Любовь и доблесть - Катериничев Петр Владимирович (книга жизни .txt) 📗
– Да.
Еще и слезинки не высохли, а Даша уже улыбнулась, и все лицо ее преобразилось мгновенно, словно свежий луг озарил-ся солнцем после теплого летнего дождя.
– Вот сидишь ты, Данилов, и думаешь, наверное, какая я все-таки взбалмошная дура... Ну да: когда влюбляются – глупеют. А потом... Наверное, я еще не выросла.
– Разве?
– Да, я знаю. Я слишком прямолинейна. Как подросток Взрослые женщины так не поступают.
– Откуда ты знаешь, как поступают взрослые женщины?
– Знаю. У папы была не одна.
– Ну и что же ты выяснила?
– Настоящая женщина никогда не говорит ничего определенного. Ни «да», ни «нет». И мужчины именно поэтому сходят по ней с ума. А я... Я не люблю ничего неопределенного. Ведь жизнь слишком коротка, чтобы заполнять ее кокетством.
Поэтому я и не хочу взрослеть. – Даша взяла маленькую пузатую бутылку с коньяком, плеснула чуть-чуть в чашку, выпила единым глотком, облизала губы, лукаво посмотрела на Олега:
– Хотя кокетничать – очень приятно.
– Даша...
– Нет, Данилов, ты ведь тоже в меня влюблен, не спорь. Tы тоже поглупел, иначе не стал бы слушать всю ахинею, что я несу. – Девушка вздохнула. – Хотя...
Настоящая женщина, кроме всего прочего, всегда оставляет себе выбор, даже если не признается в этом и себе самой. А я – не хочу никакого другого выбора. Не хочу.
Звук на лестнице был резким – словно металл уронили на металл. Одним движением Олег смел со стола лампу, швырнул Дашу на пол и прикрыл собою. Как оказалось в его руке оружие, он бы и сам не смог объяснить внятно. Черный зрачок ствола смотрел на дверь. В замке медленно провернулся ключ. На пороге возникла фигура человека. Чиркнул кремень зажигалки, осветив растерянное лицо мужчины лет тридцати пяти.
– Валя? – позвал он в темноту.
Данилов поднялся, спрятал пистолет за спину, подошел к мужчине вплотную, спросил резко:
– Кто вы? Что вам здесь нужно?
– Я... Мне... А вы?
– Я задал вопрос, – повторил Олег ледяным тоном.
– Но здесь же Валентина Цимбалюк живет?
– Нет. Мы сняли эту квартирку утром.
– Она что, уехала?
– Скорее всего.
– Но у нее же до конца отпуска еще пять дней, и я думал... – Мужчина был искренне расстроен.
– Курортный роман? – спросил Данилов.
– Вы... Да что вы понимаете...
– Откуда у вас ключ?
– Сделал. Теперь без надобности. Держите. – Мужчина опустил ключ с колечком в ладонь Данилова. Девушку он в потемках не заметил. Поднял на Данилова взгляд, произнес г°Рько:
– Почему они всегда так поступают?
– Кто?
– Женщины.
– Всегда?
– Со мною – всегда. Нет, если я чем-то не устраиваю или не что – скажи...
Но зачем же так? Не понимаю. – Душа женщины – потемки. Особенно ночью. Мужчина понуро кивнул.
– Извините за вторжение, – сказал он с вымученной улыбкой, развернулся и начал медленно спускаться по лестнице.
– Вы не расстраивайтесь. Наверное, это была д р у г а я женщина. А ваша – еще появится.
Ночной визитер ничего не ответил, отворил калитку, и вскоре его ссутуленный силуэт растворился в ночи.
Данилов постарался расслабиться и ощутить ночь. Ничего тревожного. Мужчина был тем, кем был: незадачливым любовником, брошенным женщиной, которой наскучил.
– Оставленный ловелас? – спросила Даша.
– Приехала дама на воды, отхлебнула заодно «большого человеческого счастья» и – отбыла «по-английски». Чтобы не осложнять. Просто секса ей было мало, ей хотелось чувств-с... История банальна, но только для посторонних. Ему самому это наверняка кажется трагедией.
– Мужчины тщеславны: если бросают они – значит, «так сложились обстоятельства», если бросают их – «ах, какая справедливость»!
– Дамы именно в этом вопросе похожи на мужчин зеркально.
