Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Оханье и завывания тёток, тут же ставших расползаться, крестясь, по храму, вернее по передней его части, по атриуму, где стояли покрытый платком прилавок, на котором стояла коробочка со свечами; стоял высокий столик, на котором, Вовчик это знал, лежали четвертушки бумаги и ручки, где бабки писали записочки за здравие и за упокой; стоял одноногий столик с распятием и дырочками для свечей, сейчас пустой, были ещё какие-то специфические столики, табуреточки и подставки; их стенания раздражали и отвлекали и без того скачущие мысли — ну, заперлись… надолго ли?.. Отец Андрей сразу прошёл в глубину храма; оттуда временами слышался его успокаивающий басовитый, поставленный голос.
Вот, опять стали чем-то лупить в двери, а за стенами грохнули ружейные выстрелы — в кого это?.. Ага, перестали лупить — дошло, что тут без тарана никак! Успела ли убежать Аделька? Сообразит хоть не в «общагу» свою бежать, и не в «дружину», а к Вовке? Да, Вовка же у Вадима! А с Вадимовым — это уже два калашниковых! А, да, я ж вроде ей и крикнул, чтобы к Вадиму — Вовка у него. Или нет?.. Вроде бы сказал! Да они и сами выстрелы услышат и сообразят! — он, сразу ободрившись, подмигнул Катерине:
— Ничего, отбились… на пока. Ничего. Сейчас наши подоспеют — и поквитаемся с этими… с еретиками.
Катька взглянула на него испуганно и недоверчиво. С разбитой губы по подбородку потянулась тягучая капля крови. Высокая грудь под текстильным тонким свитерком толчками поднималась в такт тяжёлому, уже успокаивающемуся дыханию.
Вовчик протянул ей обратно её платок, которым промокнул себе кровь на порезе руки, стал доставать из набедренного кармана перевязочный пакет, и вновь непроизвольно отметил про себя, какая Катька красивая: в полумраке возле двери, в тени не было видно ни грубого шрама возле левого глаза и по щеке, со следами Вовчиковых же стежков, когда он шил ей лицо после свалки с бандитами; ни припухавшего левого же глаза; а подбитая кровоточащая губа её совсем не портила. Видно было только точёный носик, гладкую щёку, длинные подрагивающие ресницы, и припухшую, как у обиженного ребёнка, тем не менее аккуратную такую губу… Губы. Губы, да. Появилось непреодолимое желание взять её за плечи, притянуть к себе, обнять за шею, прижаться губами к губам. Наверно, прохладные у неё губы, и упругие, а? Куснуть бы даже! Вовчик почувствовал, как внутри поднимается что-то первобытное… поймать дикарку, затащить в пещеру… чем тут не пещера? А там, снаружи — да хоть что; хоть саблезубые тигры стаями, хоть эти — гастеры, стаями же!.. Какая, а?..
Катька, видимо, что-то почувствовала — отодвинулась. Снова испуганно взглянула на него. Вовчик прерывисто вздохнул и постарался улыбнуться. Ничо так накатило на меня, ага. Читал, читал — после стресса, когда жизнь на волоске, либидо сильно повышается, ага. Секс — лучшее средство после стресса, да. Сильно повышается либидо, да, не врут. Аж… Опять вздохнул, искоса глянул на девушку. Отвернулась. Кстати, что это в дверь больше не ломятся? Во дворе — слышно — до сих пор кто-то орёт и плачет, разноголосица женских голосов, — и рокочущий, распоряжающийся голос главаря, не по нашему. Что они? Прислушался — ругается. Теперь по-русски, что характерно. Оно и понятно — там кого только у них нету, а русский — «язык межнационального общения», хе. Ругает своих, что действовали не согласованно, что упустили нас в церковь, что несколько человек смогли удрать — в лес и в деревню. Хорошо бы Аделька успела. Ничего-ничего, сейчас наши подоспеют — Вовка да Вадим это уже два калаша и ружьё, да дружина — у них два ружья охотничьих, да двустволка Петра Иваныча… а эти двери они фиг сломают — тут надёжно… предки ещё строили, вон петли какие! Пинком не распахнёшь, ни закроешь.
Вовчик опять ободряюще улыбнулся Катьке. Ну и пусть не смотрит на меня. Чего она меня шугается? Я же… нормально к ней. Не, она классная. А фигура какая! И боевая, ага. Что ей девки не объяснят, что шрам её не портит нисколько?..
