Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Бабка же, вскоре уяснив, что голодная Нюрка перестала давать молоко, а, стало быть, наступил не только конец бабкиному обогащению, но и, что гораздо хуже, придётся отвечать за бездумно выписанные расписки на «литеры», всполошилась. Угрозы «не давать больше молока» уже не срабатывали — молока и так не было; расплачиваться же за уже ранее ей оказанные услуги или возвращать полученные в счёт молока ценности было положительно невозможно! Что же делать?.. Бабке свои, деревенские, уже не раз и не два недвусмысленно угрожали ночью поджечь дом!
Бабка попыталась ещё раз сделать «ход конём» — обвинить в отсутствии молока у коровы соседку, с которой постоянно конфликтовала; что та, мол, со зла корову сглазила. Бабка Никишина так разорялась на эту тему, как будто сама лично видела, как та в полнолуние вступала в сделку с дьяволом, и, кроме своей никчёмной души запродала рогатому и молоко и здоровье несчастной коровы, — но этот фокус не удался. Всё же, как огорчённо убедилась старуха, средние века давно прошли, и люди перестали особо-то верить в ведьм и в сглаз; особенно когда голодная корова своим мычанием оповещала всю деревню о реальной виновнице проблемы. Не собрался народ «жечь на костре ведьму», а вот расписки на молоко продолжал предъявлять с завидной регулярностью.
К тому же у соседки племянник также был в дружине у Хронова, и в случае силового решения проблемы исход мог быть непредсказуемым.
В общем, бабка попала.
Когда же, раздражённый вновь ставшим ужасного качества самогоном Витька пригрозил, что корову, «раз от неё молока как от быка», заберёт и просто прирежет, бабка впала в прострацию. Выхода не было…
Вот тут-то, заранее через бабкину невестку во время торговых операций «на рыночке» оповестив о своём ночном визите, и явился со своим предложением Вовчик.
Да, ночью; да, весь одетый в тёмное; да, с автоматом и охраной — во избежание неожиданностей, — прямо как Мефистофель в «Фаусте» Гёте, и со столь же заманчивым предложением. Хотя нет, Мефистофель обходился без автомата и охраны — времена меняются.
И сделал бабке недвусмысленное предложение.
Узнав, что «на пригорке», оказывается, заранее запасено сено, и немало, подлая бабка сначала предложила это сено ей… просто дать! — чтоб «спасти несчастную животную, дохнущую от голодухи!»
Обалдевший от такой наглости, Вовчик сходу отмёл все бабкины предложения «по сену», как настоящее, так и вероятные: «продать» или «обменять». Сено не продаётся. Точка.
А вот Нюрку мы бы купили!
Торг был чудовищным по накалу; всё равно как если бы бабка торговалась за свою бессмертную душу, или как если бы Китай торговался с Соединёнными Штатами в попытке перекупить Панамский Канал вкупе с Вашингтонским Капитолием. Бабка рыдала самыми настоящим слезами, рвала седые волосы; присутствовавший тут же «для охраны с другой стороны» бабкин внук дважды хватался за винтовку, — но выхода не было. Это дошло, наконец, и до бабки: кормилицу и любимицу Нюрку или зарежут, или помрёт с голодухи. Точка. Или продать. Точка.
Когда расклад стал ясен; и стало понятно, что Нюрку отдать — придётся, вопрос только в цене; наступила вторая стадия переговоров. Собственно, о цене.
Это был ещё тот цирк! — вспомнив, Вовчик поёжился. Бабка торговалась отчаянно. Что ей могли предложить? У деревенской куркулихи всё было, включая личный, утаённый от сдачи в общий амбар, запас продуктов; керосин для примуса; бытовая химия… Даже долларов у бабки куры не клевали. Долларам бабка тоже больше не доверяла. Бабка хотела золото, и поначалу выкатила такие претензии, словно продавала не исхудавшую от бескормицы корову, а племенное стадо или пару вагонов говяжей тушонки.
Через полчаса переливания из пустого в порожнее, Вовчик, утомившись окончательно бабкиной тупостью и жадностью, встал из-за стола.
— Вот. Всё, что есть. Хотите — берите. Не хотите — мы уйдём, обойдёмся. А вашу Нюрку завтра Хрон скушает…
Бабка залилась слезами; завыла так, что из прихожей встревоженно выглянула стоявшая там «на стреме» Лика.
