Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна (список книг .TXT) 📗
Палец Калягина застыл над кнопкой с изображением зеленой трубочки.
Коваль пожал плечами и набрал номер. Сотовую трубку долго не брали, потом раздраженный голос сказал:
– Але!
– Иннокентий Михайлович, – сказал Коваль, – это я. Вот тут у меня сидит человек, о котором мы с вами вчера беседовали. Тот самый, который помог разобраться с грузовиком. Он утверждает, что будет говорить либо с тобой, либо со своим шефом.
В трубке несколько мгновений молчали. Потом Лучков велел:
– Дай мне его.
Коваль протянул трубку.
– Такой крутой, да? – раздраженно поинтересовался Лучков. – Круче тебя только вареные яйца?
– Если я делаю серьезное дело, – ответил Калягин, – я хочу получить за него серьезные деньги.
Лучков некоторое время молчал, потом назвал место и время встречи.
Через час черный гробообразный «Гелендваген» привез Калягина и Коваля в загородный дом отдыха банка «Ивеко», тот самый, в котором вот уже третий месяц проживал Дима Неклясов.
Лучков встретил их на третьем этаже в просторной переговорной комнате с белыми пластиковыми стенами и синими овальными столами. Шеф службы безопасности банка был явно нездоров: он кашлял, глаза у него были красные, и куча использованных бумажных салфеток на столе рядом с ним все росла и росла.
Калягин, сопровождаемый двумя качками из охраны, молча прошел в комнату и сел напротив Лучкова. Качки сгинули. Калягин смотрел перед собой куда-то в морозные узоры, нарисованные на стекле. Он прекрасно понимал, что у него есть все шансы не уйти из этого места живым.
Некоторое время никто не говорил ни слова. Потом Лучков очень тщательно высморкался, скомкал белую бумажную салфетку, бросил ее в горку траченых близняшек, чихнул и сказал:
– И зачем ты хотел меня видеть?
– В этом деле, – объяснил Калягин, – уже было три человека. Заславский, Брелер и Неклясов. Заславский работал с ворами, а Неклясов – с вами. В результате Заславского посадили в подвал и зарыли в землю, а Неклясов жив и здоров. Вот поэтому я хочу работать с вами.
– И какие же твои условия?
– А что вы от меня хотите?
– А ты сам как думаешь?
Калягин сжал губы.
– С этой эмиссией вам хана. Если она будет, вы ничем и никак не удержитесь на заводе. Вам нужно, чтобы эмиссии не было. Для этого нужно убрать двух человек – Извольского и Черягу.
Черяга тоже имеет полное право распоряжаться деньгами «Стилвейл». Если убрать одного Сляба, Черяга все равно разместит эмиссию, причем контрольный пакет купит сам. Так?
– Ты говори, я слушаю…
– Это я слушаю, – возразил Калягин. – Хорошо. Я помог замочить Камаза. Признаюсь. Но я не стрелял в него. И мне даже на суде никто ничего не предъявит, потому что чтобы был суд, надо рассказать следствию, что в Камаза стрелял Лось, а никто из ваших Лося не сдаст. Допустим – только допустим, – что у вас есть изобличающие меня пленки. Максимум, кому вы их сможете предъявить – это Слябу и Черяге. У меня были серьезные причины для недовольства Камазом. Мочить они меня не станут.
– Но оберут до последней нитки и выкинут из города, как Скоросько, – заметил Лучков, – а уж там у вас найдется куча поклонников, которые будут соревноваться за честь пустить пулю в бывшего начальника ахтарской промполиции. Вели вы себя на этом посту куда как нагло…
– Два миллиона, – сказал Калягин.
– Что?!
– Два миллиона долларов на счету в швейцарском банке. На указанное мной имя. Вы отмаксали Димке Неклясову четыре миллиона, а он для вас мокрухой не занимался.
– Да мы киллеру меньше заплатим, – вспылил Лучков.
– Сколько вы киллеру отстегнете, это ваше дело, – возразил начальник промполиции, – этих кадров на рынке по рупь двадцать пучок продают… А кроме меня, вам выбирать не из кого: монопольное положение диктует монопольные цены. Справедливо как относительно «Газпрома», так и относительно моей скромной особы.
– Миллион, и вы берете ликвидацию на себя. Лично.
– Вы с ума сошли? И не подумаю. Что-что, а у меня будет железное алиби.