Во дворе звякнули несколько раз железом в набатный кусок железяки — что там у батюшки, рессора кажется висит? Недолго — опять во дворе завопили не по-нашему мужские голоса, щёлкнул выстрел, кто-то запричитал — из женщин. А из глубины церкви, там, где стеной возвышался иконостас, порядком старый и только слегка восстановленный, в котором свежими заплатками среди почерневших ликов древних святителей выделялись новые иконы, раздались голоса: голос Отца Андрея, что-то возмущённый, на грани крика; голоса нескольких тёток-бабок — и несколько голосов совсем чужих, мужских.
Вовчика как дёрнуло, он дрогнул — откуда здесь мужчины?? Он рванулся туда, к алтарю — там группой стояли священник и тётки, а из Царских врат, на амвон, полукруглое возвышение перед иконостасом, откуда Отец Андрей во время службы и читал свои проповеди, куда и обычным-то прихожанам вход был строго воспрещён, а только священнику, показались трое, нет четверо чужих мужчин.
В церкви, в центральном зале за счёт высоких и узких окон было довольно светло, и их было хорошо видно. Видимо, они прятались в алтаре за иконостасом, а теперь, увидев что в церкви только женщины и старик — а Отца Андрея за всклокоченную теперь шевелюру и седую растрёпанную бороду вполне можно было принять за старика, — вышли оттуда и теперь что-то «предъявляли»…
В руках двоих из них были ножи, а один прижимал к груди тускло блестевшие чаши и богато украшенные коробочки с крестами на крышке — Вовчик не знал как они называются, помнил лишь, что они стояли на отдельном специальном столике в алтаре, в том месте, куда нельзя было заходить. Как их? Дарохранительница, что ли. Подсвечник какой-то… Чаша. Ещё чаша. Ложка на длинной ручке… Во, бля. Мародёры. Идиоты, это же всё дешевка, даже не позолота, а так — начищено…
Мародёры что-то говорили торопливо и убедительно, держались они…собственно, держались они именно как мародёры, то есть трусливо-нагло. Наверное, и даже наверняка они не участвовали в свалке на улице, а сразу полезли в храм, и теперь, застигнутые «на горячем», трусливо-нахально что-то «предъявляли». Кажется, они хотели пройти мимо священника, которого они наверняка приняли за просто оборванного избитого старика, к входным дверям; и ещё требовали чтобы и старик, и женщины шли туда же.
Но священник их не слушал — он был поражён; казалось, поражён даже больше, чем то, что «на пригорок» вторглись чужие, разбили ему нос и чуть не зарезали; поражён тем, что наглые чужаки появились из алтаря, из-за Царских Врат, куда и прихожанам-то вход был заказан; и ещё тащили священные вещи, то, что называлось «реликвии», явно собираясь ограбить храм… Вот почему и двери были распахнуты, и замка не было; — влезли сюда пока на дворе сумятица случилась — и шарились. Священник на секунды аж онемел от возмущения и гнева — видимо он внутренне мог понять и вторжение на «его территорию», и даже убийства, но такое простое, незамутнённо-невинное осквернение храма ввело его в ступор — уж очень неожиданно они появились из алтаря… думали-то что всё — заперлись от чурок, в относительной безопасности теперь… а они — вот они.
Но замешательство длилось лишь секунды — возмущённо и повелительно возвысив голос:
— Земляки! Не опускайтесь до кражи в храме, не совершайте богохульства, не уподобляйтесь поганым псам!..
И он ухватил одного за руку, — зазвенели, сыпясь на пол, предметы утвари, — рванул на себя, — тот вырвался, толкнул священника, ударил… Завизжали бабки и тётки, две из них тоже кинулись на пришельцев, а другие, не рискуя связываться, только шарахнулись в стороны, организовав такое «звуковое сопровождение», что зазвенело в ушах.
— «Зашли с тыла, получается!» — мелькнуло в голове у Вовчика, — «Твою дивизию!.. Срочно ликвидировать прорыв!!» — почему-то в голову полезли какие-то военизированно-стратегические мысли; и он, бросив Катьке «- Держи засов, следи!» на мгновение заметался, ища какое-нибудь оружие, — но нож, так хорошо послуживший в схватке, был потерян; и он, недолго думая, схватил ещё одну доску из стопки в углу около двери, такую же что они и использовали как засов; схватил её наперевес — и бросился на подмогу.
