Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Так, вдвоем и на белой «Ниве», они выехали из села в сторону Чечни. На блокпосту в конце села узнали машину Булавди и только махнули «проезжай». Пассажира, дремавшего на переднем сиденье, досматривать не стали.
Через полчаса «Нива» нагнала колонну машин, впереди которой со скоростью пять километров в час тащился русский БТР. Проехав так минут двадцать, БТР остановился и из него вылезли солдаты. Солдаты объявили, что дорога впереди заминирована, и что БТР будет ехать вперед на предмет мин. С каждого, кто хочет обогнать БТР – сто рублей.
Арзо, разумеется, мог бы обогнать БТР и бесплатно, но вместо этого «Нива» остановилась вместе со всеми на обочине, и Булавди вышел и дал русским сто рублей.
Сто рублей пришлось заплатить еще дважды – на стационарном блокпосте недалеко от Аргуна и в тридцати километрах дальше, какому-то схронившемуся под кустом БТРу. Федералы сидели кружком и жарили на костре кабанчика: их много развелось в лесах за годы войны, и иногда они подрывались на минах.
Оба раза милиционеры попросили Булавди открыть багажник, но они ни разу не заглянули под полотенце в салоне и даже не стали проверять содержимое мешков, которые лежали в багажнике. Было видно, что ментам очень хочется получить сто рублей и очень не хочется нажить каких-то неприятностей. Когда менты увидели, что пассажир «Нивы» прячет свое лицо в воротник, они не стали его проверять. Если человек прячет лицо, – рассудили менты, – значит, у него есть для этого повод. Если попросить его показать документы или хотя бы лицо, можно вместо документов получить пулю в лоб. А если документов не просить, а предупредить другой блокпост, то этот человек или его уцелевшие спутники поймут, кто предупредил блокпост, и тогда люди этого человека придут однажды ночью и вырежут всю семью.
Поэтому менты не попросили у Арзо документов, а попросили сто рублей, и человек, лицо которого знала вся Чечня, проехал через два блокпоста совершенно неузнанным.
Дорога была разбита тяжелой техникой и минами, и дождь, моросивший сначала, превратился в туман: начались предгорья. Блокпостов стало меньше, но машина то и дело поскальзывалась на изглоданном временем асфальте. Фары едва светили.
Через час «Нива» въехала в длинное и богатое село и еще через десять минут остановилась у высоких, крашеных красным ворот.
За воротами залаял пес, потом что-то стукнуло, звякнуло, и прошло не меньше трех минут, прежде чем одна из створок приотворилась, и из нее вышел очень прямо и очень медленно передвигающийся старик.
– Салам алейкум, ваша Ибрагим, – сказал Арзо.
– Ваалейкум ассалам, Арзо, – отозвался старик.
Ибрагим, строго говоря, не был братом Хаджиева; он был родственником его, таким дальним, что даже по чеченским меркам родство это можно было не признавать. Но, пока длилась советская власть, отец Арзо это родство не только признавал, но и всячески подчеркивал, потому что Ибрагим Хасанов был третьим секретарем компартии республики, а Анди Хаджиев – простым заведующим райпотребсоюза, и каждый вечер, когда Хасанов приходил с работы, Анди ждал его у дверей квартиры с теплым ужином.
Во время войны Хасанов остался уважаемым человеком и одно время был заместителем председателя шариатского суда. Когда первая война кончилась, Арзо отправился учиться в Москву, в академию Генштаба, а один из полевых командиров, с которым они вместе воровали людей и который был раздосадован, что послали не его, накатал в ФСБ телегу, перечислявшую некоторые широко известные в Чечне подвиги Арзо. Арзо из академии вышибли, он вернулся в Грозный, и, поразмыслив, подал на доносчика в шариатский суд. Смысл иска заключался в том, что его соперник не имел права доносить на единоверца кяфирам. Суд всыпал обоим по первое число – и Арзо за академию, и доносчику за донос, и так как решение выносил Ибрагим Хасанов, Арзо сильно обиделся.
Последний раз Арзо виделся с Хасановым два года назад. В это время Арзо уже служил федералам, и Хасанов пришел просить за племянника: того забрали в Ханкалу.
– Двадцать тысяч, – сказал Арзо, – это деньги не для меня, а для русских.
– Послушай, у меня нет этих денег, – сказал Ибрагим Хасанов, – и ты очень хорошо знаешь, что у моего брата их тоже нет. А у тебя они есть.
