Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
— Да! И дядя Мудель говорил — я слышала. Что они — воры и разбойники! Эти, как их… холуи клери… как его? Клерикальные холуи, вот.
— А что это?
— Да не знаю я. Но это плохо.
— Твари. Он про них говорил — твари. И — что это из-за них кушать из общего амбара ничего не дают.
— Вот. И ещё они, значит, того дьявола на нас напускают — он со стены сходит, и детей в деревне ворует! А поп их потом режет! На алтаре.
— Это что?
— Это я в кино видела — там жертву приносят «на алтаре». Это стол такой.
— А… ага. А тоже видел. Этот… с … с… как его? Джонни Депп. «Девятые врата», вот!
Сблизив головы, они горячо обсуждают новую тему — и через некоторое время ни у кого из присутствующих не остаётся ни малейшего сомнения, что так оно и есть: это именно они, «твари с пригорка» крадут и убивают детей с деревни; именно они хотят извести всю деревню! В детских глазах пылает ненависть пополам со страхом, сердца часто стучат. Хорошо тут — безопасно. Но — уже стемнело; и идти ещё по домам… Хорошо Валерке и Маринке — за ними мамы придут… Сговариваются идти все вместе, гурьбой.
Анька вздыхает — она живёт дальше всех от Никишиных, и ей идти домой последней; хоть и недолго — но одной…
— Ай! Лёнька! Куда ты руку суёшь?!
— Чо ты… Не сую я — положил только…
— Себе положи на!.. Лезет ещё!
— Ничо я не лезу. Подумаешь — руку положил. У тебя там и ложить пока не на что.
— Много ты понимаешь!!
— Хы. Хи-хи. Гы. — все с облегчением переключаются со страшной темы на нечто более весёлое, — Лёньк, положи ещё — не все видели. Хы.
— Только пусть попробует!
— Маме скажешь?..
— В лоб дам!
— Ой, даст она… Не выделывайся уж… Тань, а хочешь — я тебе мобильник подарю? Хувэй, там игры и музыка — его зарядить только надо.
— Вот — «зарядить». Если зарядить бы — так и у меня на мобильнике музыки полно!.. Толку-то!
Пацан некоторое время соображает, и, наконец решившись, выпаливает:
— А знаешь чо? Давай свой мобильник — я тебе его заряжу!
— Как??
— В казарму пойду, к брату. Попрошу. У них там динамка — зарядит.
— Ага… зарядят. Разбежался. Они там педали крутят — кому попало не заряжают.
— А чо. И я покручу. Мне брат вообще сказал — пока маленький, а на следующий год он с Хароном поговорит — чтоб меня в дружину так же взяли… Поняла?? Буду в дружине в следующем году. Они знаешь как там живут! У каждого — винтовка или автомат! Или ружьё. И когда на дежурство, ну, «на трассу» выходят — сколько хорошего потом приносят! Вот у меня — видала? Джемпер. Брат дал, «с трассы».
Все понимающе и уважительно молчат. Да, это действительно круто — быть в дружине. Там и интересно, и почётно. И форма, и оружие. Правда, могут и подстрелить… ну, до следующего года с «пригорком» разберутся! — дядя Мундель говорил папе, — так что…
— Там у них — «дедовщина». Папа говорил.
— Ну и пусть. Ну, похожу «щеглом», зато потом!..
На Лёньку теперь посматривают с уважением; и он приосанивается, как будто его уже приняли в дружину, и выдали форму и автомат:
— В дружине у меня всё что хочешь будет! Так что ты, это… не возникай, Маринка. Если хочешь дружить, конечно!
И щуплый Лёнька в нарядном цветном джемпере уже по-хозяйски обнимает Маринку, нахально кладя ладонь ей на то место, где через год-полтора обозначится девичья грудь; и Маринка освобождается от объятия уже не так ретиво.
— А хочешь — я тебя сегодня до самого дома провожу??
— А обратно — один?!..
— А чо? — мальчишка вздрагивает от собственной смелости, но отступать уже поздно.
Тема получает новое развитие.
За столом у Никишиных тоже гости: соседка и Ксеня с мужем.
Пьют «чай», заваренный из порядком уже надоевших сушёных листьев смородины; впрочем, с добавлением душицы, мяты и мелиссы. Варенье на блюдечках. Немножко подчерствевший, но обжаренный домашний хлеб ломтиками. Рюмочки.
