Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна (список книг .TXT) 📗
– Ну вот, солнышко, теперь мы квиты.
Ирина что-то полусонно пробормотала.
– Согласись, солнышко, – тихо проговорил Извольский, – что ты бессовестно воспользовалась моим беспомощным состоянием и изнасиловала меня, а?
Ира засмеялась, и они снова начали целоваться.
Денис тихо приотворил наружную дверь и выскользнул из спальни. Слава богу, в коридоре никого не было. Денис прошел в кабинет Извольского и отыскал там в шкафу подаренный кем-то коньяк. Выпивку, куда в большем количестве, можно было найти и внизу в столовой, но в столовой Денис наверняка бы напоролся на охранников или гостей, а сейчас Денис меньше всего хотел напороться на кого-нибудь.
Он сидел в чужом кабинете, спиной к окну, и время от времени прикладывался губами к бутылке. Он сидел так, пока в кабинет не забрел Володя Калягин. После этого Денис очень натурально улыбнулся, отставил коньяк и спустился вниз.
За морозным окном, освещенная красным закатным солнцем, на льду перед реликтовым бором мерзла демонстрация. Никто из обитателей Сосновки не обращал на нее особого внимания. Только первый заместитель Извольского, Миша Федякин, сел в машину и подъехал к пикетчикам. К этому времени их оставалось всего семь или восемь человек, и Федякин повез их всех к себе домой пить чай. Про Извольского Федякин сказал, что тот наверняка бы позвал к себе демонстрантов, но очень устал и сразу после дороги заснул.
С этого времени Вячеслав Извольский неожиданно быстро стал поправляться. Вопреки всем прогнозам врачей, пугавших больного сибирскими морозами и диким степным ветром, директор креп день ото дня и спустя неделю уже появился на заводе, где и провел почти два часа.
Особого смысла в его появлении не было, и Денис Черяга даже не переехал обратно к себе: оперативное руководство предприятием было просто невозможно осуществлять ниоткуда, кроме как из кабинета Извольского.
Врачи, наблюдавшие за директором, дивились и говорили о силе самовнушения. Денис при их словах все время вспоминал одну и ту же картинку: обнаженную женскую фигурку в белых хлопчатых носочках и глупую улыбку на лице директора. Впрочем, вскоре это стало известно и врачам, и охранникам. Спальни Ирины и Извольского находились рядом, и многие знали, что хорошенькая москвичка проводит ночи не у изголовья больного, а именно в его постели. Правда, теперь Ирина была осторожнее, и двери в спальню Извольского неизменно в подобных случаях запирались на замок.
Спустя десять дней по возвращении Сляба в Сосновке состоялось что-то вроде Совета директоров. Так можно было именовать это мероприятие с некоторой натяжкой, ибо в совещании участвовал и начальник промполиции Володя Калягин, и Сенчяков, и мэр города, и, само собой, формально не являвшийся членом СД Денис Черяга, – всего тринадцать человек.
Извольский председательствовал на совещании, восседая в инвалидной коляске, в теплом свитере и укрытый клетчатым пледом. Совет начался с отчетов о положении дел на заводе, и, конечно, хорошего в этих отчетах было мало.
Реконструкция АМК практически прекратилась. О строительстве нового прокатного стана не вспоминали третий месяц.
Отношения с губернатором испортились до предела. Завод прекратил платежи в областной бюджет, а губернатор вызвал из Москвы две следственных группы, одну от ФСБ и другую – от налоговой полиции. В отместку завод активно скупал долги самой области, а группа депутатов областного собрания, находящихся на содержании у АМК, громко хаяла губернатора.
Областной бюджет не единственный имел зуб на Извольского. Купив недостроенную Белопольскую АЭС, Извольский покусился на монопольное право директора энергосистемы продавать электроэнергию по цене, порог которой не определялся ничем, кроме его некомпетентности, и класть себе из этой цены в карман столько, сколько позволит его жадность. Теперь, после команды «фас», энергетики встали на дыбки и отказались принимать от завода в уплату что-либо, кроме денег.