– Наверное. – Даша сидела на полу неподвижно, и лицо ее было непроницаемым. – Ты знаешь, Олег... Я жутко испугалась. Словно то, о чем мы говорили, произойдет сейчас, немедленно. И мы расстанемся.
– Не сейчас.
– Но – расстанемся?
– К чему что-то загадывать?
– Да не хочу я ничего загадывать, Олег, ты пойми! Просто хочу быть счастливой, только и всего! Ты ведь тоже?
– Да.
– Ах, если бы уехать отсюда далеко-далеко! В такую страну, где хорошо.
– Может быть, такая страна в нас?
– Может быть. – Даша погрустнела. – Но люди меняются. И целая страна в них становится совсем обыденным местом. Почему-то это называют «взрослением». В этом и состоит вся трагедия мира. – Она помолчала, добавила ожесточенно: "
Потому я и не хочу взрослеть.
Даша посмотрела за окно. Луна полускрылась за кронами, но оставалась ясной.
– Никак не могу поверить. Ни тому, что сейчас с нами происходит, ни тому, что это может кончиться. Мы сейчас с тобой... как на Луне! И очарованы друг другом и собственным могуществом, а вдруг на самом деле – это просто... лунный удар? И все пройдет, как только луна станет ущербной, чтобы потом исчезнуть?..
А знаешь, я не верю, что люди были на Дуне. Нет, я видела по телевизору, и это общеизвестный факт, но я не верю. Потому что этого не может быть. Наверное, они были на какой-то планете, похожей на нее... А Луна осталась недоступной, и лунный свет... Он как любовь: ее нельзя удержать, потому что нельзя объяснить.
Хотя и пытаются, но ни у кого ничего путного не выходит.
Даша посмотрела на Олега, и взгляд ее был сейчас совершенно беспомощным.
– Ты любишь меня?
– Да.
– Я тебя тоже. И пусть это не кончается никогда, правда? – Девушка приникла к нему, зашептала:
– Я буду как вода... Такой же податливой... Такой же упругой... Такой же ласковой... И ты будешь как вода... И ничто нас не разлучит. Это нельзя угадать, но в это можно поверить. Я – верю.
Девушка закрыла глаза, вздохнула, словно перед прыжком в неведомое...
Мужчина обнял ее бережно и нежно, и они снова понеслись туда, в неземное свечение звезд, в волшебство лунного света, туда, где нет ни времени, ни прошлого, ни будущего и где сущее извечно пребывает в едином акте творения – этого мира и самое себя.
...Они лежали обессиленные, и ночь кутала их собою, словно теплым невесомым одеялом. Даша вернулась из душа, подошла к столику, налила вина в бокал, глотнула, посмотрела на свет. Вино было пурпурным, свет терялся в его густоте, девушка глотнула еще, сказала тихо:
– А вот теперь я не боюсь ничего. Совсем-совсем ничего. Странно, как я раньше этого не понимала? Ведь что бы с нами ни произошло теперь, никто и ничего у нас отнять не сможет! – Она легла, прошептала полусонно:
– "Когда пурпурное вино за край бокала перельется..." Ты помнишь эту песню?
Когда пурпурное вино
За край бокала перельется,
Когда тревожный шум вокзала
Опустят в стынущий закат -
Нам расставаться не дано,
Нам расставаться не придется,
Пускай нас ждет в пути немало
Удач, восторгов и утрат...
И наши души сплетены,
Как руки – в призрачном прощанье,
И стук колес уже пророчит
Туманный и рассветный край.
А мы по-прежнему грешны,
И нас тревожат ожиданья -
Как по стеклу – дождиный росчерк,
Как ранней осени пора...
Колеса счет ведут по дням,
Стуча на стыках полугодий,
Бродяга-поезд вдаль несется,
Но раз уж так заведено -
Сожжем пустых сомнений хлам,
Прорвемся через непогодье!
Нам расставаться не придется,
Нам расставаться не дано...
...Когда пурпурное вино.
За край бокала перельется.
Песня Петра Катериничева «Когда пурпурное вино...».
«Когда пурпурное вино...» – повторила девушка сонным шепотом. – Мне кажется, ты хочешь что-то вспомнить и не можешь... Или – не решаешься... А я уже почти сплю... И вижу сон... Белый щенок барахтается в пене прибоя... Это к счастью.