– Если бы это был твой сын, – сказал Арзо, – я бы заплатил. За всех не заплатишь.
– Когда я был третьим секретарем, – сказал старик, – твой отец ждал меня под дверью квартиры с супом и котлетами. Жалко, что ты не похож на отца.
Тут Арзо вспомнил про шариатский суд и сказал старику:
– Стань президентом Ичкерии, и я не только приду к тебе с супом, но и спляшу для тебя.
И вот теперь Арзо приехал к Ибрагиму Хасанову на белой замызганной «Ниве», и тот молча отворил ворота.
«Нива» заехала во двор и подкатилась к самому крыльцу. Племянник Арзо открыл багажник и начал вытаскивать оттуда мешки.
– Я привез тебе сахар и муку, – сказал Арзо, – это не так уж много, но ты остался без внуков, и я подумал, что эти припасы не лишние.
– Я не возьму от тебя ничего, – сказал Ибрагим Хасанов, – уезжай, пока тебя не увидели соседи.
– По-твоему, я так уж плох? – спросил Арзо.
Ибрагим помолчал.
– Если ты хочешь увидеть свою душу, – сказал он наконец, – посмотри на себя в зеркало. Слева.
Хасанов повернулся и пошел в дом, и Арзо негромко сказал ему вслед:
– Там под мешками тела Али и Дианы. Я тебе советую похоронить их без большого шума. И еще учти, что они несвежие. Этот холодильник, его не включали две недели. Потом включили, но лучше, чтобы эти тела оттаяли уже в могиле.
Ибрагим Хасанов, бывший третий секретарь обкома республики, глядел то на седого сорокалетнего человека с приколотым к поясу рукавом, то на открытый багажник «нивы», и слезы ползли по его лицу. Арзо улыбнулся здоровой половинкой рта и пошел в дом. Все равно с одной рукой было не очень-то сподручно разгружать трупы, особенно не совсем свежие.
В гостиной, обставленной советской мебелью, в стеклянном серванте стояла посуда, и Арзо долго рассматривал подарочный фарфоровый сервиз, выпущенный к десятилетию Чечено-Ингушской АССР. На сервизе были нарисованы пейзане в папахах и комсомольцы с красными флагами. За сервизом, в полированной задней стенке, отражался сам Арзо. Стенка была не такая достоверная вещь, как зеркало, но все равно отражение было видно хорошо. Арзо сел на диван и стал ждать.
Он ждал минут двадцать, прежде чем дверь за его спиной тихо скрипнула.
Арзо неспешно обернулся. В комнату вошел Ибрагим Хасанов, уже без пальто, но по-прежнему в папахе и ветхом, но чистом свитере.
За его спиной стоял Ваха Арсаев.
Арзо молча смотрел на главного террориста соседней республики, и в лице его не изменилось ни единой черточки. Возможно, из-за поврежденных нервов.
Ваха, не здороваясь, подошел к столу, резко выдернул из-под него табуретку, как выхватывают ствол из кобуры, и сел напротив Арзо.
– Я хочу услышать, – сказал Ваха, – как умерла моя жена.
Арзо глядел ему прямо в глаза. Это оказалось удивительно легко. Когда глядишь в глаза смерти сотый раз, это превращается в привычку. Правда, это привычка вредная, и рано или поздно от нее можно умереть.
– Мы окружили дом, – сказал Арзо, – там было две квартиры, на первом и на четвертом, и мы заварили двери. Потом мы предложили твоим людям сдаться. Менты до сих пор пишут, что ты погиб там. Я не понимаю, кто назвался твоим именем.
– Талгат.
Арзо кивнул.
– Понятно. Мы предложили им сдаться, и Талгат согласился, чтобы женщины вышли. Ведь там была твоя жена и твоя дочь. Он не хотел брать с собой в смерть полуторагодовалую девочку. После этого Чебаков приказал, чтобы женщины вышли на балкон в чем мать родила. Он сказал, что иначе они нацепят на себя взрывчатку и взорвутся. Талгат, разумеется, отказался, но Анджела и Диана все равно выбежали на балкон. Я тогда не понял, почему им это позволили, а теперь понимаю. Ведь там не было тебя. Если бы ты там был, ты бы лучше убил свою жену собственными руками, чем позволил ей выскочить в ночнушке к сотне ментов.
