Банкир - Катериничев Петр Владимирович (прочитать книгу .txt) 📗
— Да закончишь ты наконец! — не выдержал Валериан. — Гоняешь уже по седьмому кругу!
— «Когда отсчет седьмого круга старинный отзвонит брегет…» — не открывая глаз, продекламировал Михалыч.
— Перестань! — взвился Горин. — И прекрати квасить! Делом займись!
— А я этим и занят… Стремлюсь объять необъятное.
— Ты что, не понимаешь, что, если в течение недели мы не размотаем этот шифр, нас помножат на ноль! Всех!
— Может, в этом и есть великая сермяжная правда? — меланхолично отозвался Михалыч.
— Ты — кретин! Обожравшийся водкой кретин! И если…
— Если… Самое непонятное слово в русском языке… Или — одно из самых непонятных… «Если», бывшее «ежели», где чувствуется, угадывается коренное «есть», что означает «имеется в наличии» и «вкушать», а значит — «продлевать жизнь»… Но при этом — ни на самом деле, а только при определенных условиях…
Как бы… Вот этих самых условий не вычислить ни нам с тобою. Валериан Эдуардович, ни всему нашему многоумно-гениальному отделу… А вы, милостивый государь, говорите: «если»! Если шифровал человек гениальный, он предусмотрел какой-то случайный фактор, который находится вне сферы вычисления вообще…
Михалыч наплескал себе еще рюмку, хлобыстнул единым духом, продолжил:
— Русский язык вообще — богат… Начиная с азбуки… Помнишь, как в настоящей? Это тебе не «абэвэгэдэйка…» «Аз — буки — веди — глаголь — добро — есть — живете — земля — иже — како — люди — зело — мыслете — наш — он — покой — рьцы — слово — твердо…» Уразумел? «Я, книга, ведаю (и веду!) по слову добра, только оно сущее (есть), жизнь на земле, потому что как люди мыслите, таков и покой ваш, говорю в этом твердое слово…» Ну а книга на все времена одна — Библия. А Библия — Боговдохновенна, а значит, и «Аз» есть Бог! И Он обращается к людям через азбуку. Каково? А потому — посмотрим под новым углом на знаменитые слова Пешкова Алексея Максимыча: «Любите книгу — источник знаний!»
Итак…
— Прекрати нести чушь! Нам нужно хоть что-то вытащить из этих бредней…
— …А может быть, это то, что осталось от сказок? Ведь история, как мы раньше выяснили, есть сказка, слегка приукрашенная правдой… «Что остается от сказок потом, после того как их все рассказали…» — пропел он.
Глаза Валериана словно налились тяжелой влагой, и без того темные, стали почти совершенно черными.
— Ты подумал о себе, но не подумал о жене и детях… Каково им будет без тебя? Если Магистр решит зачищать наш отдел, он зачистит его полностью. Из Замка еще никто не уходил. Живым.
— Магистр? Замок? — поднял брови Михалыч и поглядел на Валериана. — Это еще что за звери?
Валериан чертыхнул себя за болтливость, но останавливаться не стал, выдавил зло:
— Не важно. Может, хотя бы это заставит тебя напрячься. Тебе больше терять!
— Больше, меньше… Не на базаре, — отрезал Михалыч, прищурился. — А тебе в этом какая корысть?
— Что? — смешался Валериан от неожиданного вопроса.
— Я подумал давно и обо всех. Если мы сидим здесь безвылазно третий месяц, значит, дело — тухляк. И если ты полагаешь, что нас оставят жить после дешифровки этого материала, то идиот ты, а не я! Или — ты оставил себе спасательный плотик? Так поделись с товарищем по работе, может, и стемешим чего на пару, а? Не зря же нас охранники дураками считают… А дурак — он тот же джокер, его нельзя просчитать, а потому ему нельзя противиться… Дурак — это судьба, случайный фактор, планида, рок, везуха, что-то, чему нет наименования… Это взрослый ребенок! Ребенок, но взрослый! Лерик, посмотри на ситуацию по-взрослому: тебе в случае удачи обещали варенье, в случае неудачи — порку… Пойми, как только кассеты будут дешифрованы, мы и получим порку, потому что станем не нужны! Не можешь думать, так смекай!
Слова Михалыча были столь очевидны, что Валериан даже удивился, что это не пришло ему самому в голову. Раньше ему почему-то казалось, что все сложится само собой…
— Ты думаешь, что… — начал он неуверенно.