Сопротивление было сломлено. Бабка дрожащей рукой потянула к себе по клеенке Вовчиков развёрнутый носовой платок, на котором лежала пригоршня золотых ювелирных украшений (собранных со всей общины). Вовчик облегчённо вздохнул и направился к двери.
Не мычащая, накормленная принесённым с пригорка душистым сеном, Нюрка благодарно тыкалась мокрым холодным носом в руки, влажно сопела и готова была идти за спасителями от голодной смерти куда угодно. Тётка Вера, тоже пришедшая с пригорка, споро накручивала корове на рога верёвку; «девчачий спецназ» по команде Вовчика рассыпался по двору, контролируя обстановку и «обеспечивая отход». Опытный Вовчик не исключал «эксцессов» с той же бабкой и с её внуком, и принял меры.
Через час Нюрка жадно уплетала сено уже в приготовленном для неё стойле в общине.
Утром с колокольни наблюдатель сообщил о небывалом оживлении в деревне; о мечущейся по улице старухе Никишиной, колотящей в висящую около бывшей конторы, на месте сбора, железяку. Что-то подобное он и ожидал. На всякий случай Вовчик объявил боевую тревогу; послал и за Вадимом с его винтовкой.
Обошлось.
Причина тревоги в деревне скоро выяснилась. На очередном обмене «на рыночке» одна из женщин с деревни так прямо и спросила:
— Что, не стыдно?? Украли у старухи корову!..
Торговавшая с ней Лика лишь пожала плечами. Пусть думают что угодно — всё равно не поверят. Впрочем, и та не наезжала; и в её фразе было больше вопроса, чем утверждения — подлую торгашескую натуру бабки Никишиной все знали, и несмотря на завывания той, мнение в деревне было одно — продала старуха свою Нюрку, продала!
СОВЕЩАНИЕ. ЗЛОВЕЩИЕ ПЛАНЫ ВАДИМА
— Ещё что в деревне?.. — угрюмо спросил Вадим, продолжая вертеть в пальцах автоматный патрон.
— Ну что ещё… — задумался Вовчик, — Что ещё…
— Гришкины? — подсказал Вадим.
— Да, Гришкины… Точно. Гришкиных бойцов, что ты подстрелил тогда, сначала по домам расположили — Гришка со своими уехал, их не забрал — обуза! Только что, говорят, оставил продуктов — и лечите, мол! Потом… вот неделю; не, полторы назад, вроде как их всех в отдельный дом переселили, к Радченко и Филатовым, ну, там, на самой окраине. Уплотнили тех, значит. Там теперь типа лазарет.
— А не связано ли это с болезнью? — задал вопрос старик.
— Очень может быть! — кивнул Вовчик, — Вроде как как раз тогда первые заболевшие в деревне объявились — так их и собрали. Кажется.
— Нас Господь милует — у нас ни одного заболевшего! — Отец Андрей перекрестился, и, вслед за ним, перекрестились все присутствующие, кроме Вовчика и Вадима.
— Ка-а-жется! — передразнил Вадим, — Точно знать надо!
Вовчик пожал плечами, потянул к себе лежащую на столе рацию.
— Айсберг, Айсберг, я — Титаник! Айсберг, ответьте Титанику! Приём.
— …итаник, Титаник, я — Айсберг! Докладываю! — торопливо запищала рация мальчишеским голосом, и все заулыбались, — Камрад Хорь! За время моего дежурства никаких происшествий не началось! Только три мужика и одна тётка ломали забор у старого дома, ну, где крыша провалилась! Наверное, на дрова! И ещё пацаны, в количестве три штуки, лазили в сарай третьего дома и что-то своровали! А больше ничиго! Эта… всё штатно! Вот. Докладывал старший по посту Андрей Лукьянцев! Приём!
— Молодец, Андрюшка! — похвалил Вовчик. Рация что-то торопливо и радостно запищала в ответ; что-то типа «- Служу трудовому народу!»
Все задвигались, переглядываясь; улыбнулся даже мрачный Темиргареев, пробормотал «- Тут хоть нормальная смена растёт, не как эти!..» Бабка Настя, умилившись, вытирала опять глаза краем платка — то был её внук: «- Вырастет — военным хочет стать. Даст Бог — только чтоб не война, чтоб всё улеглось к тому времени!..»
— Андрюшка! — продолжал Вовчик — Ты всё в журнал записал? Приём.