Требование это было сколь законно по форме, столь и абсурдно по существу, ибо означало, что завод должен расплачиваться за товар, цена на который завышена втрое, не другим товаром, цена на который опять-таки завышена втрое, а деньгами, которые стоят ровно столько, сколько они стоят.
– Они грозили отключить завод, – сказал Денис, – недели две назад.
– Но не отключили? – уточнил Извольский.
– Там с человеком, который собирался это сделать, с замдиректора, случилась неприятность, – бесцветным голосом сказал Миша Федякин. – Его в подъезде хулиганы избили.
Извольский слегка поднял брови. Взгляд его пропутешествовал по комнате и остановился сначала на Черяге, а потом на Володе Калягине.
– Сильно избили? – справился Извольский.
– Он недели через две поправится, – безразлично ответил Черяга.
За столом на мгновение наступила тишина, и потом в этой тишине главный инженер Скоросько, человек далекий от чего-либо, кроме производства, и в общем-то не склочный, спокойно сказал:
– Все-таки хотелось бы понять, Денис Федорович, у нас тут акционерное общество или шайка бандитов. Потому что, на мой взгляд, акционерное общество может договориться с энергетиками без э…э… хулиганов в подъезде.
– Я не совсем понимаю, какое я имею отношение к хулиганам, – ответил Черяга.
Кто-то, кажется Миша Федякин, коротко и презрительно рассмеялся.
– Такое, – сказал Скоросько, – что за день до того, как у нас кончилась налоговая проверка, у начальника областной налоговой инспекции на воздух взлетела новенькая «Ауди».
Денис повернулся к Скоросько.
– Проверка насчитала комбинату штрафов на два миллиона рублей, – сказал Денис, – тебе было бы приятней, если бы она насчитала их на два миллиарда?
– Хватит, – сказал Извольский, – это мы здесь обсуждать не будем. У кого еще информация по существу?
Информация по существу была у многих.
АвтоВАЗ, старый партнер АМК, напрочь перестал платить за металл. «Денис Федорыч, ты чего хочешь, – весьма откровенно объяснил Черяге по телефону один из замов Николаева, – у вас же хозяин непонятно кто. Если ты хочешь, чтобы мы у тебя брали лист, – подожди и не вякай. А если ты хочешь, чтоб мы платили, так мы тогда у Липецка возьмем». Примеру АвтоВАЗа, хотя и не с той откровенной наглостью, последовали еще несколько предприятий.
Зам. губернатора Трепко, подписывавший последние два месяца, вопреки устным указаниям своего шефа, выгодные налоговые зачеты для комбината, едва не вылетел с работы. Слава богу, нашлись серьезные люди (а если говорить точнее – сын Трепко был близок сунженским браткам), которые восприняли едва не случившееся увольнение как измену неким договоренностям, и Трепко остался.
После этого сунженские бандиты забили стрелочку Денису Черяге и явно пытались набиться на слова благодарности. Было это еще три недели назад, Витя Камаз был жив, и Денис с Камазом приехали на стрелку вдвоем – в уютный сунженский ресторанчик «У Павиана». Там Камаз и Черяга заморочили браткам голову совершенно: бывший долголаптевский бригадир разыграл перед ними сцену, из которой следовало, что никакому Ковалю он не изменял, что все это прикрытие и на самом деле завод сейчас, ища управы на банк «Ивеко», работает с долголаптевскими, а сам Камаз на заводе – полномочный посол московской группировки. У братков поотвисали челюсти, и они если и не поверили Камазу окончательно, то набиваться на благодарность перестали.
У Сенчякова завод не работал третий месяц. Правда, зарплату людям платили, из ссуды, выданной банком «Металлург». Зато Сенчяков не заплатил за электроэнергию и канализацию, и его равнодушно отключили и от того, и от другого. «У меня в заводоуправление войти нельзя! – простодушно пожаловался Сенчяков, – воняет!» И тут же приписал отключение канализации проискам масонов.
Последним выступал директор Белопольской АЭС. Совместное предприятие с РАО «Атомэнерго» было учреждено, главой его стал профессиональный атомщик, один из ликвидаторов Чернобыльской аварии, некто Валентин Сережкин, но делать предприятие, понятное дело, ничего не делало. Заводу было не до АЭС.
