед человеком стоит выбор — или большие деньги, или нож в спину, обычно выбирают первое, так что можешь болтать до посинения. Многие у нас говорят о безобразиях, да что толку? Собственными ушами слышала, как заместители министра в министерстве финансов сами себе назначают зарплату в полтора миллиарда из наших денежек, и не только я, множество налогоплательщиков слышало, все понимают — чистый грабёж, и что? Хоть одного отправили за решётку за явное превышение своих полномочий? Как бы не так!
Во взгляде Болека я прочла полное взаимопонимание и согласие. Чтобы успокоиться, парень вышел на середину комнаты и несколько раз сделал приседание на «сломанной» ноге.
— А то привыкну к мысли, что и в самом деле сломана, — пояснил он. — Вы совершенно правы, никакого толку от болтовни мне не будет, и они прекрасно это понимают.
— И радуйся, ведь благодаря этому ты сохранишь жизнь.
Тут послышались шаги на лестнице. Я высунулась за дверь — это поднимался майор. Очень хорошо, правильно я решила его здесь дожидаться.
— А я так и подумал, что пани здесь, — сказал майор входя. — А вокруг вашей машины бегает какой-то тип с чемоданчиком, если не ошибаюсь, ваш кузен. Тот самый, от которого вы меня предостерегали.
Болек легкомысленно расхохотался, а я шёпотом выругалась. Только Зигмуся мне не хватало! А потом подумала — ведь я же направила кузена проследить за Северином, дала ему чёткие указания, может, он их выполнил и теперь жаждет донести о каких-то конкретных результатах? Видимо, на лице моем отразились терзавшие меня сомнения, потому что майор смотрел явно выжидающе. Интересовало его, на что я решусь. Ах, так? Пусть же сам принимает решение!
И я в двух словах изложила ему суть проблемы, вот теперь пусть он сомневается!
А он не стал сомневаться.
— С кузеном надо пообщаться, только вот что я хотел вам сказать, мои дорогие. По совести говоря, мне на свою общественность грех жаловаться. Работу делаете по мере сил, не болтаете напрасно, не распугиваете клиентов, хотя, надо признаться, они не очень-то пугливые.., и вот почему я считаю своим долгом поделиться с помощниками информацией. Здешние события вызвали в Варшаве переполох, сюда послали подкрепление. Прибыло ещё два врага.
— Пошёл брить бороду! — сорвался с места Болек, схватил сумку и принялся лихорадочно в ней копаться, видимо, в поисках ножниц и бритвенных принадлежностей, поясняя:
— Сбрею бороду, надену тёмные очки, могу и наголо оболваниться…
— И что дальше? — поинтересовался майор.
— А дальше смогу принимать непосредственное участие, ведь ясно же — тут такое начнётся!..
Я вырвала у Болека сумку, а майор силой усадил в кресло.
— Ни в коем случае, риск слишком велик. Принимайте себе на здоровье непосредственное участие, но с бородой и в гипсе. Если преступники узнают правду, я не поручусь за вашу безопасность, а охранять вас лишён возможности. Вы явно недооцениваете их интерес к вашей особе. Я не стал рассказывать, чтобы не волновать вас и пани Иоанну, но теперь вынужден сообщить. Один из них, Сосинский, с глазу на глаз переговорил с врачом…
— Кто такой Сосинский? — не понял Болек.
— Один из ваших опекунов, тот, что с бородой, убийца Шмагера, чувствуете? Такому убить раз плюнуть. Выдал себя за вашего родственника и проявил заботу. Ну, врач наш человек, знал, что отвечать. А второй сестру перехватил в кабинете и тоже в качестве родственника интересовался. Она, к счастью, видела рентгеновский снимок, тот самый, с настоящим переломом, и успокоила встревоженного родственника — у пана, мол, перелом чистый, никаких смещений. Вот они и поверили, и надо быть полным идиотом, чтобы разрушить с таким трудом созданную легенду. Если они хоть в чем-то засомневаются, я вам не завидую, так что без глупостей!
Огорчённый Болек тяжело вздохнул, но подчинился и не пытался больше вскакивать с кресла.
— Так я побегу к кузену? — спросила я.