— Да чего тут думать? Ясно все, как Божий день! Я еще месяц назад проверил: наши сверхкомпьютеры не способны связаться ни с одним спутником! Мы можем только принимать информацию, а вот передавать…
— Но ведь мы же еще пользуемся всеми стационарными сетями!
— Только как «полупроводники». Оттуда — да, туда — нет.
— Ты уверен?
— Хм…
— Они выставили защитные программы?
— Да.
— А — снять? Или — обойти?
— И это можно, но… Как только мы войдем в программу блокировки, придут два-три мордоворота и настучат нам по макушкам. А это — больно.
— Может быть… Может быть, это просто для соблюдения режима секретности?
Это нормально, при проведении такого рода работ.
— Ну да… Это не от недоверия к нам, а только для нашего же блага…
Чтобы нам не мешали лишние мысли о бренном… вот я и думаю о вечном… Уже — второй месяц… Лерик, прекрати искать лазейки для собственной трусости! Нас ликвидируют — это факт, но только после предоставления им шифра.
— Или как только поймут, что мы не способны его вытащить!
— А разве мы не способны? — спокойно улыбнулся Михалыч.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказал.
— Ты знаешь?
— Я догадываюсь…
— Ключевое слово?
— Не в том понимании… А вообще-то да.
— И что за слово?
— Много будешь знать — плохо будешь спать. И я вместе с тобой.
Валериан смотрел на Михалыча в упор, не мигая. Произнес неслышно, одними губами:
— Грааль?
— Может быть… Все может быть.
Чувство азартного возбуждения не оставляло Альбера. Пара суток у него ушло, чтобы сбить команду. Даже две. Одна — «смертники», отморозки, позаимствованные Альбером в дальнем губернском городке, где и карась — рыба крупная. Человек Альбера загодя присмотрел этих «скинхэдов», щеголяющих в пятнистой униформе: они сбились в кучу — «каждой твари по паре» — и стали доставлять уже какие-то хлопоты уважаемым людям города; именно через них человек Альбера передал парням приглашение на «точечное» дело в столице. Для пацанчиков это показалось ступенькой в карьере. Заполучив огромный аванс, они тем же днем выехали.
Поселил их Альбер в частном доме на самой окраине Новокалининска; его человек строго следил за тем, чтобы отмороженные не высовывались на улочки городка, дабы не нарваться на случайную разборку с местными братанками; их обильно снабдили водкой, ширевом, а полученная сумма аванса так грела душу Косяку, главарю, что сам на себя он стал смотреть совсем по-другому.
То, что в девках им отказали, тоже только поднимало Косяка в собственных глазах. «Пацаны! Московские уважаемые решили взять нас в коллектив. Провернем это дельце, вернемся домой — все телки кипятком ссать будут; возьмем по приличной тачке, и тогда уже разберемся с иванихинскими: пусть узнают, кто в городе самый крутой! Девки при серьезных делах мешают!» — держал он краткую, но содержательную речь перед под ельниками. И вроде убедил.
На самом деле задача их была проста и убийственна. Они должны были внаглую, в лоб, накатить на Замок. Собственно, группа особняков Замка находилась на территории, к которой лет пятнадцать назад даже не самые простые смертные не подходили и близко… Да и теперь — старались держаться от огороженной высоким сплошным забором группы строений подальше: невзирая на «судьбоносные» перемещения во власти и около нее, это место пользовалось недоброй славой. Люди здесь пропадали так, как будто их не было вовсе. Одно дело — своим разборки, другое — нарваться на какую-то непонятную муть, вроде бывших (или — действующих?) особистов, грушников или кого-то похлеще…
Гастролеры этого не знали, да и… Они считали, что будут разбираться с местным, новокалининским, авторитетом, какой забурел, жил не по понятиям, связался с властями и вообще зажился на этом свете. Человек обрисовал пацанам всю операцию простой схемой: накат — мочилово — бабки — авторитет и уважение.
Чего ж не согласиться?
К пацанам прикомандировали тихого, молчаливого мужичка-подрывника: он должен был «снять» ворота и обеспечить группе «классный наезд». Отменное оружие и бронежилеты, доставленные на хазу, убедили пацанов окончательно, что «фирма веников не вяжет», заказ сделали люди серьезные, и они будут воевать на той стороне, на которой и стоит.