Никишины — богатые по деревенским нынешним меркам; у них есть даже самовар — старый, но вполне исправный, вкусно пахнущий горящей смолистой щепой; в то время как в других домах воду кипятят по-городскому — в чайнике. Есть и керосиновая лампа, старинная и красивая; с абажуром и прозрачной стеклянной ёмкостью под керосин, стоящая посреди стола. В лампе заправлен, правда, не керосин — керосина нет. Бензин с добавлением соли, чтобы не взорвался.
Собрались за столом, как водится, для того же, что и дети за печкой — пообщаться, посплетничать. Скучно зимой в деревне; и сериалов по телевизору не посмотреть… Так скучно, что аж челюсти сводит; непривычно вчерашним городским. Отсюда и «общение», и сплетни, как единственный доступный способ разнообразить информацию из внешнего мира. А где сплетни — там и перевирание информации; старый принцип «испорченного телефона» никто не отменял:
— … они жируют там, «на пригорке», истинно те говорю — как сыр в масле катаются! Девки, что «на базарчик» приходили — все как одна в одинаковых куртках, в тёплых, флисовых. Морды розовые, сытые, аж лоснятся! У каждой рация — и пистолет. Том, ты подумай только: стоило нам только заикнуться, что нехорошо это с их стороны — общественные продукты-то своровать, — как окрысились все! Пистолеты и ножи подоставали — и к нам! Ну, думаю, конец нам пришёл — за всего-то слово против шерсти! Говорю им: «- Что ж вы это, девоньки, делаете! — как вам не стыдно! Мы ж вас как родных приняли, в деревню-то, когда пришли вы табором летом-то, измученные все да пограбленные! Накормили вас и обогрели, кров дали; землю! Сельхозинвентарь. Как родным в работе помогали — всё лето, осень! А вы?? Мало того, что осенью-то не свои поля обобрали, всё к себе свезли; так ещё и общественный амбар ограбили! А сейчас-то, а сейчас! На своих односельчан — с оружием! Как вам не сты-ы-ыдно!» А они — только глазами сверкают, — настоящие ведьмы, правильно Сергей Петрович говорит!
— Проклятые шлюхи ботоксного недо-фюрера Хоря! — чуть рисуясь, произносит заученную, пошедшую «от пропагандиста и политтехнолога Мунделя» фразу её муж, и все согласно кивают.
— Надо же, надо же… Ведь всё лето в поле бок о бок, из одной кружки воду пили!.. Кто ж подумать тогда мог, что такие они!..
Все опять горестно качают головами, осуждая «ведьм с пригорка». Глаза горят праведным негодованием…
Никто, естественно, так и не вспоминает, что «проклятые мувские ведьмы» пришли в Озерье не сами по себе и не христа ради, а были целевым направлением «эвакуированы» тогда ещё центральным правительством. Что «приняли их как родных» не деревенские, сами тогда мало что имевшие; а покойный Громосеев, исполняя план по расселению «временно эвакуированных»; что «на питание» им не «с дворов скидывались», а получали они паёк из Оршанска; целевым же направлением «на Оршанскую сельхоз-коммуну»; и что большая часть полей-огородов вокруг Озерья обработана ими же — девками из сельхоз-коммуны, чей урожай так же большей частью пошёл в «общественный амбар». Что ни куском хлеба не поделилось Озерье с коммуной.
Такие «мелочи», как водится, очень быстро забываются; помнится же только то, что хочется помнить; при этом наслаиваются домыслы, выдумки; да если ещё помочь целенаправленным внушением, чем последнее время и занимался Мундель-Усадчий… — и вот, готова уже известная психологам «ложная память»: теперь говорившие и на самом деле уверены, что так оно всё и было: приняли, обогрели-спасли; а те — чёрной неблагодарностью отплатили деревне-то!
Горестное покачивание головами сменяется теперь почти змеиным шипением:
— Ничо-ничо, отольётся им ихняя подлость!
— Григория Даниловича отряд придёт — даст им жару!
— Ноги-то им повыдергают! А то — ишь! Они ж делать-то ничего не умеют — только что ноги на сцене задирать, ведьмы проклятые! Сосалки хоревские! Повыдергают им!..
— И эти — церковники проклятущие! Всё себе, всё под себя!!
— Ничо-ничо, вот придёт отряд Григория Даниловича — наши помогут, — дадут им!..
