Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Получилось, собственно, всё как-то быстро, дико, и совершенно не так как, очевидно, ожидали нападающие. Получив удар в лицо, Отец Андрей вдруг не повалился на землю, и не схватился за лицо, не завыл и не заскулил; а вдруг резко и совершенно неожиданно для лбов-охранников при Старшем двумя ударами поверг наземь одного из них, того, что ударил. Повернулся к другому — и снова «серия»; и здоровенный парень согнулся, держась за живот, пропустив левый по печени.
«Старший» рванулся к нему, одной рукой хватая священника за ворот рубахи, а другой рукой нашаривая на боку кобуру — но плотненький и невысокий священник несмотря на пузцо стал вдруг ловким и вёртким, оттолкнул его руку, — а Катька молча вцепилась Старшему в руку, которой тот шарил по кобуре, — и священник, получив фору в добрых полторы секунды, «пробил двоечку» в голову главарю…
Вот тогда и раздались выстрел. Стрелял один из пришельцев, стрелял поверх голов ставших вдруг активно разбегаться людей, загоняемых в помещение склада. До этого прихожане, «общинники», как овцы без пастуха, только тихонько и обиженно блея, безропотно позволяли загонять себя в каменную мышеловку, не помышляя даже о пассивном сопротивлении, — но двери ещё были не заперты, и не все ещё были загнаны в бывший склад, когда вот так вот их пастырь вдруг резко дал отпор нападавшим.
И «паства» рванулась на свободу. Сначала один мужчина оттолкнул стоявшего у входа азиата, и побежал в сторону; потом с криком женщина вцепилась в другого, толкавшего её к двери, — и тут же из прохода, толкая друг друга, ломанулись уже было согнанные в помещение. У входа получилась свалка, и выстрел поверх голов только усугубил панику. Уже ничего не соображая, люди, расталкивая старавшихся их остановить пришельцев, стали разбегаться. Поднялся крик. Другой абрек, тоже с ружьём, поспешил туда, и он явно стал бы стрелять на поражение — но его сбили с ног и даже попытались отнять ружьё.
Но силы были неравны: южан-пришельцев было и больше, и они были в основном моложе и сильнее. В ход пошли ножи и дубинки. Гвалт стал вообще оглушительным; крики, стоны, плач, ругательства на нескольких языках были слышны повсюду, и повсюду вспыхнули беспорядочные схватки с пришельцами. Впрочем, было ясно, что это не надолго и пришельцы одолеют: прихожане мечтали лишь об одном — вырваться из окружения нерусских, сбежать от церкви, которую заполонили «чурки»; пришельцы же были все поголовно вооружены как минимум ножами, и после начавшегося активного сопротивления пустили их в ход. Началась резня.
В поднявшейся суматохе и неразберихе Вовчик, вместо того чтобы как собирался изначально сбежать в деревню, к Вовке и автомату, вдруг неожиданно для себя оказался около священника и девчонок; он перехватил руку парня, готовящегося ударить Катьку, и, вывернув её в сторону, свалил его… Оттолкнул другого, выдернул буквально Адельку за руку из свалки, что-то (он не помнил что) кричал ей — и она побежала в сторону…
Произошедшую потом схватку Вовчик, как ни пытался, вспомнить не мог — отрывками только всплывали фрагменты: перекошенная злостью небритая физиономия парня в синей спецовке, перетянутой офицерским ремнём с явной претензией на «милитари-стайл»; текущая у него по подбородку пузырящаяся как пена для бритья слюна; свой нож в руке, и выписываемые им опасные «пируэты» — потому что у парня-то тоже в руке вдруг оказался немалой величины жабокол… Но тело вдруг стало лёгким и быстрым, а в голове образовалась звенящая пустота: он ничего не помнил и ни о чём не думал, но всё видел и во всём успевал — во всяком случае вполне здоровый парняга с ножом был, вернее, казался Вовчику вполне себе неуклюжим; и Вовчик весьма грамотно «цапнул» его клинком НР по держащей нож кисти руки, а потом и по локтю, и по плечу; а тот, в общем, ничего так и не смог поделать, только разевал безобразно пенящийся рот, выплёвывая почему-то русские ругательства, и довольно-таки неумело, хотя и сильно, махал своим клинком, так что веером летели капли крови с порезанной в нескольких местах ему Вовчиком руки…
Но это был вовсе не «ножевой бой по правилам», как Вовчик смотрел в роликах на ю-тубе, и как старался повторять в одиночку, нет, — кто-то налетел сбоку, сбили с ног, закричали; отталкивая навалившихся он пару раз ткнул клинком во что-то мягкое и упругое; вьюном вывернулся из кучи-малы, выпустив из руки нож, встал на четвереньки, получил пинок по рёбрам, но вскочил… Старший пришельцев, в прежде чистеньком щегольском, а теперь растрёпанном, с выбившимся из-под ремня кителем, камуфляже, пытался поднять с взрытой каблуками пыльной земли выбитый из рук пистолет, но в него с одной стороны вцепилась Катька, с другой — какая-то истошно воющая бабка со сбившимся на плечи с седой растрёпанной головы синим платочком, и у него ничего не получалось. Отец Андрей, весь растерзанный, с текущей обильно из носа кровью, с полуоторванным рукавом рубахи, дрался аж с двумя парнями. Адельки уже не было видно.
