Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Сергея нашли дома, через неделю, когда он уже начал попахивать. Прораб заподозрил неладное, заметив, что Сергей прогулял получку. Труп лежал в ванной с переломом основания черепа; рядом валялась разбитая бутылка водки. Ничего из квартиры не пропало, наоборот, в кухне, на самом видном месте, лежала заначка в пять рублей. Милиция, которой не хотелось портить статистику, написала в отчете, что покойник, будучи пьяным, треснулся затылком о край ванной. О случайном знакомом никто даже не вспомнил.
Спустя семь дней после случая в Красноярске военный пенсионер майор Клинышкин, когда-то служивший лейтенантом на Наркентской погранзаставе, в Москве в пьяном виде свалился с Большого Каменного моста и расшибся в лепешку о набережную.
Еще спустя десять дней в Караганде в случайной драке всадили нож в Алешу Антонова, молодого инженера Карагандинского металлургического комбината, только что обзаведшегося женой, ребенком и выделенной по случаю ребенка двухкомнатной квартирой в блочной пятиэтажки. Алеша Антонов когда-то был напарником Клинышкина в том злосчастном Наркентском патруле.
Отгуляв положенный отпуск, подполковник КГБ Шапи Чарахов вернулся на работу и представил начальству очередной доклад о способах укрепления социалистической законности. Спустя два месяца он подал рапорт об отставке.
Глава УВД города Бештой, офицер действующего резерва ФСБ, кавалер Ордена Мужества Шапи Чарахов очнулся на бетонном полу одиночной камеры. Было холодно и темно, и запястья Шапи были стянуты до немоты наручниками.
У Шапи не было никаких иллюзий относительно того, что с ним будет.
Шапи обучали допрашивать людей. Это свое умение он когда-то передал Джамалудину, и Джамалудин оказался хорошим учеником. За последние полгода на глазах Шапи допашивали восьмерых. Это были очень разные люди. Одни были убежденные фанатики, люди со стеклянными глазами, у которых, казалось, уже не осталось другой души, кроме той, что принадлежала Аллаху, и они относились к своему телу как к суме с костями, которую в любой момент можно выкинуть по дороге и уйти свободным. Другие были обычные люди, затянутые водоворотом войны, один оказался даже мелким агентом ФСБ – нужды нет. Ни один не продержался дольше пяти минут.
Последние тринадцать лет Шапи жил в стране, где понятие «допрос» отсутствовало вовсе. Допроса не было: людей просто убивали, по частям и медленно, и люди начинали говорить, чтобы их убили быстро и целиком.
Шапи Чарахов не сомневался, что ему придется признаться во всем, что от него потребуют. Многие из тех, кого допрашивал Джамалудин на глазах Шапи, были рады умереть и попасть в рай. Они знали, что жить надо так, чтобы быть готовым к смерти каждую секунду, – и ни один из них не выдержал.
Шапи вовсе не был таким фанатиком, как те, кого пытали на его глазах. По правде говоря, он не был уверен, что в раю его будут ждать гурии, и насчет рая он был не уверен тоже. Работа в КГБ сильно испортила его, и вся религиозность Шапи уже давно ограничивалась тем, что он не ел свинины, да по пятницам заходил в мечеть.
В этот миг, в холодном подвале военной базы Бештой-10, полковник ФСБ в запасе Шапи Чарахов не мог вспомнить для утешения ни слов Пророка, ни хадисов, ни комментариев ан-Навави, по которым он когда-то защитил докторскую. Он мог вспомнить только одно. Слова его младшего товарища: «Живи так, как будто ты уже мертв».
Было два часа дня, когда кортеж мэра Бештоя заехал во двор роскошного особняка, который последние два месяца своей жизни занимал полпред Панков и в котором теперь жил и работал Федор Комиссаров.
Глава Чрезвычайного Комитета встретил мэра на пороге кабинета, напоминающего тронный зал.
– Салам алейкум, Заур Ахмедович, – сказал Федор Комиссаров, широко распахивая руки для объятия, – жест, который вряд ли можно было ожидать от москвича. – Страшно рад вас видеть! Я здесь уже три месяца, а вы все избегаете встречи со мной! Мне все уши прожужжали о вас и о вашем брате!