— Минутку, я ещё вот о чем хотел сказать, — задержал меня майор. — Обещал ведь передать моим сотрудникам новости, так вот, сержанту удалось подслушать очень важный разговор, не мог записать, к сожалению, на магнитофон, но сразу записал в блокнот, что запомнил. Итак, обманутые сообщники собираются во что бы то ни стало раздобыть мешочек с брильянтами, вылетевший из медведя. Говорилось и о той части товара, которую пан Болек должен был переправить в сумке. Предполагают, что и он у Бертеля. Начинают подозревать Вежховицкого, хотя именно он известил сообщников о чрезвычайном происшествии, о драке и осложнениях, возникших в связи с переломом ноги курьера. Дело принимает серьёзный оборот, мне сообщили мои люди, что прокурор, не получая обещанной доли, начинает бунтовать…
— Один прокурор весны не делает, — перебила я.
— А это зависит от должности, которую он занимает. Вы же не знаете…
— Очень бы порадовалась, узнав, что он генеральный!
— Увы, не могу вас порадовать.
— А те люди, что вам сообщили…
— Нет, это не Роевский, как вы думаете, он занимается другой социальной группой, но, черт возьми, в полиции тоже работают люди, а не одни преступники. Вот мне потихоньку и дали знать…
— Чего набросились на меня! — обиделась я. — Ведь то же самое и я говорила. Некого ругать больше? Майор выпил тёплой минералки и несколько поостыл.
— Ладно, вас ждёт кузен. Пойдите поговорите с ним, пусть подробно расскажет, что видел и слышал, потом встретимся. Где? Давайте опять здесь, я, пожалуй, подожду вас.
Придётся выполнить свой долг. Собравшись с силами, я неохотно спустилась на улицу, чтобы пообщаться со взволнованным кузеном.
Зигмусь весь изнервничался в ожидании меня, не мог стоять на месте и в самом деле, притопывая от нетерпения, бегал вокруг моей машины.
Первым делом он, по своему обыкновению, попытался схватить меня в объятия, но руки у него дрожали, он зацепился чемоданчиком за уличную урну, и мне удалось избежать высокой чести.
— Такое несчастье, такое несчастье! — кричал на всю улицу взволнованный кузен. — Такие осложнения!
— Говори тише! — попробовала я утихомирить кузена. — Нам нельзя привлекать внимание. Что случилось?
— Нога-нога в гипсе! Пан Яцек сломал ногу-ногу!
Прежде чем я вспомнила, что Яцек — это Болек, у меня чуть сердце не остановилось. Не хватало нам ещё и Яцека в гипсе!
Уведомив Зигмуся, что о переломе мне известно, и заверив его, что перелом чистый, без смещений, я постаралась довести до сведения огорчённого кузена очень важную мысль: пан Яцек нуждается в покое. Надеюсь, дошло, какое-то время Зигмусь перестанет приставать к Болеку со своим творчеством.
Успокоившись немного относительно «пана Яцека», Зигмусь перешёл ко второму вопросу. Положив чемоданчик на багажник машины, он раскрыл его и вытащил из вороха бумаг драгоценную записную книжку.
— Вот оно, вот оно! Чернявый идёт, раскуривает наконец сигарету, подходит-подходит незнакомый, просит-просит прикурить, становятся к ветру задом-задом, но я все отлично слышу-слышу. Вот их разговор: незнакомец, грубо: «Товар где?» Чернявый, неуверенно, смущённо: «Должен быть у Выжиги». Так сказали, такое словечко, что поделаешь, отбросы-отбросы общества…
— Да ладно, — перебила я, — не смущайся, все повтори, как они сказали. Что дальше?
— Незнакомец, тоном приказа: «Отобрать!» Чернявый: «Как?» Незнакомец: «Твоё дело». И пошли-пошли, ничего не слышно…
— Куда пошли?
— На стоянку у пансионата «Пеликан-Пеликан». Тут выходит прекрасная дама-скелет с медведем-медведем. Оба останавливаются, чужой: «Стерва!» Извини-извини, такой невоспитанный народ, такой грубый, но ты велела-велела все, как есть. Чернявый: «Спокойно, там ничего нет». Дама уже далеко, скрылась за углом, эти пошли дальше. К центру-центру. Идут быстро, но я нагнал. Слышу: «Общие знакомые, явитесь с визитом''.