Снова схватили за руку и за шею — а ножа уже не было: выронил, когда поднимался. Оттолкнул, одного, другого; вывернулся вьюном из рук третьего — а в голове только мысль: главное снова не упасть, упадёшь — навалятся, задавят, истыкают ножами, убьют!
Да, потом они каким-то образом умудрились прорваться к церкви, к входу. Прежде обычно запертый в дневное, хозяйственное время на несерьёзный в общем-то блестящий навесной замочек храм был сейчас настежь открыт; были открыты и лёгкие деревянные филёнчатые двери, ведущие в небольшое помещение, своего рода коридорчик, откуда сбоку винтовая лестница вела на небольшую колокольню, возвышавшуюся над входом в храм — Вовчик, не сведущий в религии, и уж точно несведущий в устройстве церкви знал, что площадка под открытым небом перед входом называлась паперть, а вот этот проход с колокольней перед собственно входом в храм как называется он не знал, и потому по городской-то привычке про себя называл его «предбанником» — он был открыт; открыты настежь были и тяжёлые, старые ещё железные двери в собственно церковь.
Удрать вообще с «пригорка» не получалось; нападавших было слишком много, они были повсюду и уже однозначно перестали церемониться с местными — в руках бывших гастарбайтеров сверкали ножи, а пять-семь стонущих или уже недвижимых тел на площадке около хозпостроек показывали серьёзность их намерений. Выбора уже не было, и они — окровавленный священник, Катька и Вовчик, а также шестеро батюшкиных прихожан, все растрёпанные и ревущие тётки и бабки, — устремились в спасительную, как казалось, темноту и прохладу церкви.
К счастью, с внутренней стороны ворот — по другому тяжёлые двустворчатые кованые высокие створки, покрытые кое где облупившейся голубой краской с проступившими пятнами ржавчины язык не поворачивался назвать, — были два кованых же крюка, видимо специально и приспособленных чтобы запирать их изнутри на балку-засов. Зачем?.. Кому и зачем нужно было предусмотреть возможность запираться внутри церкви? Теперь это уже не узнать, кости строителей церкви давно истлели в земле, а крюки — вот они, остались! И толстая обрезная доска из стоящей в углу вкусно пахнущей строганной древесиной стопки пиломатериалов — внутри церкви, как и везде, параллельно шёл вялотекущий ремонт, — как нельзя лучше легла в проушины крюков. Спасены! Да здравствует мудрость и непростая история предков, предусмотревших возможность запереться даже и в церкви как в замке!
Привалившись спиной к импровизированному засову, Вовчик облегчённо выдохнул. Хоть на время, хоть в осаде — в железные створки дверей-ворот снаружи тут же ударили, толкнули, заругались не по-нашему, — но спасены. Есть время передохнуть и осмотреться. Не прострелят?? Неее, вон какие тяжёлые и толстые створки. Но — время, да. Саднили ободранные костяшки кулака, кровоточил порез на тыльной стороне кисти, болел бок, куда пнули… Если б он не встал тогда!.. У… удачно получилось! Чуть не прирезали, а, Кать?.. Та молча кивнула.
Ей тоже досталось: припухлость под глазом, явный будущий синяк и кровоточащая ссадина на губе явно показывали что в схватке она была не наблюдателем. Привалилась спиной же рядом с Вовчиком, к засову. Пошарила в кармане, достала платок, протянула, кивнув на порез. Темно тут, у двери — а увидела.