Зауру Кемирову ничего не осталось делать, как вежливо улыбнуться и обняться с московским начальником. Пока они обнимались, улыбка на мгновение сползла с лица Комиссарова. Дело в том, что руки москвича нащупали за поясом мэра небольшой пистолет, и это несколько насторожило Комиссарова. Он не привык, чтобы к нему в кабинет люди заходили с пистолетами. Он предпочитал, чтобы они заходили с деньгами.
Приветствия кончились, и Комиссаров радушно подвел Заура к журнальному столику, тому самому, за которым так неудобно было сидеть Сапарчи.
– Чаю? Кофе? Или, может, коньячку? – благодушно улыбаясь, предложил Комиссаров, и мэр Бештоя выбрал кофе.
– Ну а я, признаться, коньячку, – сказал глава Комитета, вынимая из сейфа с бумагами дорогой французский коньяк, – и притом, признаться, заграничного. Не умеют у вас делать коньяк, что бы вы мне ни говорили. Не умеют в мусульманских странах делать коньяк вообще.
Майор в перепоясанном кобурой камуфляже принес на серебряном подносе кофе и вазочку с конфетами, и глава Чрезвычайного Комитета самолично снял с подноса фарфоровую чашку и поставил ее перед Зауром. Кофе был ароматный и крепкий, с кремовой пенкой, собравшейся около мельхиоровой ложечки.
– Я вам честно скажу, – сказал Комиссаров, глядя Зауру Кемирову прямо в глаза, – ситуация в республике, вы сами знаете, катастрофическая. Президент – вор, да еще и болен. Его сын – тоже вор. Думает только об одном – как бы сохранить наворованное. Бегает по Москве, предлагает любые деньги, чтобы назначить президентом себя. А вы знаете, какова сегодняшняя Москва.
– Нет, – отозвался Заур, – я там не бываю.
– И правильно! – вскричал Комиссаров, – совершенно верно! Зачем вам там бывать! Это нам у вас надо бывать! Вы создали нечто уникальное для этой республики – работающие предприятия. Вы своим примером доказываете, что на Кавказе можно не только воровать! Это нам нужно посылать к вам всех, кто считает, что на Кавказе только развал и смута.
Заур Кемиров молча прихлебывал кофе. Кофе был сварен очень хорошо.
– По правде говоря, – сказал Комиссаров, – ни один человек не вызывает у Гамзата такую злобу, как вы. Он сам факт существования ваших заводов воспринимает как угрозу себе. Вы знаете, что это он послал к вам Кирилла Водрова? Он просто купил моего собственного зама за двести тысяч долларов. Когда я увидел доклад Кирилла, то просто обомлел! Я своей рукой все из него повыбрасывал, а вы даже не позвонили мне спасибо сказать!
Комиссаров сделал паузу, чтобы мэр Бештоя воспользовался ей и сказал ему спасибо, но Заур Кемиров в этот момент был очень занят. По-видимому, он глотнул слишком горячий кофе, и когда глава Чрезвычайного Комитета понял, что его не будут благодарить за исправления, внесенные в доклад Водрова, он продолжил:
– И еще есть один человек, который очень плохо относится к вам – Арзо Хаджиев. Он ведь чечен, а в районе много чеченов. Все время говорит, что это вы чеченов загнали в угол. Отобрали у них бизнес. Только еще нам не хватало, чтобы чечены командовали в пограничных районах Аварии! Та к что я очень рад, Заур Ахмедович, что вы наконец пришли в этот кабинет. И если я что-то могу для вас сделать, я буду просто счастлив.
– Можете, – сказал Заур, – у меня есть близкий друг, Шапи Чарахов. Я бы хотел выяснить, в чем он обвиняется, и можно ли как-то ему помочь.
– Чарахов? Это кто Чарахов? – удивленно спросил Комиссаров.
– Это начальник милиции города Бештоя, – сказал Заур, – и кавалер Ордена Мужества; кстати, он в свое время закончил высшую школу КГБ. Наверняка он стал жертвой навета скрытых ваххабитов: ведь при нем у нас в городе не было ни одного теракта. А сейчас его держат на базе Бештой-10. Ведь это просто неумная провокация. Представьте себе, что подчиненные Чарахова или его друзья устроят кипеш. Получится нехорошо, если людей, защищающих полковника КГБ в запасе, обвинят в ваххабизме, и дело зайдет слишком далеко, чтобы какая-то из сторон могла отступить.