Лучков засопел. Два миллиона – это вам не чаевые. Калягин был, конечно, прав, Дима Неклясов мог бы получить четыре миллиона за посильную помощь в кидалове. Но, во-первых, эти четыре миллиона принадлежали не «Ивеко», а совсем другому банку, а во-вторых, Дима их пока не получил. Напротив, они крутились пока на счету «Ивеко», и в целом получалось, что если первая стадия кидняка принесла «Ивеко» без малого двенадцать миллионов, из которых он точно мог покрыть расходы на суды, чиновников и журналистов, то во второй стадии кидняка придется платить свои кровные два лимона. И еще – немаленькие деньги киллеру.
Начальник службы безопасности вышел в соседнюю комнату, там быстро извлек из кармашка сотовый телефон. Арбатов откликнулся сразу.
– Есть возможность сделать то, что вы просили, – сказал Лучков, – но это обойдется около трех миллионов долларов.
Арбатов выдержал секундную паузу. Потом:
– Гарантия сто процентов?
– Девяносто девять и девять десятых. Мы…
– Меня не интересуют детали. И сумма тоже.
Иннокентий Михайлович вернулся в кабинет и долго еще с Калягиным торговался. В конце концов они сошлись на миллионе четырехстах долларов. Киллер должен был обойтись еще тысяч в триста: все-таки валили не хозяина коммерческого ларька, а единоличного властелина города Ахтарска плюс его визиря и неизбежного преемника. Таким образом, Иннокентий Михайлович сэкономил для банка как минимум поллимона. Это было немного, но Иннокентий Михайлович, как рачительный эконом, весьма этим гордился.
Пока для банка в Москве происходили все крайне неприятные события с эмиссией, вице-президент «Ивеко» Геннадий Серов продолжал пребывать в городе Сунже. За то время, которое было потрачено на организацию филиала, куча областных предприятий согласились стать будущими клиентами банка, не говоря уже об областной администрации. Губернатор не только пообещал держать там кое-какие счета, но и с треском наехал на председателя Пенсионного Фонда, который до сих пор столовался в собственном банчке «Сунженская гарантия». Результаты столования были поистине прекрасные – банчок навыдавал кучу кредитов фирмам, зарегистрированным на квартире тещи председателя Пенсионного Фонда, а пенсии в области задерживали вот уже третий месяц.
Таким образом, наезжая ради «Ивеко» на Пенсионный Фонд, губернатор занимался любимым делом областных начальников: он отдавал деньги одного вора другому вору. При этом исходные рубли самому губернатору ни с какого бока не принадлежали.
Теперь, после известия об эмиссии и о том, что зубастая пасть «Ивеко», щелкнув, промахнулась мимо хвоста ахтарского изюбря, все перспективные клиенты брызнули наутек. Можно было, конечно, плюнуть на все и вернуться из этого мерзкого климата в Москву или, еще лучше, куда-нибудь в Тайланд, но в Серове неожиданно проснулось волчье упорство. День за днем он объезжал область, делая порой по зимнику по триста-четыреста километров в один конец, навещая соблазненных им директоров и добиваясь от них потверждения прежних намерений. Большая часть этих директоров были простаивающие оборонщики – люди, с которыми Серов был просто запрограммирован находить общий язык, и, кроме того, их было очень легко привлечь на свою сторону. Ведь директорам ВПК банк мог обещать не кредиты из личных средств банка (что было совершенно ненужно, смешно и как-то никем не делалось), а деньги государства и выгодный военный заказ. О связях «Ивеко» в Минобороны и с новым вице-премьером, курирующим промышленность, знали все, и не меньше трети повенчанных уже было клиентов сказали банку окончательное «да». Остальные две трети были уверены, что теперь Извольский оторвет голову сначала губернатору, потом – банку, а потом поставит к финансовой стенке всех, кто на дурную голову вздумал заводить шашни с «Ивеко».
Возможно, Геннадий Серов и не занялся бы этим муторным и, в общем-то, не совсем приличествующим его рангу делом (хотя, с другой стороны, мелкий работник «Ивеко», прибывающий, для галочки, на занесенный снегом химзавод, вызвал бы у тамошнего директора только привычный приступ москвофобии: вот, мол, к директору посылают замначальника отдела, а высшее руководство из Москвы носу не кажет), если бы не одно тонкое обстоятельство: вот уже вторую неделю Геннадий Серов проживал не в гостинице, а в трехкомнатной уютной квартире племянницы Федякина Клавы.
